единой думы. Тысячесилием воли сдерживаю антенны. Не гудеть!
Лишь на извивах подсознательных,
проселков окольней,
полумысль о культуре проходящих поколений:
раньше
аэро
шуршали о го́лени,
а теперь
уже шуршат о колени.
Так
дни
текли и текли в покое.
Дни дотекли.
И однажды
расперегрянуло такое,
что я
затрясся антенной каждой.
Колонны ног,
не колонны — стебли.
Так эти самые ноги колеблет.
В небо,
в эту облакову няньку,
непрекращающийся зуд,
все законы природы вывернув наизнанку,
в небо
с земли разразили грозу.
Уши —
просто рушит.
Радиосмерч.
«Париж…
Согласно Версальскому
Пуанкаре да Ллойд…»
«Вена.
Долой!»
«Париж.
Фош.
Врешь, бош.
Берегись, унтер…»
«Berlin.
Runter!»[1]
«Вашингтон.
Предлагаем должникам торопиться со взносом».
«Москва.
А ну!
Иди!
Сунься носом».
За радио радио в воздухе пляшет.
в сплошном
и грозобуквом ералаше.
Что это! Скорее! Скорее! Увидеть. Раскидываю тучи. Ладонь ко лбу. Глаза укрепил над самой землей. Вчера еще закандаленная границами, лежала здесь Россия одиноким красным оазисом. Пол-Европы горит сегодня. Прорывает огонь границы географии России. А с запада на приветствия огненных рук огнеплещет германский пожар. От красного тела России, от красного тела Германии огненными руками отделились колонны пролетариата. И у Данцига —
пальцами армий,
пальцами танков,
пальцами Фоккеров
одна другой руку жала.
И под пальцами
там,
где пилсудчина коридорами лежала.—
Влились. Сплошное огневище подо мной. Сжалось. Напряглось. Разорвалось звездой.
Надрывающиеся вопли:
«Караул!
Стой!»
А это
разливается пятиконечной звездой
в пять частей оторопевшего света.
Вот
один звездозуб,
врезывается в край земли французской.
Чернота старается.
Потушить бы,
поймать.
А у самих
в тылу
разгорается кайма.
Никогда эффектнее не видал ничего я!
Кайму протягивает острие лучевое.
Не поможет!
Красное и красное — слилось как ртуть.
Сквозь Францию
вгрызывается зубец краснозвездный.
Ору, восторженный:
— Не тщитесь!
революции не залить.
Склонись перед нею! —
А луч
взбирается на скат Апенниньий.
А луч
рассвечивается по Пиренею.
Сметая норвежских границ следы,
по северу
рвется красная буря.
луч второй прожигает льды,
до полюса снега́ опурпуря.
По́езда чище
лился Сибирью третий лучище.
уже почти докатился до Токио.
Четвертого лучища жар
вонзил в юго-восток зубец свой длинный,
и уже
какой-то
поджаренный раджа
лучом
с Гималаев
сбит в долины.
Будто проверяя
— хорошо остра ли я, —
в Австралию звезда.
Загорелась Австралия.
Правее — пятый.
Атакует такой же.
Играет красным у негров по коже.
Прошел по Сахаре,
по желтому клину,
сиянье
до южного полюса кинул.
Размахивая громадными руками, то зажигая, то туша глаза, сетью уха вылавливая каждое слово, я весь изработался в неодолимой воле — победить. Я облаками маскировал наши колонны. Маяками глаз указывал места легчайшего штурма. Путаю вражьи радио. Все ливни, все лавы, все молнии мира — охапкою собираю, обрушиваю на черные головы врагов. Мы победим. Мы не хотим, мы не можем не победить. Только Америка осталась. Перегибаюсь. Сею тревогу.
Дрожит Америка:
революции демон
вступает в Атлантическое лоно…
Впрочем,
это уже описано
в интереснейшей поэме «Сто пятьдесят миллионов».
Кто прочтет ее, узнает, как победили мы. Отсылаю интересующихся к этой истории. А сам
замер;
смотрю,
любуюсь,
и я
вижу:
вся земная масса,
сплошь подмятая под краснозвездные острия,
красная,
сияет вторым Марсом.
