гравия?

Мадмуазель,

позвольте чмокнуть.

Ах, не сердитесь, —

теперь равноправие.

Опять расступаются пары. Новая тюремная карета. За ней вторая и третья. Проехали. Генерал подымает бокал. Гости чокаются.

Генерал

Господа!

Потушена лава

революционного кратера.

Кон-ссти-туцция!

Давно пора.

За его величество —

государя императора

гип-гип!

Ура-ура!

Гости подымают бокалы. Чокаются, размахивают картами-манифестом. Бросаются друг к другу лобызаться, отставляют бокалы и складывают листы манифеста в огромный карточный домик*. По всему барьеру арены появляются толстенные городовые. С верхней площадки — царишко, царица, министры. Все, раздувая щеки, начинают дуть во всю силу. Карточный домик разлетается. От дутья затухают лампы, разбегаются гости. В эту минуту из-под купола падает брошенная бомба. Бомба разрывается, рассыпая листки прокламаций по всему цирку. Городовые и прочие дующие в испуге разбегаются. В разных концах арены разные люди по-разному пробегают и читают прокламацию. Обыватель берет прокламацию — пробегает, бросает и убегает. Поп пробегает прокламацию, крестится и бежит. Богач — рвет и сжимает кулаки. Крестьянин — любовно разглаживает, кладет за пазуху. Рабочий вчитывается, — зовет других, все серьезно и радостно слушают.

Один

«Дана свобода собраний*,

но собрания оцепляются войсками».

Другой

«Дана свобода слова,

но цензура осталась неприкосновенной».

Третий

«Дана неприкосновенность личности,

но тюрьмы переполнены заключенными».

Первый

«Необходимо быть всем настороже

и готовыми к бою».

Бежавшие с перепугу городовые осторожно приближаются к месту взрыва. Видят мирно читающих, бросаются со всей смелостью. Рабочие разбегаются. Полицейский бросается за одним, другой в это время наклеивает ему прокламацию на спину. Хохот. Городовые бросаются за наклеившим. Наклеивший ловко взбирается на трапецию. Городовые за ним, неуклюже путаясь в шашках и кобурах. Рабочий перебрасывается с трапеции на трапецию, расшвыривая прокламации. Городовые бросают погоню. Один толстяк повис на трапеции на собственной шашке. Городовые обтирают вспотевшие лбы. Всматриваются. Пятятся перепуганно. На длинных худых ногах-ходулях входит рабочий, на рукавах, как крылья, ленты с надписью «Забастовка». Рабочий взмахнул рукой. С другого конца кубарем катится полиция, следом тачки, на которых рабочие с грохотом вывозят фабрикантов. Все прокатываются между ходульных ног.

Рабочие (напевают)

Виттевскую*

куцую

к черту конституцию.

Выплюнем,

не прожуя,

царские подачки,

из России

буржуя́

вывози на тачке.

Загораются киноэкраны. На экране идущий поезд, на другом — идущая конка, на третьем — работающий завод. Рабочий взмахивает рукой — замирает на остановленном кадре поезд, останавливается конка, цепенеет завод. Рабочий взмахивает рукавом — тухнут фонари. Полная темь.

1-й глашатай

Перекидывалась забастовка

2-й глашатай

от завода к телеграфу,

3-й глашатай

от телеграфа к вокзалу,

4-й глашатай

от вокзала к по́рту.

1-й глашатай

300 000 бросило работу.

Праздник перед боем,

и по городу праздному

каждый

к бою

готовился по-разному.

Прожектор освещает разные углы арены и цирка, выделяя готовящиеся группы. Диван. На диване двое лощеных либералов с чаем и с резолюциями. Нервничают, подымаются, надевают шляпы, потом снимают опять и садятся и снова вскакивают.

1-й либерал

А по-моему,

кадеты

с приветственной речью

должны

к забастовщикам

выйти навстречу.

2-й либерал

Не надо

репутацию

марать впустую.

Забастовали без нас —

и пусть бастуют.

1-й либерал

А по-моему,

и т. д.

Фруктовая лавочка*. Подходят покупатели. Покупают пустяки. Показывают пароль. Оглядываются, распахивают пальто, передают патроны и оружие. Скрываются. Лавочка отодвигается, под ней типография. Выходят люди с кипами и свертками прокламаций. Лавочка становится на место. Церковный иконостас. Поп благословляет дубинки, кастеты и револьверы черносотенцев.

