ростом! —
так хорош,
загляденье просто!
Если ты
порвал подряд
книжицу
и мячик,
октябрята говорят:
плоховатый мальчик.
Если мальчик
любит труд,
тычет
в книжку
пальчик,
про такого
пишут тут:
он
От вороны
убежал, заохав.
просто трус.
Это
очень плохо.
Этот,
хоть и сам с вершок,
спорит
с грозной птицей.
хорошо,
в жизни
пригодится.
в грязь полез
и рад,
что грязна рубаха.
Про такого
говорят:
он плохой,
чистит валенки,
моет
сам
Он
Помни
это
каждый сын.
любой ребенок:
вырастет
из сына
свин,
если сын —
свиненок.
радостный пошел,
и решила кроха:
«Буду
делать хорошо,
и не буду —
плохо».
[1925]
Гуляем*
Вот Ваня
с няней.
гуляет с Ваней.
Вот дома,
а вот прохожие.
Прохожие и дома,
ни на кого не похожие.
Вот будка
красноармейца.
У красноармейца
ружье имеется.
Они храбрые.
Дело их —
и маленьких
и больших.
Это —
Московский Совет.
дяди
Сидит дядя,
в бумагу глядя.
Заботятся
дяди эти
о том,
чтоб счастливо
жили дети.
Вот
кот.
Раз шесть
моет лапкой
на морде шерсть.
Все
с уважением
относятся к коту
за то, что кот
любит чистоту.
Это —
Запачканы лапки
и хвост запачкан.
бывает разная.
Эта собака
нехорошая,
грязная.
Это — церковь,
старухи
приходят по утрам.
Сделали картинку,
назвали — «бог»
и ждут,
Глупые тоже —
картинка им
никак не поможет.
Это — дом комсомольцев.
Они — умные:
никогда не молятся.
Когда подрастете,
станете с усами,
на бога не надейтесь,
работайте сами.
Это — буржуй.
Его занятие —
От жиру —
как мяч тугой.
Любит,
чтоб за него
работал другой.
Он
ничего не умеет,
и воробей
его умнее.
Это —
Рабочий — тот,
Всё на свете
сделано им.
Подрастешь —
будь таким.
Этого мужика
Ты
краюху
в рот берешь,
а мужик
для краюхи
сеял рожь.
Эта дама —
чужая мама.
Ничего не делая,
сидит,
от пудры белая.
Она — бездельница.
У этой дамы
не язык,
а мельница.
А няня работает —
водит ребят.
няню
очень теребят.
У няни моей
платок из ситца.
К няне
хорошо относиться.
[1925]
Что ни страница, — то слон, то львица*
Льва показываю я,
посмотрите нате —
он теперь не царь зверья,
просто председатель.
Как живые в нашей книжке
слон,
и слонишки.
Двух- и трехэтажный рост,
с блюдо уха оба,
впереди на морде хвост
под названьем «хобот».
Сколько им еды, питья,
сколько платья снашивать!
Даже ихнее дитя
ростом с папу с нашего.
Всех прошу посторониться,
разевай пошире рот, —
для таких мала страница,
Лучше не гневите.
Только он сидит в воде
и пока не виден.
Вот верблюд, а на верблюде
возят кладь
и ездят люди.
ест невкусные кусты,
он в работе круглый год —
он,
Смешная очень.
Руки вдвое короче.
Но за это
у ней
ноги вдвое длинней.
Жираф-длинношейка —
ему
для шеи не выбрать воротника.
Жирафке лучше:
жирафу-мать
жирафёнку
за что обнимать.
Обезьян.
Смешнее нет.
даром что хвостатая.
Зверю холодно зимой.
Зверик из Америки.
Видел всех.
До свиданья, зверики!
[1926]
Эта книжечка моя про моря и про маяк*
Разрезая носом воды,
ходят в море пароходы.
Дуют ветры яростные,
гонят лодки парусные,
а также к ночи,
Все покрыто скалами,
скалами немалыми.
Ближе к суше
даже
днем обходят мели.
Капитану так обидно —
даже берега не видно.
Закружит волна кружение,
вот
Вдруг —
обрадован моряк:
загорается маяк.
В самой темени как раз
Поморгал —
и снова нет,
Здесь, мол, тихо —
все суда
заплывайте вот сюда.
Бьется в стены шторм и вой.
Лестницею винтовой
ближе к ночи,
Наверху фонарище —
как пожарище.
Виден он
во все моря,
нету ярче фонаря.
Чтобы всем заметиться,
он еще и вертится.
Чтобы пламя не погасло,
подливает в лампу масло.
И чистит
исключительное
стекло увеличительное.
