или славить их. Ибо мы должны уповать только на Бога и славить только Его. Его одного мы должны любить, бояться и почитать.
Павел использует термин “положение” [личность, лицо] человека для определения апостольства, то есть служения Апостолов, которые совершили множество великих чудес, научили и обратили многих в веру и которые лично знали Христа. Другими словами говоря, термин “положение” охватывает все внешнее поведение Апостолов, которое было свято, так же, как и их авторитет, который был огромен. И тем не менее Павел говорит, что Бог беспристрастно взирает на это — не то чтобы Он не замечает этого вообще, но там, где речь идет об оправдании, Он с этим не считается. Мы должны уделить этому различию особое внимание — о богословских вопросах мы должны говорить совершенно иначе, нежели о социальных. Когда речь идет о социальных вопросах, как я уже говорил, Бог хочет, чтобы мы относились с уважением и почтением к этим “положениям”, как Его “маскам”, или “орудиям”, посредством которых Он содержит мир и управляет им. Однако когда речь идет о религии, о совести, о страхе Божием, о вере и о служении Богу, тогда мы не должны страшиться каких-то общественных рангов или уповать на них, равно как не должны искать в них утешения и избавления, как физического, так и духовного. Вот почему Бог не хочет лицеприятия “на суде” , ибо суд есть нечто божественное. Я не должен бояться судью или любить его, но бояться я должен чего-то совершенно иного и уповать также на что-то совершенно другое, а именно — я должен бояться и уповать на Бога, Который является истинным Судьею. Мне следует проявлять уважение и почтение к мирскому [гражданскому] судье, который является “маской” Бога, и я должен делать это ради Бога. Но моя совесть [мое сердце] не смеет возлагать своего упования на правосудие мирского судьи, равно как не смеет впадать в трепет от его тирании. Ибо если такое происходит, я могу впасть в грех против Бога и оскорбить Его своей ложью, лжесвидетельством или отрицанием истины. В остальных случаях, когда речь не идет о Боге, я, конечно же, должен с почтением относиться к судье.
Так, скажем, мне следует с почтением относиться к папе и любить его [общественное] положение, при условии, что он оставляет мою совесть свободной и не требует, чтобы я грешил против Бога. Но ведь он хочет, чтобы ему поклонялись и чтобы его боялись таким образом, что при этом наносится оскорбление Божественному Величию, ранится совесть, а мне возвращается рабство греха. Поскольку мы должны отказаться здесь либо от одного, либо от другого, давайте отвергнем общественное положение и прильнем к Богу. Мы могли бы быть вполне удовлетворены, пребывая под властью папы, но он злоупотребляет своим авторитетом и своей властью. Он пытается заставить нас отвергнуть Бога и богохульствовать, признавая своим богом только его, папу. Он стремится связать и ограничить нашу совесть [наши сердца] и забрать [присвоить] тот страх и то упование, которое мы должны воздавать одному лишь Богу. Поэтому нам следует против нашей воли воспротивиться папе. Ибо написано (Деян.5:29): “Должно повиноваться больше Богу, нежели человекам”. Поэтому мы со спокойной совестью отвергаем власть папы, и это является для нас особым утешением. В противном случае, вина за призыв к неповиновению, согласно папе, и особенно — согласно Его Величеству императору, которым по заповеди Божией мы должны оказывать всяческое почтение, — несомненно, легла бы тяжким бременем на нашу совесть. Мюнцер и другие сектанты противились папе, но лишь ради своего общественного положения, а не ради Бога. Мы были бы счастливы проявить почтение к Чудовищу и его размерам, то есть папе и его епископам со всеми постами и положениями, которые они занимают, если бы они позволили нам сохранить Христа. Однако, так как нам не удается добиться от них этой уступки, мы отвергаем [их] общественное положение и смело повторяем вслед за Павлом: “Бог не взирает на лице человека”.
Соответственно, [здесь] имеет место определенное ударение на слове “Бог”. Там, где речь идет о религии и о Слове Божием, не должно быть лицеприятия. В стороне же от религии и в стороне от Бога должны быть ????????????? и лицеприятие. Ибо в противном случае возникла бы путаница и всякое почтение и порядок исчезли бы. В этом мире Бог хочет, чтобы соблюдался порядок, а также чтобы существовали уважение [почтительное отношение] и различия между общественными положениями. А иначе — малое дитя или ученик, подчиненный или слуга могли бы сказать: “Я являюсь таким же христианином, как и мой отец, или учитель, или князь, или господин! Так почему же я должен уважать его?” Таким образом, Бог хочет, чтобы среди нас соблюдались различия в общественном положении — но не в глазах Божиих, где все различия исчезают. Перед Ним нет ни язычника, ни иудея [“ни грека, ни еврея”], но все едины во Христе (см. Гал.3:28).