Поп

Христолюбивые воины,

по совету иерея

бейте жидов —

и еврея и не еврея.

Сообразно моему

евангельскому сану

сам я,

конечно,

мараться не стану.

Верноподданные чувства

погромом ознаменя,

братие черносотенцы,

кройте за меня.

Во имя отца

и сына

и святого духа,

крамольникам

кастетом

въезжайте в ухо.

Прожектор освещает группу рабочих. Вокруг станка разбросанные и уносимые кинжалы и пики.

1-й рабочий

У каждого завода

кровища лужею.

2-й рабочий

Довольно терпеть.

Товарищи, к оружию!

Арена тухнет. Выходят глашатаи.

1-й глашатай

Москва подымалась,

как знамя

над ней

пылало небо

декабрьских дней.

Арена. Страстная площадь*. В центре памятник Пушкину. С трех сторон над проходами стены с окнами. На нижних этажах вывески. Деревья, бульваром идущие к выходу. Идет снег. Площадь запружена народом. Рабочий с мальчиком пробирается к памятнику — влазит. Снимает кепку. Кричит.

Рабочий

Долой самодержавие!

Жандармские гады

стреляют в безоружных, —

на баррикады!

Свобода на бумаге,

на деле — приклады.

Готовьтесь к бою!

На баррикады!

Громите

оружейные

магазины и склады!

Браунинг в руку!

На баррикады!

Выхватывает браунинг. Далекие выстрелы. Выстрелы ближе. Рабочий хватается за грудь. Падает. Толпа бросается врассыпную. Валяется убитый рабочий. Мальчишка один. На арену въезжают казаки. Офицер оглядывается, выхватывает револьвер. Разряжает в воздух. Последняя пуля в мальчишку. Из всех окон подымается стрельба. Офицер и двое казаков падают. Подхватив раненых и убитых, казаки скрываются. Из домов и улиц выбегают дружинники и горожане. Конка въезжает на арену. Лошадей останавливают. Пассажиры разбегаются. Лошадей выпрягли. Конку переворачивают. Из домов выкидывают матрацы, табуреты, столы. Прохожие срывают вывески. Пилят столбы. Вещи нагромождаются в баррикаду. В баррикаду воткнут красный флаг. Дружинники ложатся за прикрытие — стреляют вдогонку бежавшим казакам. Издали доносится распеваемая Марсельеза. Арена тухнет.

1-й глашатай

Слышите

шпор

гвардейский щелк:

царем

науськан

Семеновский полк.

Предводительствуемые усатым офицером, цирк заливают марширующие, перестраивающиеся, парадные, вымуштрованные гвардейцы. По обеим сторонам во́йска маркитанты с колбасой и с бутылями водки. Гвардия распевает старую песенку:

Шаг назад*,

шаг вперед,

полоборот направо.

Кто

всех вольных перебьет,

тому честь и слава.

Ура! Ура! Ура!

Бей во славу царского

двуглавого орла.

Лев! Прав! Раз! Два!

Приготовь патроны.

Будет помнить

вся Москва

красные погоны.

Ура! Ура! Ура!

Бей во славу русского

двуглавого орла.

Рота, стоп!

Рота, пли!

Запевайте, глотки!

Мы заслужим, ай-люли,

колбасы да водки.

Ура! Ура! Ура!

Бей во славу русского

двуглавого орла.

Гвардейцы проходят. Освещается арена четырьмя поломанными фонарями. В центре фабрика. Из-за фабрики осторожно выползают дружинники. Два перепуганных ребятенка вбегают, указывают дружинникам в темноту, перечисляют по пальцам виденные пушки, убегают. Дружинники рассыпаются, по два, по три залегают за выступы и тумбы. Готовятся к бою. Начинается пушечная канонада. Бьют по фабрике. Фабрика горит, рушится. Дружинники, расстреливаемые, падают, оставшиеся отступают на баррикаду под ярусами. Орудия бьют по баррикаде. От баррикады отделяется рабочий с белым платком на палке. Орудия въезжают на арену. Парламентера схватывают. Привязывают к дулу орудия, избивая рукоятками револьверов. Стрельба по баррикаде продолжается. Прожектор освещает красное знамя над баррикадой. Пули дырявят знамя. Знамя опадает по клочкам. Последний защитник баррикады падает, подбитый, — тогда на всем скаку проносятся конные казаки, сметая остатки баррикады. Арена тухнет. Выходят глашатаи. Красные цифры 1, 9, 0, 5 тухнут.