Всем показывает свет —
здесь опасно или нет.
Пароходы,
корабли —
запыхтели,
загребли.
Волны,
как теперь ни ухайте, —
все, кто плавал, —
в тихой бухте.
Нет ни волн,
ни вод,
ни грома,
детям сухо,
Кличет книжечка моя:
— Дети,
будьте как маяк!
Всем,
освещай огнем дорогу.
этой книжечки слова
и рисуночков наброски
сделал
Маяковский.
[1926]
История Власа — лентяя и лоботряса*
Влас Прогулкин —
спать ложился,
взяв журнальчик.
Всё в журнале
интересно.
— Дочитаю весь,
хоть тресну! —
Ни отец его,
ни мать
не могли
Засыпает на рассвете,
скомкав
ерзаньем
в час,
когда
другие дети
бодро
начали вставать.
Когда
другая детвора
чаевничает, вставши,
орет ему:
— Пора! —
Он —
одеяло на́ уши.
Разошлись
другие
в школы, —
Влас
у крана
полуголый —
не дремалось в школе чтоб,
моет нос
и мочит лоб.
Без чаю
и без калача
выходит,
еле волочась.
Пошагал
и встал разиней:
вывеска на магазине.
вывеску
прочесть!
Прочел
с начала
буквы он,
выходит:
«Куафер* Симон».
С конца прочел
знаток наук, —
«Номис» выходит
«рефаук».
Подумавши
минуток пять,
Прогулкин
двинулся опять.
А тут
на третьем этаже
сияет вывеска —
«Тэжэ».
Прочел.
Пошел.
Минуты с три —
опять застрял
у двух витрин.
а к школьным зданиям
пришел
с огромным опозданьем.
Толкнулся Влас —
не пускают Власа
в класс!
расчета нету.
«Сыграну-ка
я
в монету!»
Проиграв
не оставил дела так…
не заметил сам,
как промчались
три часа.
Что же делать —
вывод ясен:
возвратился восвояси!
Пришел в грустях,
чтоб видели
соседи
и родители.
Те
к сыночку:
— Что за вид? —
Так трещала,
что не мог
даже
Прошу
письмо к мучителю,
мучителю-учителю! —
В школу
Влас
письмо отнес
и опять
не кажет нос.
вырос этот Влас —
Мал
знаний груз,
что не мог
попасть и в вуз,
Еле взяли,
между прочим,
на завод
чернорабочим.
Ну, а Влас
и на заводе
ту ж историю заводит:
у людей —
работы гул,
у Прогулкина —
он
выгнан был
и сокращен.
С горя
Влас
торчит в пивнушке,
мочит
ус
в бездонной кружке,
и под забором
вроде борова
лежит он,
грязен
и оборван.
Дети,
не будьте
такими, как Влас!
Радостно
книгу возьмите
и — в класс!
Вооружись
учебником-книгой!
С детства
мозги
развивай и двигай!
Помни про школу —
только с ней
станешь
строителем
радостных дней!
[1926]
Мы вас ждем, товарищ птица, отчего вам не летится?*
Несется клич
со всех концов,
несется клич
во все концы:
— Весна пришла!
Даешь скворцов.
Добро пожаловать, скворцы!* —
В самом лучшем месте
самой лучшей рощи
на ветке
поразвесистей
готова жилплощадь.
И маленькая птица
с большим аппетитцем.
Готовы
для кормежки
и зерна
и мошки.
Из-за моря,
не летят
скворцы,
пока
пионеры
сами лезут
на березины бока.
с трубою на носу
уселся
аж на самый сук.
— Вспорхнуть бы
и навстречу
с приветственною речью. —
Одна заминка:
без крылышек спинка.
Грохочет гром
от труб ребят,
от барабана шалого.
Ревут,
кричат,
пищат,
трубят.
— Скворцы,
Бьют барабаны бешеней.
Скворцы
погоды вешней
заждались за лесами, —
и в жданьи безутешном
по скворешиям
расположились сами.
Слетит
под сень листов,
сказать придется:
— Нет местов!
Хочу,
гудел
над прочими кличами:
— Товарищ,
пионерских дел
не забывай
за птичьими.
[1927]
Сын
отцу твердил раз триста,
за покупкою гоня:
— Я расту кавалеристом.
Подавай, отец, коня! —
О чем же долго думать тут?
Игрушек
в лавке
много вам.
И в лавку
сын с отцом идут
купить четвероногого.
В лавке им
— Лошадей сегодня нет.
Но, конечно,
всякой масти.
Вот и мастер. Молвит он:
— Надо
нам
Лошадей подобных тело
Все пошли походкой важной
к фабрике писчебумажной.
