лет, то вряд ли в Германии останется хоть один пфенниг, а мы, скорее всего, вынуждены будем пожирать друг друга. [Ростовщичество ] выдумал дьявол, а папа, утвердив его, подверг бедствиям весь мир. Поэтому я сейчас прошу и взываю: пусть каждый поразмышляет о своей собственной погибели, о [погибели] своих детей и наследников, которая не только [находится] у его порога, но уже не дает покоя в доме. И пусть император, князья, господа и горожане сделают все для того, чтобы ростовщичество строжайшим образом было подвергнуто проклятию и немедленно запрещено, не обращая внимания на то, что против этого папа и все его право или бесправие и что на этом держатся лены и монастыри. Лучше, если в каком-нибудь городе будет один лен [на основе] справедливого наследования или арендной платы, чем сто — [на основе ] ссуды. Не подлежит сомнению, что один лен, [за который нужно] выплачивать проценты, хуже и обременительней, чем двадцать наследственных владений. Воистину, ростовщичество, в одно и то же время способствующее обветшанию наших как земных, так и духовных ценностей, стало свидетельством того, что мир, [погрязший] в тяжких грехах, продался дьяволу. А мы все еще ничего не предпринимаем!
По правде говоря, есть необходимость и в том, чтобы обуздать Фуггеров 220 и другие компании такого же рода. Разве может считаться Божественным и справедливым то, что на протяжении человеческой жизни одна [торгово-ростовщическая ] компания наживает такие огромные, королевские богатства? Не будучи знаком с торговыми расчетами, я не понимаю, как можно, имея сто гульденов, заработать в течение года двадцать, и даже, [имея ] один, — [заработать ] еще один, и все это — не занимаясь земледелием или скотоводством: ведь в этих занятиях благосостояние зависит не от сметливости человека, а от щедрот Божиих. Но пусть займутся этим осведомленные в мирских делах. Я же как теолог могу в данном случае порицать лишь преуспевающих во зле и вводящих в заблуждение. Ведь святой Павел говорил: «Удаляйся имеющих вид благочестия, [силы же его отрекшихся ]» 221. Я глубоко убежден в том, что намного благочестивее было бы умножать земледелие и сокращать торговлю. И достойны похвалы те, которые, в соответствии с Писанием, обрабатывают землю и этим добывают себе пропитание. Ведь к нам и ко всем обращены слова, сказанные Адаму: «Проклята земля [за тебя]; когда будешь на ней работать, терние и волчцы произрастит она тебе; и в поте лица своего будешь есть хлеб свой» 222. И как много еще невспаханной и необработанной земли!
Теперь перейдем к злоупотреблению обжорством и пьянством, из-за которого нас, немцев, всячески поносят в чужих краях и которое считается особым, только нам присущим пороком. Он сейчас настолько укоренился и распространился, что проповеди, осуждающие его, [не помогают ]. Конечно, можно было бы не говорить об имущественном ущербе от него, если бы за ним не следовали другие пороки: убийство, прелюбодеяние, жульничество, богохульство и разнообразные дурные наклонности. Светскому мечу подобает предпринять против этого некоторые меры, иначе, как возвестил Христос, может случиться, что Страшный Суд наступит внезапно 223, когда они будут пить и есть, жениться и выходить замуж, строить и сеять, покупать и продавать. А сейчас во всем этом настолько усердствуют, что я воочию убеждаюсь: Страшный Суд — уже на пороге, хотя о нем меньше всего думают.
И последнее: разве не прискорбно, что мы, христиане, позволяем содержать у нас общедоступные публичные дома, в то время как все мы крестились для целомудрия? Мне хорошо знакомы возражения некоторых, утверждающих по этому поводу, что народ привык к этому и что лучше [посещать] такие [заведения], чем опозорить девушку, или замужнюю, или вообще порядочную [женщину]. Разве не стоит светским и духовным правителям задуматься над тем, как воспротивиться такому языческому поведению? Если народ Израиля смог искоренить такое безобразие, то почему не могут поступить так же христиане? Да и вообще, ведь многие местности, города, ярмарки и деревни обходятся без таких домов. Так почему же не могут обойтись без них большие города? Давая этот и другие, отмеченные выше советы, я хотел показать, сколько добрых дел могла бы свершить светская власть и, вообще, в чем заключаются обязанности любой власти. А исходя из этого, каждый может уяснить, какая тяжкая ответственность лежит на тех, кто восседает наверху и правит. Какая польза от того, что правитель сам по себе так же свят, как святой Петр? Ведь если он даже не помышляет о том, чтобы заботливо помочь своим подданным в делах, [которые мы обсуждаем ], то они проклянут его правление, ибо власти обязаны печься о благе подданных. И если бы власти заботились о молодежи, вступающей в брак, то надежда на [обеспеченную] жизнь в браке, несомненно, помогла бы каждому сопротивляться искушениям и преодолевать их. А теперь получается так, что каждого [молодого человека ] воспитывают для принятия сана священника или монаха. И «я беспокоюсь, что каждый сотый из их числа не имеет никаких иных побуждений [для вступления в духовное сословие], кроме заботы о пропитании и сомнения в том, что, вступив в брак, он сможет содержать свою [семью ]. Поэтому они смолоду распутничают вдоволь, желая (как говорится) перебеситься, но на самом деле, как учит опыт, еще больше втягиваются в разврат. Я считаю справедливой поговорку: отчаяние создает большую часть монахов и священников. Потому-то и ведут они такое [порочное] житье-бытье, какое нам доводится наблюдать.
