Агитлубки (1923). Владимир Владимирович Маяковский
Вон самогон!
Крестьянам! Рассказ о Змее-Горыныче и о том, в кого Горыныч обратился
Ни знахарь, на бог, ни ангелы бога — крестьянству не подмога
Прошения на имя бога — в засуху не подмога
Про Феклу, Акулину, корову и бога
Ни знахарство, ни благодать бога в болезни не подмога
Товарищи крестьяне, вдумайтесь раз хоть — зачем крестьянину справлять
пасху?
Про Тита и Ваньку. Случай, показывающий, что безбожнику много лучше
Обряды
Кому и на кой ляд целовальный обряд
Крестить — это только попам рубли скрести
Крестьяне, собственной выгоды ради поймите — дело не в обряде
От поминок и панихид у одних попов довольный вид
На горе бедненьким, богатейшим на счастье — и исповедники и причастье
От примет кроме вреда ничего нет
ВОН САМОГОН!
Эй, иди,
подходи, крестьянский мир!
Навостри все уши —
и слушай!
Заливайся, песня!
Пой и греми!
Залетай в крестьянские уши!
Кто не хочет из вас
в грязи,
10 под плетнем
жизнь окончить смертью сучьей —
прочитай про это,
послушай о нем,
вникни в этот серьезный случай.
СЕЛО МАЛЫЕ ТИШКИ
Недалёко от нас,
то ль на некой горе,
то ли просто
на маленькой вышке,
помещается
20 на реке на Туре
деревушка —
Малые Тишки.
Деревушкой ее называют зря.
Хоть домов полсотни менее,
но на каждом из них
крыша —
точно заря,
жил во всех домах
помещик Дядин.
А мужик глядел
да шапчонку ломал,
да слюну облизывал, глядя.
В Октябре
с генерала спустили жир:
подавай, мол, обратно наше!
40 Дернул Дядин в Париж,
а мужик зажил.
Жил и жил себе полной чашей.
Новый школьный дом
украшает луг.
(Не к лицу коммуне дурак-то!)
Электрический ходит в поле плуг,
громыхает электротрактор.
Каждый весел и сыт,
обут и здоров.
50 У детишек
не щеки, а пышки.
Так,
распеснив песни из всех дворов,
проживали Малые Тишки.
СТЕПАНИДА САВРАСОВНА ВОДКИНА
Лишь одна с по-над краю стоит изба,
курьей ножкой держится еле,
на карнизах на всех
ободр_а_лась резьба,
ветер дует
60 и хлещет в щели.
Здесь, паучьей нитью об_о_ткана,
проживала
меж ветра вывшего
Степанида Саврасовна Водкина,
станового супруга
бывшего.
Степанидин муж
был известен всем.
Кто
70 в селе
станового выше?
Все четырнадцать шкур,
а не то что семь
норовил содрать он с Тишек.
обдирал становой
целых 20 лет.
20 — жили воя и ноя.
Становой жирел,
и жена —
80 ранет,
щекопузье блестит наливное.
Да коммуна пришла,
кумачом хохоча,
постреляла для верности вящей.
В ту же ночь
задал стрекоча,
не простясь аж
с супругою спящей.
90 Поодряб Степанидиных щек ранет,
стали щеки
из розовых
белые.
постепенно сошли на нет,
из упругих стали дебелые.
Подвело от голодных харчей живот.
Дрожью ежась от каждого чиха,
прощена добротой мужиков
300 и живет,
только в ночь выходя,
как сычиха.
Днем в окно глядит,
рада всем перегрызть бы глотки она.
Так жила,
притаив до времени злость,
Степанида Саврасовна Водкина.
ЧЕРНОЕ ДЕЛО
110 корова и бык.
Ночь.
Луна в небесах
рассияла лик,
небо вызвездя в лучшем виде.
Лишь один
оборванец
крадется…
и шмыг
в подворотнюю щель —
120 к Степаниде.
Степанида задвижку открыла на стук,
получила записку в руки из рук;
слов не слыша меж крысьего писку,
поднесла записку
под луною
читает записку.
Прочитала раз,
перечла еще.
130 Под ногами
от слез
лужа.
Слезы радости мчат со всех щек.
Оказалось —
записка от мужа.
«Степанида моя,
Степанида-свет,
чтоб покончить с властью Советов,
выполняй досконально мой совет,
140 делай так-то…
это и это…
Ферапонт Водкин».
А под Водкиным
в тот же час
точь-в-точь,
не будить стараясь народа,
150 подкатила к калитке
и целую ночь
разгружалась бесшумно подвода.