Рабочий спрашивать их стал:
— Вам толстый
или тонкий? —
Спросил
и вынес три листа
отличнейшей картонки.
— Кстати
нате вам и клей.
Чтобы склеить —
клей налей. —
Тот, кто ездил,
знает сам,
нет езды без колеса.
Вот они у столяра.
Быстро,
ровно, а не криво,
сделал им колесиков.
Есть колеса,
нету гривы,
нет
на хвост волосиков.
Где же конский хвост найти нам?
Там,
где щетки и щетина.
Щетинщик возражать не стал, —
дал
для хвоста
и гривы лошадиной.
Спохватились —
нет гвоздей.
Повели они отца
в кузницу кузнеца.
Рад кузнец.
— Пожалте, гости!
Вот вам
осмотрели —
всё ли есть?
Выйдет лошадь бедная,
скучная и бледная.
Взять художника и краски,
чтоб раскрасил
шерсть и глазки. —
К художнику,
удал и быстр,
вбегает наш кавалерист.
— Товарищ,
вы не можете
— Могу. —
И вышел лично
с краскою различной.
Сделали лошажье тело,
впустую не теряла
и мастерить пошла коня
из лучших матерьялов.
Режут лист картонки белой,
Сделали коню копыта,
щетинщик вделал хвостик,
Быстра у столяра рука —
столяр колеса остругал.
Художник кистью лазит,
лошадке
глазки красит.
Что за лошадь,
что за конь —
горячей, чем огонь!
Хоть вперед,
хоть назад,
хочешь — в рысь,
хочешь — в скок.
Голубые глаза,
в желтых яблоках бок.
Взнуздан
и оседлан он,
крепко сбруей оплетен.
На спину сплетенному —
помогай Буденному!
[1927]
Прочти и катай в Париж и Китай*
1
Собирайтесь, ребятишки,
наберите в руки книжки.
Вас
по разным странам света
покатает песня эта.
Начинается земля,
как известно, от Кремля.
За морем,
за сушею —
коммунистов слушают.
Те, кто работают,
слушают с охотою.
2
От Кремля, в котором были,
мы летим в автомобиле
прямо на аэродром.
Здесь стоит
По поляне люди ходят,
самолету винт заводят.
3
Подходи,
не робей,
расправляй галстучки
и лети, как воробей,
даже
как ласточка!
Взяли и объехали!
Помни, кто глазеть полез, —
рот зажмите крепко,
чтоб не плюнуть с поднебес
дяденьке на кепку.
4
Опускаемся в Париже,
осмотреть Париж поближе.
Пошли сюда,
пошли туда —
Часть населения худа,
а часть другая —
с пузом.
Куда б в Париже ни пошел,
картину видишь ту же:
живет богатый хорошо,
а бедный —
много хуже.
высокая страшно.
5
Везет нас поезд
то лес,
то город мимо.
И
мимо ихних деревень
летим
с хвостом из дыма.
6
Лебедка тянет лапу —
подняла лапой чемодан,
а мы идем по трапу.
а кругом волны,
высоки и со́лоны.
Волны злятся —
горы вод
бурей не маши нам:
быстро движет нас машина;
под кормой крутя винтом,
погоняет этот дом.
Доехали до берега —
тут и Америка.
7
Издали —
как будто горки,
ближе — будто горы тыщей, —
вот какие
в Нью-Йорке
стоэтажные домища.
Все дни народ снует вокруг
с поспешностью блошиною,
не тратит
зря —
ни ног, ни рук,
а всё
творит машиною.
Как санки
по снегу
без пыли
скользят горой покатою,
так здесь
скользят автомобили,
и в них
сидят богатые.
Опять седобородый дым.
(Не бреет поезд бороду!)
Летим к волне другой воды,
летим к другому городу.
Хорош, да не близко
город Сан-Франциско.
8
за океан
плывут такие, как и я.
Среди океана
стоят острова,
и лес, и трава.
Проехали,
и вот
она —
японская страна.
9
Легко представить можете
жителя Японии:
если мы — как лошади,
то они —
как пони.
Деревья здесь невелики.
Строенья
роста маленького.
куда глаза ни кинь —
сады
в деревьях карликовых.
На острове
гора гулка́,
дымит,
И вдруг
проснется поутру
и хлынет
лавой на́ дом.
Но люди
не бросают труд.
10
Отсюда за морем —
Китай.
Садись
и за море катай.
От солнца Китай
пожелтел и высох.
Родина чая.
Родина риса.
Неплохо:
блюдо рисовой каши
и чай —
из разрисованных чашек.