Но я хотел бы от всей души посоветовать: чтобы избежать множества необычайно распространенных прегрешений, ни юноши, ни девушки до тридцати лет не должны связывать себя обетом целомудрия или духовной жизни. Ведь это особая милость, как говорит святой Павел 224. Поэтому тот, кто не [ощущает ] особого Божественного призвания к этому, должен повременить с принятием сана священника и обетов. Скажу больше: если ты почти не надеешься на Бога, [сомневаясь ] в том, что, вступив в брак, ты сможешь прокормить [семью], и только из-за этого маловерия хочешь стать духовным, то я прошу тебя, ради твоей собственной души — не стремись сразу стать духовным, а стань прежде крестьянином или займись тем, к чему у тебя есть склонность. Ведь если нужно доверчиво уповать на Бога, чтобы добывать пищу земную, то, несомненно, для пребывания в духовном сословии нужно десятикратное упование [на Бога ]. Если ты не веришь, что Бог может дать тебе пищу земную, то разве ты можешь уверовать, что Он поддержит тебя духовно? Ах, неверие и недоверчивость губят все, ввергают нас во всяческие бедствия! И это относится ко всем сословиям. Еще очень многое нужно было бы сказать о жалком положении молодежи. Ведь о ней некому позаботиться. Все идет, как и встарь, и от властей [молодежи ] столько проку, как если бы их вообще не было. А ведь это должно быть первейшей заботой папы, епископов, власть имущих и соборов. Но они, не принося никакой пользы, [стремятся лишь к тому], чтобы обладать безграничной властью. О, какой редкостью из-за этого будет на небесах господин и владыка, даже если он сам построит сто церквей и воскресит всех покойников.
На этот раз довольно. Ведь о том, как подобает действовать светской власти и дворянству, я, на мой взгляд, обстоятельно рассказал в книжке «О добрых делах» 225. Им подобало бы жить, да и управлять лучше, чем они это делают. Но все-таки, как я отмечал в той [книге], нет никакого сравнения между светскими и духовными злоупотреблениями. Я также хорошо понимаю, что повел песню слишком высоко, добавил много предложений, которые покажутся невыполнимыми, на многое нападал слишком резко. Но что мне оставалось делать? Я должен был сказать это. Если бы у меня была возможность, то мне хотелось бы это и свершить. Пусть лучше на меня гневается мир, чем Бог. Ведь ничего, кроме жизни, меня лишить не смогут. Раньше я не раз предлагал мир своим противникам. Но, как я вижу, Бог посредством их вынуждает меня говорить все громче, а им, поскольку они постоянно должны что-то делать, дает возможность говорить, лаять, кричать и писать. Ну да ладно, я знаю еще одну песенку о Риме и о них, [т. е. о папе и его сторонниках ]. И хотя у них зудит в ушах, я намереваюсь спеть и ее, причем на самых высоких нотах. Вполне ли понимаешь, любезный Рим, что я имею в виду?
Я также неоднократно предлагал обсудить мои сочинения, но все это не помогло. Я, правда, знаю, что поскольку мое дело правое, то оно подлежит проклятию на земле и будет оправдано только Христом на небесах. Ведь все Писание свидетельствует о том, что христиане и их дело должны быть оправданы лишь Богом. На земле же еще никогда ни один из людей не был оправдан, ибо во все времена противник был слишком велик и могуществен. Я также особенно сильно беспокоюсь и опасаюсь того, что мое дело может не подвергнуться проклятию. В таком случае я бы уверился в том, что оно не угодно Богу. Поэтому пусть смелее выступают [против него] папа, епископы, священники, монахи или ученые. Они, воистину, те люди, которые обязаны преследовать правду. Ведь во все времена они именно так и поступали.
Дай, Боже, всем нам христианское благоразумие, а христианскому дворянству немецкой нации наряду с этим и истинное духовное мужество для того, чтобы принести пользу бедной Церкви. Аминь.