Видением лет пролетевших взволнован,
восторгаться в победном раже,
я
голову
и снова
стал
у веков на страже.
Я видел революции,
видел войны.
Мне
Хоть раз бы увидеть,
что вот,
живет человек меж веселий и нег.
Радуюсь просторам,
радуюсь тишине,
радуюсь облачным нивам.
Рот
простор разжиженный пьет.
И только
вычесываю лениво
в волоса запутавшееся
звездное репьё.
Словно
время,—
текло, не текло оно,
не знаю, —
вероятно, текло.
И, наконец, через какое-то время —
тучи в кло́чики,
в клочочки-клочишки.
Исчезло все
до последнего
бледного
облачишка.
Смотрю на землю, восторженно поулыбливаясь.
На всём
вокруг
ни черного очень,
ни красного,
но и ни белого не было.
Земшар
сияньем сплошным раззолочен,
и небо
над шаром
раззолотоне́бело.
Где раньше
водищу гоняла,
лила наводнения,
буйна,
гола́,—
теперь
геометрия строгих каналов
мрамору в русла спокойно легла.
Где пыль
вздымалась,
ветрами ду́ема,
Сахары охрились, жаром леня́, —
росли
из земного
из каждого дюйма,
строения и зеленя́.
Глаз —
восторженный над феерией рей!
Реальнейшая
подо мною
вон она —
мечтаемая от дней Фурье,
Роберта Оуэна и Сен-Симона.
Маяковский!
Силой мысли,
нервов,
жил
я,
как стоверстную подзорную трубу,
тихо шеищу сложил.
Небылицей покажется кое-кому.
А я,
в середине XXI века,
на Земле,
среди Федерации Коммун —
гражданин ЗЕФЕКА.
Самое интересное, конечно, начинается отсюда. Едва ли кто-нибудь из вас точно знает события конца XXI века. А я знаю. Именно это и описывается в моей третьей части.
[1922]
Комментарии
Впервые: первая часть поэмы — газ. «Известия ВЦИК», М., 1922, 10 сентября; вторая часть — газ. «Известия ВЦИК», М., 1922, 23 сентября.
В автобиографических заметках «Я сам» Маяковский сообщал: «Начал записывать разработанный третий год «Пятый интернационал». Утопия. Будет показано искусство через 500 лет».
Стихи, которые поэт опубликовал в журнале «Красная новь», 1922, № 3, под названием «IV Интернационал», были задуманы им как пролог к поэме. В примечании ко второй части «Пятого Интернационала» в газете «Известия ВЦИК», от 23 сентября 1922 года Маяковский пояснял: «Четвертый», «Тридевятый», «Пятый интернационал» — названия одной и той же вещи. На заглавии «Пятый интернационал» остановлюсь окончательно».
Из восьми задуманных частей поэмы были написаны лишь две.
3 октября 1922 года Маяковский читал свою поэму в Большом зале консерватории. Сообщая об этом выступлении, газета «Вечерние известия» от 9 октября приводит слова поэта. «V Интернационал» — это поэма предвидения. Образец творчества грядущих лет».
Громили Василия Блаженного. — В октябрьские дни 1917 года собор Василия Блаженного в Москве был поврежден снарядами.
Надсо́ны, не в ревность над вашим сонмом эта моя словостройка взвеена. — Надсон, Семен Яковлевич (1862–1887) — русский поэт.
Я говорю просто — фразами учебника Марго. — Марго, Давид (1823–1872) — автор учебника французского языка.
По сравнению с Гершензоном даже получается научно. — Гершензон М. О. (1869–1925) — литературовед и публицист.
…из Пушкино вижу… — Пушкино — дачная местность под Москвой, где в летние месяцы жил Маяковский.
…голова уже́, разве одному Ивану Великому ровесница. — Иван Великий — колокольня в Московском Кремле.
…дом Нирензее стоял, над лачугами крышищу взвеивая… — Дом Нирензее — самый высокий (десятиэтажный) жилой дом в Москве тех лет.
…зубами, нож зажавшими, щерясь, стоит франиуз-зуав. — Зуав — солдат-алжирец в частях французской армии.