Протащили в окно
пару длинных труб,
100 бутылей, скрытых корзиною,
протащили какой-то тяжелый куб
да еще
кишки резинные.
Семь ночей
160 из-за ставен горел огонек.
Уловило б чуткое ухо
за стеной возню
да шарканье ног,
да печурку —
пыхтела глухо.
вышла
днем
170 Степанида —
другая совсем.
По губам,
как игривая рыбка,
САМОГОННЫЙ ДУХ
занят важным одним вопросом:
чем-то воздух несет?
Разгалделся народ,
180 в удивлении тянет носом.
А по воздуху,
сквозь весеннюю ясь,
заползая и в ноздри
и в глотки,
над избой Степанидьей, дымком раскурясь,
вьется дух
самогонки-водки.
«Эге!
190 Не слыхал я давно запашочка».
Будто бес какой появился в ноге —
Прова
тянет пешочком.
Прова запах
за ногу ведет и ведет,
в ухо шепчет:
«Иди!
Разузнай-ка».
200 К хате Водкиной вывел,
поставил,
и вот —
на крыльце
появилась хозяйка.
А народ валит, —
верь мне или не верь, —
то ль для вида,
а то ль для принятия мер,
но к дверям Степанидина дома
210 даже Петр пришел
даже —
члены волисполкома.
растопырил рот,
выгнул грудь для важности вида
да как гаркнет:
«Ты что ж!
Разорять народ?
220 Али хочешь в острог, Степанида?»
«Что пристал, как репей?!
Мужикам служу —
не барам.
Мне не надо рублей —
подходи и пей!
Угощаю всех
даром».
Пров затылок чешет:
преподносят такие подарки».
Пров шагнул,
остальные за ним —
на ступень.
«Не умрем, чай,
с одной-то чарки».
Выпил рюмку —
прошла волшебством по душе.
По четвертой —
240 пришло веселье.
И не рюмками —
четвертями уже
лижут все даровое зелье.
Утро.
Вышли все,
не чуют земли.
Встали свиньями
на четвереньки.
С закоулков проселочных пыль мели:
250 бородища —
мокрые веники.
Не дошли до дому ни Петр,
ни Пров:
Петр в канаву слег,
Пров свалился в ров.
Прова
нашли в трясине —
щеки синему
260 выгрызли свиньи.
Встал народ.
Негодящий вид.
Перекошены наискось лица.
В животе огонь,
голова трещит, —
надо, значит,
Потащились
270 все, кто ходить еще мог,
к Степаниде идут
на крылечко.
Так же
вьется соблазном над хатой
Ткнули дверь.
Да не тут-то было!
изнутри просунут в колечко.
280 «Степанида, — орут, —
вылезай помочь!»
Пузо сжали,
присели на корточки.
«К черту лешему!
Убирайтесь прочь! —
Степанидин голос
из форточки.-
Попоила раз —
и довольно, чать! —
290 заорала Водкина гневно.-
Угостила раз —
не всегда ж угощать?!
Затаскались сюда
ежедневно!
Вы у честной вдовы —
не в питейном, чай!
Да и где это видано в мире,
чтоб не только водку,
хотя бы чай,
300 подавали бесплатно в трактире?!»
пуще прежнего гул:
«Помоги, Степанида Саврасовна».
«Помогу, —
говорит, —
да гони деньгу».
Почесались.
«Ладно.
Согласны».
310 Осушили сегодня пару посуд,
а назавтра —
Самогон пососут —
протрезвели
Тек рекой самогон.
Дни за дням шли.
Жгло у пьяниц живот крапив_о_ю.
320 Растряслись вконец мужичьи кошли,
всё
до ниточки пьют-пропивают.
Всё, что есть в селе,
змей зеленый жрет, —
вздулся, полселения выев.
Всё бросают зеленому зм_е_ишу в рот,
в пасть зубастую,
в зевище змиев.
ВЕЛИКОЕ РАЗОРЕНИЕ
Самогонный потоп
330 заливает-льет,
льет потоп
и не хочет кончиться.
Вымирает народ,
нищает и мрет,
лишь жиреет вовсю самогонщица.
Над деревней
царит самогонище-гад,
Урожай —
340 и тот заложили в заклад
вплоть до 28-го года.
У любого
на морде
от драк полоса.
Не услышишь поющего голоса.
Только в плаче
меж драк
визжат голоса:
муж
350 жене
выдирает волосы.
Переехала Водкина в школьный дом:
«Неча зря, мол, учиться в школах».
