время, когда мы были еще немощны. И такое истолкование лучше, что очевидно из следующего далее фрагмента: «Ибо, если, будучи врагами, мы примирились с Богом смертию Сына Его…» (стих 10). Другие, однако, относят выражение к предыдущему предложению — так, что значение его становится следующим: «Тогда, когда, в определенное время, мы были немощны, хотя пред Богом мы уже были праведны по Его предопределению. Ибо в предопределении Божьем все уже произошло- и даже то, что в нашей реальности все еще находится в будущем».
12. «Посему, как одним человеком…». То, что Апостол говорит в данном случае о первородном, а не о фактическом грехе, подтверждается многими другими библейскими фрагментами, и мы полагаем это правильным, исходя из следующего: Во-первых, потому что он говорит: «Одним человеком». Так Блаженный Августин в своей работе «О добродетелях грехов и их отпущении», в Книге I, говорит, возражая сторонникам пелагианства: «Если бы Апостол хотел подчеркнуть, что грех вошел в сей мир не путем передачи его по наследству, а в результате подражания, он не стал бы упоминать Адама, как одного из тех, кто породил его, но, скорее, он говорил бы о дьяволе, … о котором сказано в Книге Премудрости Соломона (2:24): «Но завистью диавола вошла в мир смерть, и испытывают ее принадлежащие к уделу его».775 В этом смысле Адам также подражал ему, и, таким образом, если рассматривать вопрос с этой позиции, то дьявол был первопричиной его греха. Но здесь Апостол говорит: «Человеком». Ибо все фактические грехи входят и вошли в мир через дьявола, но первородный грех вошел через этого одного человека. Блаженный Августин в той же работе говорит: «Таким образом, когда Апостол упоминает грех и смерть, которые передались от этого одного человека всем людям по наследству776, он делает его источником, из которого исходит наследственность всей человеческой расы».777 Кроме того, он делает другие замечания, относящиеся к делу.
И Златоуст говорит об этом библейском фрагменте следующее: «Очевидно, что речь здесь идет не о том грехе, который порождается нарушением Закона, но это грех, произошедший от непослушания Адама, грех, оскверняющий все»778.
Во-вторых, Апостол говорит: «Одним человеком», потому, что фактический грех совершается многими, ведь каждый человек приносит в мир свой собственный грех.
В-третьих, он говорит: «Грех вошел в мир». Но ни один фактический грех не входит в мир, потому что грех каждого человека пребывает на нем — в Иезек.( 18:20) мы читаем, что каждый ответит за свои собственные грехи. Таким образом фактический грех не распространяется на других людей, но остается на человеке, совершившем его. И то, что термин «мир» не означает небо и землю в этом библейском фрагменте, явственно вытекает из стиха (Рим.3:6), рассмотренного выше: «… Как Богу судить мир?», а также из фрагмента (1Иоан.5:19): «… Весь мир лежит во зле». В Иоан.3:16 мы читаем: «Так возлюбил Бог мир…», и далее, в Иоан.( 15:18): «Если мир вас ненавидит…», и опять в Иоан.(15:19): «… Я избрал вас от мира…». И причина заключается в том, что физический мир нечувствителен ко греху и неспособен грешить, так что грех и смерть не могут войти в него. Ибо он не умирает и не грешит. Умирает же и грешит человек, поэтому слова о том, что грех вошел в мир означают, что мир стал виновен и грешен из-за одного человека. Как мы Читаем далее (см. стих 19): «… Непослушанием одного человека сделались многие грешными…».
В-четвертых, «грехом смерть», потому что определенно, смерть мира (то есть смерть всех людей) не приходит от личного греха каждого человека, поскольку даже те, кто не согрешили, умирают (что показано в следующем фрагменте). Таким образом, если смерть приходит грехом, и если без греха не было бы смерти, то грех [о котором идет речь в рассматриваемом фрагменте] существует во всех нас. Следовательно он говорит здесь не о личном грехе. В противном случае, утверждение о том, что смерть вошла грехом, было бы ложным, и нам скорее следовало бы сказать, что она вошла по воле Божьей. В-пятых, так как он говорит: «… Смерть перешла во всех человеков…», даже если смерть пришла по причине нашего личного греха, она все же приходит только к тому, кто совершает его, как говорит Закон (Втор.24:16): «Отцы не должны быть наказываемы смертью за детей…».
В-шестых, говоря о грехе, он использует термин «грех» в единственном числе. Но если бы он хотел, чтобы мы понимали данный фрагмент так, что он относится к фактическому греху, то он использовал бы множественное число, как он делает ниже, говоря о «многих преступлениях» (стих 16), где явственно сравнивается этот один особенный грех со многими другими, и из этого делается заключение, что действенность [сила] благодати более, чем действенность греха.
В-седьмых, [обратите внимание на слова] «…в нем все согрешили». Нет ничего другого, в чем бы «все согрешили», но каждый грешит в чем-то своем.
В-восьмых, «… и до закона грех был в мире…» (стих 13). Фактический грех также существовал в мире до Моисея, и он вменялся, потому что был также наказуем людьми. Однако, первородный грех был неизвестен, покуда Моисей не открыл его в 3-ей главе Книги Бытие.
В-девятых, он говорит здесь, что «смерть царствовала от Адама до Моисея и над несогрешивишми»779 (стих 14), то есть их грехи не были точной имитацией греха Адама, как утверждал Пелагий, но все, совершающие грех, грешат фактическим грехом.