Таким образом, Павел опровергает аргумент, который лжеапостолы основывали на авторитете Апостолов. Он говорит, что аргумент этот является из ряда вон выходящим и не имеет никакого отношения к вопросу. Ибо суть рассматриваемого вопроса сводится вовсе не к различиям в общественном положении, вопрос намного важнее. Это божественное дело, к которому имеет отношение Бог и Его Слово. Это вопрос о том, должно ли Слово Божие иметь приоритет над апостольским служением или же наоборот. И на этот вопрос Павел отвечает: “Для сохранения истины благовествования и поддержания Слова Божия и праведности веры в чистом и неоскверненном виде давайте не станем считаться с апостольским служением ! Будь то Ангел с небес, Петр или Павел — пропади они все пропадом [если на карту ставится Слово Божие]!”
И знаменитые не возложили на меня ничего более.
Он имеет в виду следующее: “Я общался и беседовал с Апостолами вовсе не таким образом, что они научили меня чему-то. Ибо чему еще они могли научить меня, если Христос Своим откровением уже научил меня всему, если я проповедовал Евангелие язычникам в течение восемнадцати лет и если для того, чтобы подтвердить мое учение, Христос совершил столь многочисленные чудеса через меня? Таким образом, это была не полемика, а просто совещание, на котором я рассказал о том, что совершил. Язычникам я проповедовал одну лишь веру во Христа, безо всякого Закона. И в результате этого провозглашения веры Святой Дух сошел на язычников, и они сразу же стали говорить на иных языках. Поэтому лжеапостолы напрасно взывают к авторитету Апостолов, как будто они наставили меня. Ибо я ничему не научился у них и не защищал перед ними свою позицию, но просто рассказал им, как я проповедовал Евангелие среди язычников. Когда Апостолы услышали это, они засвидетельствовали, что я проповедовал правильно”.
Теперь, когда Павел говорит, что другие Апостолы ничему не научили его, эта гордость является уже не грехом, но чем-то весьма необходимым. Ибо если бы он уступил и подчинился бы здесь [своим противникам], то истина благовествования погибла бы. Но если Павел отказался уступить лжеапостолам, надменно противопоставлявшим ему авторитет истинных Апостолов, то тем более мы не должны уступать беззаконным папистам, которые бахвалятся авторитетом своего идола, папы римского. Я знаю, что благочестивые люди должны быть смиренны. Но в своем противостоянии папе я хочу и я обязан наполняться святой гордостью и говорить: “Я отказываюсь повиноваться тебе, папа. Я отказываюсь считать тебя своим господином, ибо я уверен, что мое учение является истинным и благочестивым. Я располагаю весомыми аргументами и могу доказать это!” Но папа не желает и слушать этого. Фактически, он пытается заставить меня слушать его. Если я отказываюсь, то он отлучает меня от церкви и проклинает меня как еретика и вероотступника. Таким образом, эта наша гордость чрезвычайно необходима для того, чтобы противостоять папе. Если бы мы не были столь тверды и если бы, с помощью Святого Духа, мы не осудили бы целиком и полностью его вместе со всем его учением, равно как и его отца, дьявола, то мы никогда не смогли бы защитить учение о праведности верою. Все это не потому, что мы стремимся к верховенству над папой, равно как мы не имеем намерения превознестись над всякою учрежденною властью, ибо очевидно, что мы учим всех людей смиренно повиноваться правителям и властям. Все, к чему мы стремимся,— так это к сохранению славы Божией и к тому, чтобы праведность веры [учение о праведности по вере] оставалась чистою и здравою. Если бы это было принято, а именно — что один лишь Бог оправдывает нас, и исключительно по благодати Своей, через Христа, то мы готовы были бы не только носить папу на руках, но даже целовать его ноги. Однако, не имея возможности получить такую уступку, мы, в свою очередь, становимся чрезвычайно горды в Боге. И мы отказываемся уступить хоть в чем-то кому бы то ни было, будь то все Ангелы небесные, или Петр, или Павел, или сотня императоров, или тысяча пап, или хоть весь мир! Ни в коем случае нам не следует смирять себя в этом. Ибо они хотят лишить нас нашей славы, а именно — Бога, Который сотворил нас и даровал нам все, а также [лишить нас] Христа, Который искупил нас Своею кровью. Короче говоря, мы можем пережить утрату имущества, имени, жизни и чего угодно, но мы не позволим лишать себя Евангелия, веры и Иисуса Христа. И ничего не поделаешь. Да будет предано анафеме всякое смирение, которое уступает в этом вопросе! Лучше пусть все будут горды и упрямы в этом, если они не хотят отвергнуть Христа. Итак, с помощью Божией, я буду самым “твердолобым”. Я хочу быть упрямым и прославиться своим упрямством. В этом вопросе я ношу “табличку” с надписью: “Не уступаю никому”. И я радуюсь сверх всякой меры, если меня называют бунтарем и упрямцем. Я открыто признаю здесь, что я стою и буду стоять непоколебимо и не уступлю никому ни на волосок. Любовь “все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит” (1Кор.13:7), таким образом, она уступает. Но не такова вера. Она не потерпит ничего подобного. Как гласит популярная поговорка: “Доброе имя, вера и глаз человека не терпят, когда ими играют “. Поэтому когда речь заходит о вере, христианин становится таким гордым и непоколебимым, каким он только может быть. И он не должен расслабляться или уступать здесь ни на йоту. Потому что здесь вера