А учителя — в хлев:
«Проживет и в нем».
Рос в селе за олухом олух.
Половину домов
пережрал пожар,
на другой —
360 поразлезлись крыши.
В поле
тракторы
пережрала ржа.
Мост —
и то на ладан дышит.
Что крепила
на пользу
советская власть —
постарались развеять прахом.
370 Все, что коплено год,
и раскрали
единым махом.
Только чаще
болезнь забирается в дом,
только смерть обжирается досыта,
да растут ежедневно
холм за холмом
на запущенной глади погоста.
380 Да в улыбку расплылись наши враги:
поп,
Пей еще —
и погиб,
и не сдвинешь ноги,
и помещик вопьется, как клещи.
Вот и вся история
кончена,
380 зря не стоит болтать лишка.
Так пришла
из-за самогонщины
богатейшей деревне крышка.
СЛУШАЙ, КРЕСТЬЯНИН!
Эй, иди,
подходи, крестьянский мир!
Навостри все уши —
и слушай!
Заливайся, песня!
Пой и греми!
400 Залетай в крестьянские уши!
Кто не хочет из вас
в грязи,
под плетнем
дни закончить смертью сучьей, —
прочитай про это,
подумай о нем,
вникни в этот правдивый случай.
Чтоб и вас
410 в гроб не свела —
всех,
кто гонит яд-самогон,
выгоняй из деревни,
гони из села,
из станиц
вышвыривай вон!
Чтоб республика наша
не кончила дни,
самогонную выпив отраву, —
420 самогонщиков банду
из сел
гони!
Выгоняй самогонщиц ораву!
Выгоняй, кто поит,
выгоняй, кто пьет!
Это — гниль.
Нужна кому она?!
Только тот, кто здоров, —
крестьянству оплот,
430 лишь от них расцветает коммуна.
[1923]
КРЕСТЬЯНАМ!
РАССКАЗ О ЗМЕЕ-ГОРЫНЫЧЕ
И О ТОМ, В КОГО ГОРЫНЫЧ
ОБРАТИЛСЯ НЫНЧЕ
У кого нуждою глотку свело —
растопырь на вот это уши.
Эй, деревня каждая!
Эй, село!
Навостри все уши —
и слушай.
из старой истории сказ
10 о чудовище —
Змее Горыныче.
объявился у нас,
только нынче
выглядит иначе.
Раз завидя,
вовеки узнаешь ты:
чешуя его
20 цвета зеленого,
миллион зубов —
будто бутыль —
под губой
у зм_е_ища оного.
Этот змеище зол,
этот змеище лют,
пасть —
30 а не то что с_а_жень!
Жрет в округе всё,
а не то что люд!
Скот сжирает.
и хаты даже!
Лишь заявится он —
подавай урожай.
Миг —
и поле Горынычу отдано.
Всё ему неси,
40 служи, ублажай,
сам же лапу соси
Деревушка.
Прильнет Горынычев рот —
в деревушке —
ни клуба,
ни школы.
Подползет к селу,
хвостом вильнет —
50 и мужик
Зажигается пузо в тысячу искр,
лишь глазищами взглянет своими.
Дух сивушный
_Самогон_ — зме_и_щево имя.
Он
болезнью вползает в мужицкий дом.
Он
60 раздорами кормится д_о_сыта.
От него
вырастает холм за холмом,
в горб изгорбится гладь погоста.
От него
расцветают наши враги —
поп,
да забытый помещик.
Знает враг,
70 что ни рук не поднять,
ни ног_и_,
коль вопьются сивушные клещи.
Всё богатство крестьянское зм_е_ище
жрет,
вздулся,
пол-России выев.
Всё бросают зеленому змеищу в рот,
в пасть зубастую,
в зевище змиев.
80 Если будет
и дальше
хозяйничать гад,
не пройти по России и году —
перед_о_хнет бедняк,
обнищает богач.
Землю вдрызг пропьешь
и свободу.
Если ты
погрязнешь
90 в ленивую тишь —
это горе
вовек не кончится.
Самогонщики
разжиреют лишь,
разжиреют лишь
самогонщицы.
не скрутил самогон,
100 в гроб не свела, —
самогонщиков
из деревни
вон!
Вон из хутора!
Вон из села!
Крестьянка!
Эй!
жизнью сытой
и вольной,
бей зеленого книгой!
Учением бей!
Хвост зажми ему
дверью школьной!
Изгоняй, кто поит,
выгоняй, кто пьет!
Это — гниль!