1-й глашатай

Пирамида классов* —

сияет и высится.

2-й глашатай

Капиталистов

лоснятся лица.

3-й глашатай

И дюжину лет —

4-й глашатай

свинцом и виселицей

самодержец

развлекается и веселится.

Арена загорается. На арене пирамида. Нижний ряд — закованные работающие в кандалах рабочие, второй ряд — жадное чиновничество, третий ряд — попы, муллы, раввины, четвертый ряд — правительство, сенаторы, министры, пятый ряд — буржуи и помещики, на самом верху — маленький царишко в огромной короне. Пока стои́т пирамида, по барьеру проходят под конвоем закованные за революцию каторжники.

II часть

На арену выходят четыре глашатая.

1-й глашатай

С баррикад

декабрьского боя

многие

припустились, воя.

Загорается экран, на нем маленькая фигурка интеллигента в шляпе.

1-й глашатай

Сам заскулил

товарищ Плеханов —

2-й глашатай

«Ваша вина,

напутали, братцы.

Вот и пустили

крови лохани.

Нечего

зря

за оружие браться».

Загорается второй экран. Во весь экран Владимир Ильич с вытянутой рукой.

3-й глашатай

Ленин

в этот скулеж недужный

врезал голос

бодрый и зычный.

4-й глашатай

«Нет,

за оружие браться нужно,

только более решительно и энергично.

Новых восстаний

вижу день я.

Снова

подымется

рабочий класс,

Не защита,

а нападение

стать

должно

лозунгом масс.

И этот год

в кровавой пене

и эти раны

в рабочем стане

покажутся

школой первой ступени

в грозе и буре

грядущих восстаний».

Экран становится красным. На глашатаях зажигаются цифры 1, 9, 1, 7. На арене закованные в цепи.

1-й глашатай

И мы

научились

драться победно.

2-й глашатай

Товарищ Владимир Ильич,

за тобой

1, 2, 3 и 4-й глашатаи

мы в бой пошли…

Закованные на арене (вместе)

И это есть наш последний

и решительный бой!

Закованные разрывают цепи. Закованные освещаются прожектором. На красном экране — огромная тень рвущих цепи рук. На сцене орел на царской решетке взмахивает крыльями и взлетает. Раскованные хватаются за винтовки. Гремит стрельба по двуглавому орлу. Орел падает, подбитый. Разбивая прикладами ворота, нападающие скрываются за царской оградой. Музыкальный клоун вылетает на арену, вызванивая на треснувшей короне.

Клоун

Хохочи, товарищ цирк.

Смейся,

Ваня с Настею.

Мы выводим

под уздцы

царскую династию.

Рабочий с грохотом вытаскивает под уздцы целый табун памятников, съезжающий вниз из распахнутых дворцовых ворот, объезжающий арену и улепетывающий в главный выход. Первый — конный Петр Великий*, теряющий венок и ухвативший под мышку змия, за ним Екатерина*, с барельефа которой разбегаются вельможи, потом Павел, спрыгивающий с постамента и убегающий, следом — Александр с головою в руке* вместо державы и скипетра, наконец, Александр Третий на брыкающемся коне*, — нагнется головой — огонь из ноздрей, присядет на круп — выстрел сзади, и, наконец, уцепившись за хвост последнему коню, малюсенький Николай Второй. Табун скрывается. На арене глашатаи.

1-й глашатай

Двуглавый орел

свалился, ободранный.

2-й глашатай

И быстро,

как пудель сквозь обруч —

3-й глашатай

на пуховик

Александры Феодоровны*

4-й глашатай

вскочил

Александр Феодорович*.

Дорогу к дворцовым воротам занимают дрессировщики буржуйского вида, у каждого в руке обруч. Керенский — рыжий — вскакивает по ступенькам, проныривая сквозь обруч. Открывает дворцовые ворота. Под балдахином кровать. Посредине бюст Наполеона. Керенский охаживает Наполеона, копируя фигуру. Устав, валится на царицыну кровать. Музыкальный клоун выходит на арену.

Клоун

С «Авроры»

грохнул

выстрел резкий,

зарделись

флаги

в синеве…

И передернулся Кере́нский

от перепалки на Неве.