Но рис
и чай
не всегда у китайца, —
английский купец на китайца
кидается:
«Отдавайте нам еду,
а не то —
войной иду!
На людях
мы
кататься привыкши.
Китайцев таких
называем «рикши».
В рабочих привыкли всаживать
пули.
Рабочих таких
называем «ку́ли».
11
русскому рад.
Встречает нас,
Мы не грабители —
мы их не обидели.
За это
на нас
сжимает кулак,
завидевши близко.
Едем схорониться
к советской границе.
Через Сибирь вас
провозит экспресс.
Лес да горы,
горы и лес.
И вот
через 15 дней
опять Москва —
гуляйте в ней.
12
Разевают дети рот.
— Мы же
ехали вперед,
а приехали туда же.
Это странно,
страшно даже.
Маяковский,
ждем ответа.
Почему случилось это? —
А я ему:
— Потому,
что земля кругла,
кет на ней угла —
вроде мячика
в руке у мальчика.
[1927]
Возьмем винтовки новые*
Возьмем винтовки новые,
на штык флажки!
И с песнею
в стрелковые
пойдем кружки.
Раз,
два!
Все
в ряд!
Впе —
ред,
от —
ряд.
Когда
придет опять —
Ша —
гай
кру —
че!
Цель —
ся
луч —
ше!
И если двинет армии
страна моя —
мы будем
санитарами
всех боях.
Ра —
нят
в ле —
су,
к сво —
им
сне —
су.
Бесшумною разведкою —
тиха нога —
за камнем
и за веткою
найдем врага.
Пол —
зу
день,
мо —
им
по —
мочь.
Блестят винтовки новые,
на них
флажки.
Мы с песнею
в стрелковые
идем кружки.
Раз,
два!
Под —
ряд!
Ша —
гай,
от —
ряд!
[1927]
Майская песенка*
Зеленые листики —
и нет зимы.
Идем
раздольем чистеньким —
и я,
и ты,
и мы.
свое мытье.
Мы молодо и весело
идем!
Идем!
Идем!
На ситцах, на бумаге —
огонь на всем.
Красные флаги
несем!
Несем!
Несем!
Улица рада,
весной умытая.
Шагаем отрядом,
и мы,
и ты,
и я.
[1928]
Кем быть?*
У меня растут года,
будет и семнадцать.
чем заниматься?
Нужные работники —
столяры и плотники!
мы
берем бревно
и пилим доски
длинные и плоские.
Эти доски
вот так
зажимает
От работы
раскалилась добела.
Из-под пилки
сыплются опилки.
в руки —
работа другая:
сучки, закорюки
рубанком стругаем.
Хороши стружки —
желтые игрушки.
А если
нужен шар нам
на станке токарном
круглое точим.
Готовим понемножку
то ящик,
то ножку.
Сделали вот столько
стульев и столиков!
Столяру хорошо,
а инженеру —
лучше,
я бы строить дом пошел,
пусть меня научат.
Я
начерчу
дом
какой хочу.
Самое главное,
славное,
живое словно.
Это будет
называется фасад.
Это
каждый разберет —
это ванна,
это сад.
План готов,
и вокруг
сто работ
на тыщу рук.
Упираются леса
в самые небеса.
Где трудна работка,
там
визжит лебедка;
подымает балки,
будто палки.
Перетащит кирпичи,
закаленные в печи́.
По крыше выложили жесть.
И дом готов,
Хороший дом,
большущий дом
на все четыре стороны,
и заживут ребята в нем
удобно и просторно.
Инженеру хорошо,
а доктору —
лучше,
я б детей лечить пошел,
пусть меня научат.
Я приеду к Пете,
я приеду к Поле.
— Здравствуйте, дети!
Кто у вас болен?
Как живете,
как животик? —
Погляжу
из очков
кончики язычков.
под мышку, детишки. —
И ставят дети радостно
градусник под мышки.
— Вам бы
очень хорошо
и микстуру
ложечкой
пить понемножечку.
Вам
в постельку лечь
поспать бы,
вам —
компрессик на живот,
и тогда
у вас
до свадьбы
всё, конечно, заживет. —
Докторам хорошо,
а рабочим —
лучше,
я б в рабочие пошел,
пусть меня научат.
Вставай!
Иди!
Гудок зовет,
и мы приходим на завод.
Народа — уйма целая,
тысяча двести.
сделаем вместе.
Можем
железо
ножницами резать,
краном висящим
тяжести тащим;
молот паровой
гнет и рельсы травой.
Олово плавим,
машинами правим.
Работа всякого
нужна одинаково.
Я гайки делаю,
а ты
для гайки
делаешь винты.
И идет
работа всех
прямо