120 Нужна кому она?!
Только тот,
кто здоров, —
крестьянству оплот.
Трезвым мозгом сильна коммуна.
[1923]
НИ ЗНАХАРЬ, НИ БОГ,
НИ АНГЕЛЫ БОГА —
КРЕСТЬЯНСТВУ НЕ
Мы
сбросили с себя
Помещичье ярмо
мы
белых выбили,
наш враг
полег, исколот;
мы
побеждаем
10 волжский мор
и голод.
Мы
отвели от горл блокады нож,
мы
не даем
разрухе
нас топтать ногами,
мы победили,
но не для того ж,
под богами?!
Чтоб взвилась
старья вздымая пыль,
воронья стая
и сорочья,
загнусавили попы,
религиями люд мороча.
или раввин,
вчера
благословлявший за буржуев драться,
ручкой, перемазанной в крови,
за требы требовал:
«Попам подайте, братцы!»
Чтоб, проповедуя
смиренья и посты,
40 ногами
в тишине монашьих келий,
за пояс
закрутивши
рясовы хвосты,
откалывали
спьяну
трепака
да поросенка с хреном ели.
Чтоб, в небо закатив свиные глазки,
50 стараясь вышибить Россию из ума,
про Еву,
про Адама сказывали сказки,
на место знаний
разводя туман.
подымись!
В свободном
нынешнем
60 ученом веке
не от попов и знахарей —
из школ,
из книг
узнай о мире
и о человеке!
[1923]
ПРОШЕНИЯ НА ИМЯ БОГА —
В ЗАСУХУ
НЕ ПОДМОГА
Эй, крестьяне!
Эта песня для вас!
Навостри на песню ухо!
В одном селе,
на Волге как раз,
была
зас_у_ха.
Сушь одолела —
не справиться с ней,
10 а солнце
сушит
сильней и сильней.
Посохли немного
и решили:
«Попросим бога!»
крестным ходом заходила,
попы
отмахали все кадила.
20 А солнце шпарит.
Под ногами
уже не земля —
а прямо камень.
Сидели-сидели, дождика ждя,
и решили
о ниспослании дождя.
А солнце
так распалилось в высях,
на корню высох.
А другое село
по-другому
с засухами
борьбу вело,
другими мерами:
агрономами обзавелось
да землемерами.
40 объяснил народу,
и как
отвести воду.
Вел
с крестьянами речь,
как
загородкой
снега беречь.
50 Агроном учил:
«Засеивайтесь злаком,
на дождь
не особенно лаком.
Засушливым годом
засеивайтесь корнеплодом —
и вырастут
такие брюквы,
что не подымете и парой рук вы».
60 Эй, солнце —
с ну-ка! —
попробуй,
совладай с наукой!
Такое солнце,
что дышишь еле,
а поля — зазеленели.
Отсюда ясно:
в засуху
70 мало целебен.
Чем в засуху
ждать дождя
по году,
сам
учись
устраивать погоду.
[1923]
ПРО ФЕКЛУ,
АКУЛИНУ,
КОРОВУ
И БОГА
Корову
не оставишь без пищи и крова.
Что человек —
жить норовит меж ласк
и нег.
Заботилась о корове Фекла,
ходит вокруг да около.
Но корова —
10 чахнет раз от разу.
То ли
дрянь какая поедена и попита,
то ли
от других переняла заразу,
то ли промочила в снегу копыта, —
только тает корова,
свеча словно.
От хворобы
никакая тварь не застрахована.
20 Не касается корова
ни жратвы,
ни пойла —
чихает на всё стойло.
Известно бабе —
в таком горе
коровий заступник —
святой Егорий.
Лезет баба на печку,
трет образа, увешанные паутинами,
30 поставила Егорию в аршин свечку —
и пошла…
только задом трясет по-утиному!
Отбивает поклоны.
Шишек десять набила на лоб.
Умудрилась даже расквасить нос.
Всю руку открестила —
будто в сенокос.
За сутками сутки
40 молилась баба,
не отдохнув ни минутки.
На четвертый день
(не помогли корове боги!)
отощала баба —
А корова
околела, задрав ноги.
А за Фекловой хатой
— пройдя малость —
50 жила Акулина
и жизнью наслаждалась.
Аж ее прозвали
— «Тетя-большевиха».
Молиться —
не дело Акулинье:
у Акулины
другая линия.
Чуть у Акулины времени лишки,
60 садится Акулина за красные книжки.
А в книгах
про то,
Заболеет —
времени не трать даром —
беги