Цирк заполняют вооруженные красногвардейцы. Залп. Мраморный Наполеон показывает кукиш.

Клоун

Надел штаны и моментально

бегом

из Ленинграда вон.

В Париж

с царицыной двуспальной

сбежал

сей зам-Наполеон.

Новый залп. Керенский вскакивает, на автомобиле по проволоке с курьерской скоростью уносится из цирка.

Клоун

Теперь

болонкою в Париже,

пораздобрев

с хозяйских благ,

он

у французов

руку лижет

и лает

на советский флаг.

Темнота. На арене одни глашатаи, цифры меняются; 1918, 1919, 1920 и т. д.

1-й глашатай

Буржуям жуть,

буржуям урон,

затеяли

бой упорный,

и десять лет

с десяти сторон

слетались

орлы да во̀роны.

2-й глашатай

Не цапать

во̀ронам

наших мяс.

Пропали когти,

об нас обломясь.

Не взять нас

лапою голой.

Утроена

мощь

и ненависть масс

декабрьской*

кровавой школой.

3-й глашатай

Мы выбили

белых

орлов да ворон,

с победой

в боях пролетали.

4-й глашатай

На новый

упорный

строительный фронт

сегодня

встает пролетарий.

На экране турбина. Над ареной выпуклая карта пятилетки. От турбины к карте пять лучей-стрел, постепенно зажигающихся. Остальная арена застроена строениями — церковь, кабак, лавочка; вся земля разгорожена плетнями. Арена освещается, из-под купола на арену низвергается кулак.

Кулак (осматривая турбину)

Ну и штука,

раскинули неспроста.

А ну-ка

лабаз

раскину близ,

стану в тени

торговать и врастать

в самый что ни на есть

социализм.

На турбину низвергается вода. Вода смывает плетни, кабаки, церкви. Загорается одна из стрел-лучей, потом другая, третья, четвертая и пятая загораются одновременно. По мере вращения турбины и вспыхивания лучей загораются индустриализированные районы на карте пятилетки. Цирк заполняется группами рабочих — шахтеры с лампами и кайлами, молотобойцы с молотами, швейники с иглами, лесорубы с пилами. Рабочие строятся, несложными движениями орудий работы вторя скорости вертящейся турбины.

Кулак (барахтаясь)

Ну и приспособился,

ну и врос.

Электрификация —

аж искры из глаз.

Караул!

Насовсем и всерьез

изничтожают

кулацкий класс.

На арену въезжает трактор. С трактора слазят крестьяне, группой, с серпами, вступая в общий рабочий марш.

Крестьяне

Трактор сеял

и косил,

вышло

очень ладно.

(К кулаку.)

Не теряйте, куме, сил,

опускайтесь на́ дно.

Кулак тонет. Булькает. Из воды массой пузырей вылетают воздушные шары. Пионеры. Удят. Вылавливают куклу кулака, развинчивают, накладывают в мешки. Ловятся кускн плетня, бутылки, кресты.

Пионеры (поют)

Мы сегодня

наудили

много разного ути́ля.

Или крест поймаем,

или

попадаются

бутыли.

Лез кулак

в колхоз без спроса,

Да попал

в утиль-отбросы.

На утиль сдавай плетни,

переплавь

коммуной

дни.

Вода в арене очищена и стала прозрачной. Сквозь воду подымаются, горят светящиеся серп и молот.

Все

Раздувай

коллективную

грудь-меха.

Лозунг мчи

по рабочим взводам:

от ударных бригад

к ударным цехам,

от цехов

к ударным заводам.

Дыша

во все

грудные клетки,

горланя

во весь

веселый рот:

в четыре года

по пятилетке!

Вперед!

Вперед!

Вперед!

[1930]

Летучки к постановке «Москва горит»*

№ 1

Папы и лорды —

долой свистопляс!

Умолкни,

поповская шкода!

Весь мир

подымется

после нас,

как мы —

после пятого года.

№ 2

Мир

перейдет

от слов к патронам.

Трон

капитала

треснется.

Вспомни тогда,

что у этого

трона

ножку

подбили пресненцы.

№ 3

Болтливые церковники,

закройте клапан.

Ясно —

как чай на блюдце,

что хочет

зам-бог,

святейший папа,

быть душителем революции.

№