В белом, снегами светящемся мире Куки, Пири. — Кук, Фредерик Альберт (1865–1940); Пири, Роберт Эдвин (1856–1920) — американские полярные исследователи.
Вымахивает за туром тур он свое мировое фуэтэ. — Фуэтэ — быстрое танцевальное вращение на одной ноге.
…солнечная система свистит в Геркулес. — Геркулес — созвездие.
…направление такое новое — унанинмистов. — Унанимисты (франц.) — объединение писателей, придерживавшееся идеи «вселенской коллективной души», в которой «растворяются отдельные личности».
Мистики пишут: «Логос. Это всемогущество. От господа бога-с». — Логос (в понимании идеалистов) — божественное, мистическое начало.
Коган, Петр Семенович (1872–1932) — литературовед и литературный критик. Коган, писал Маяковский, «по-моему, изучал марксизм не по Марксу, а постарался вывести его самостоятельно из изречения Луки — «блохи все не плохи, все черненькие и все прыгают», — считающий эту истину высшим научным объективизмом…» («Как делать стихи?»)
Пролеткультцы не говорят ни про «я», ни про личность… вместо «я-с-то» говорят «мы-с-то». — Маяковский высмеивает чрезмерное увлечение пролеткультовцев большими масштабами, когда «мы» заменяет «я», коллектив — личность. Поэты-пролеткультовцы словно стыдились останавливать свое внимание на внутреннем мире человека, на тех его индивидуальных чертах, которые определяют его как личность.
Потратила пилсудчина… — Пилсудский, Юзеф (1867–1935) — польский политический деятель, националист. В 1920 году развязал войну с Советской Россией. С 1926 по 1935 г. фашистский диктатор Польши..
Сплошной мильерановский фрак. — Мильеран, Александр Этьенн (1859–1943) — реакционный политический деятель, президент Франции (1920–1924), пришедший на смену Пуанкаре, занимавшему в эти годы кресло премьер-министра Франции (1922–1924).
…то из Ангоры, то из Венгерской республики Советов. — Ангора — Анкара, столица Турции с 1923 года. Здесь речь идет о турецком национально-освободительном движении. Венгерская Советская республика была провозглашена 21 марта 1919 года, но в результате империалистического вмешательства пала 1 августа 1919 года.
…в этот самый в Мулен в Руж… — Мулен-Руж — кафешантан в Париже.
Ллойд Джордж зовет в Ливерпуль. — Ллойд Джордж, Давид (1863–1945) — премьер-министр Англии (1916–1922), принимавший активное участие в организации интервенции Советской России. Ливерпуль — город в Англии.
На конференцию. Пажа́-пажа́! — «Пажа-пажа!» — от слова «пожалуйста» — приглашение.
…а Третьяков в своем «Рыде»… — Полное название стихотворения С. М. Третьякова (1892–1939) — «Рыд матерный».
…У аппарата Фош. — Фош, Фердинанд (1851–1929) — французский маршал, главнокомандующий силами Антанты в 1918–1919 годах. В те дни, когда Керзон грозил Советскому Союзу ультиматумом, Фош демонстративно объезжал границы Польши с СССР.
…горой-головой плыву головастить — второй кикой-то брат черноморий. — В поэме А. С. Пушкина «Руслан и Людмила» — заколдованная голова брата Черномора.
И встретясь с фантазией ультра-Маркони, об лоб разбиваемы облакорезом. — Итальянский инженер-радиотехник и предприниматель Маркони, Гульельмо (1874–1937), вслед за А. С. Поповым (1859–1906) «изобрел» радиотелеграф.
И дальше летит эта самая Лета. — Лета — по древнегреческой мифологии, река забвения в подземном мире.
…пальцами Фоккеров… — Фоккер — марка самолета.
…жизнь, мечтаемая от дней Фурье, Роберта Оуэна и Сен-Симона. — Фурье, Шарль (1772–1837), Оуэн, Роберт (1771–1858), Сен-Симон, Анри Клод (1760–1825) — социалисты-утописты.
В. Раков
Примечания
1 «Берлин. Долой!» (нем.)