В-десятых, Адам «есть образ будущего»780, но не по фактическому греху. Ибо, в противном случае, все люди были бы образами Христа, но сейчас только Адам является этим образом, из-за распространения одного его греха на всех людей. Теперь же, для того чтобы оспорить и опровергнуть [возражения] будущих еретиков, которых Апостол предвидел в духе, он, объясняя, как Адам является образом Христа, говорит только в единственном числе, боясь, что некоторые бесстыдные софисты смогут свести это к бессмыслице, говоря: «Он, мол, использует термин ‘грех’ в собирательном смысле, используя его в единственном числе, а не во множественном, что нередко делается в Писании». Поэтому он говорит отчетливо и однозначно: «Одним человеком грех вошел в мир» (стих 12) и: «Суд за одно преступление к осуждению» (стих 16), и еще: «Преступлением одного смерть царствовала», и снова: «Преступлением одного всем человекам осуждение» (стих 18), и: «Непослушанием одного человека сделались многие грешными» (стих 19). Такое сопоставление является особенно сильным: «Ибо суд за одно преступление к осуждению, а дар благодати к оправданию от многих преступлений» (стих 16). Ибо «осуждение (как Блаженный Августин говорит в 12-ой главе вышеупомянутой работы) ведет от многих преступлений к оправданию»781. Однако, поскольку он не говорит этого, но, скорее, использует такие слова, как: «одним» [«одного»], нетрудно понять, что он говорит о первородном грехе. Подобным же образом, он отрицает, что многие согрешили, утверждая, что согрешил только один, когда говорит: «Преступлением одного…» (стих 15 и 18), «Одного согрешившего» (стих 16), и т.д. Заметьте в то же время, насколько истинно то, что только один человек согрешил, что только один грех был совершен, что только один человек проявил непослушание, и все же из-за него многие сделались грешниками и непокорными.
Что же, в таком случае, является первородным грехом?
Во-первых, согласно тонким различиям, которых придерживаются теологи-схоласты782, первородный грех является лишением или отсутствием недостатком первородной праведности. Праведность же, согласно этой точке зрения, является всего лишь некоторой субъективной субстанцией воли, и, таким образом, [первородный грех является] также ее недостатком, ее противоположностью. Это подходит под категорию качества, согласно «Логике» и «Метафизике» Аристотеля.783
Во-вторых, однако, согласно Апостолу и простой истине во Христе Иисусе, это [первородный грех] является не только недостатком определенного качества в воле и даже не только недостатком света в разуме или силы в памяти, но, главным образом, это является полным отсутствием честности и силы всех способностей тела и души, и всего внутреннего и внешнего человека. Вдобавок ко всему, это является наклонностью ко злу. Это отвращение ко благому, омерзение к свету и мудрости, и наслаждение ошибками и тьмой, бегство от всех добрых дел, и отвращение к ним, погоня за злом, как сказано в Пс.(13:3): «Все уклонились, сделались непотребными…», и в (Быт.8:21): «… Помышление сердца человеческого — зло от юности его». Ибо это не только недостаток, который Бог ненавидит и вменяет (как раз многие забывают свой собственный грех и не признают его более), но это также всеобщая похотливость, посредством которой мы становимся непокорны заповеди «Не пожелай» (Исх.20:17; Втор.5:21). Как Апостол совершенно ясно утверждает позже, в главе 7, эта заповедь показывает нам наш грех: «… Ибо я не понимал бы и пожелания, если бы закон не говорил: ‘не пожелай'».
Таким образом, как верно говорили древние святые отцы784, этот первородный грех является самым корнем греха, законом плоти, законом членов, слабостью нашей природы [сути] и т.д. Ибо это подобно больному человеку, чья смертельная болезнь является не только тем, что один из его членов утратил здоровье, но, вдобавок к недостатку здоровья во всех его членах, слабость всех его чувств и сил достигает высшей точки потому, что он начинает пренебрегать теми вещами, которые являются здоровыми, и желать того, что делает его больным. Таким образом, это гидра785, многоголовое и злобное чудовище, с которым мы сражаемся в Лернских трясинах этой жизни до самого нашего смертного часа. Это Кербер786, неукротимый, свирепо лающий пес, и Антей787, которого невозможно одолеть здесь, на земле. Я не встречал лучшего рассмотрения темы первородного греха, чем в трактате Герхарда Грута «Блажен человек»788, в котором он рассуждает не как невежественный философ, но как здравомыслящий теолог.
Вывод Таким образом, думать, будто первородный грех — это всего лишь недостаток праведности в воле, значит «всего лишь» способствовать равнодушию и полному развалу всей концепции покаяния, действительно, это значит насаждать надменность и самонадеянность, искоренять страх Божий, объявлять вне закона смирение, делать заповедь Божью недействующей, и, таким образом, полностью осуждать ее. По крайней мере, так обстоит дело, если поймать этих теологов на слове! В результате любой легко может стать надменным, превознесшись над другим человеком, возомнив, что сам он свободен от греха, с которым, как он видит, все еще борется его ближний.
Вот почему многие люди, чтобы иметь повод для смирения, занимаются преувеличением своих прошлых грехов и тех грехов, которые они, возможно, могли бы совершить, и они делают то же самое в отношении своих настоящих тайных грехов — так, чтобы казаться смиренными из-за того, что уделяют им [этим грехам] внимание. В этом есть здравый смысл.
