на́ уши.

Разошлись

другие

в школы,—

Влас

у крана

полуголый —

не дремалось в школе чтоб,

моет нос

и мочит лоб.

Без чаю

и без калача

выходит,

еле волочась.

Пошагал

и встал разиней:

вывеска на магазине.

Грамота на то и есть!

Надо

вывеску

прочесть!

Прочел

с начала

буквы он,

выходит:

«Куафер Симон».

С конца прочел

знаток наук,—

«Номис» выходит

«рефаук».

Подумавши

минуток пять,

Прогулкин

двинулся опять.

А тут

на третьем этаже

сияет вывеска —

«Тэжэ».

Прочел.

Пошел.

Минуты с три —

опять застрял

у двух витрин.

Как-никак,

а к школьным зданиям

пришел

с огромным опозданьем.

Дверь на ключ.

Толкнулся Влас —

не пускают Власа

в класс!

Этак ждать

расчета нету.

«Сыграну-ка

я

в монету!»

Проиграв

один пятак,

не оставил дела так…

Словом,

не заметил сам,

как промчались

три часа.

Что же делать —

вывод ясен:

возвратился восвояси!

Пришел в грустях,

чтоб видели

соседи

и родители.

Те

к сыночку:

— Что за вид? —

— Очень голова болит.

Так трещала,

что не мог

даже

высидеть урок!

Прошу

письмо к мучителю,

мучителю-учителю! —

В школу

Влас

письмо отнес

и опять

не кажет нос.

Словом,

вырос этот Влас —

настоящий лоботряс.

Мал

настолько

знаний груз,

что не мог

попасть и в вуз.

Еле взяли,

между прочим,

на завод

чернорабочим.

Ну, а Влас

и на заводе

ту ж историю заводит:

у людей —

работы гул,

у Прогулкина —

прогул.

Словом,

через месяц

он

выгнан был

и сокращен.

С горя

Влас

торчит в пивнушке,

мочит

ус

в бездонной кружке,

и под забором

вроде борова

лежит он,

грязен

и оборван.

Дети,

не будьте

такими, как Влас!

Радостно

книгу возьмите

и — в класс!

Вооружись

учебником-книгой!

С детства

мозги

развивай и двигай!

Помни про школу —

только с ней

станешь

строителем

радостных дней!

[1926]

МЫ ВАС ЖДЕМ, ТОВАРИЩ ПТИЦА,

ОТЧЕГО ВАМ НЕ ЛЕТИТСЯ?

Несется клич

со всех концов,

несется клич

во все концы:

— Весна пришла!

Даешь скворцов.

Добро пожаловать, скворцы! —

В самом лучшем месте

самой лучшей рощи

на ветке

поразвесистей

готова жилплощадь.

И маленькая птица

с большим аппетитцем.

Готовы

для кормежки

и зерна

и мошки.

Из-за моря,

из-за леса

не летят

скворцы,

пока

пионеры

сами лезут

на березины бока.

Один

с трубою на носу

уселся

аж на самый сук.

— Вспорхнуть бы

и навстречу

с приветственною речью.—

Одна заминка:

без крылышек спинка.

Грохочет гром

от труб ребят,

от барабана шалого.

Ревут,

кричат,

пищат,

трубят.

— Скворцы,

добро пожаловать! —

Бьют барабаны бешеней.

Скворцы

погоды вешней

заждались за лесами,—

и в жданьи безутешном

ребята

по скворешням

расположились сами.

Слетит

скворец

под сень листов,

сказать придется:

— Нет местов! —

Хочу,

чтоб этот клич

гудел

над прочими кличами:

— Товарищ,

пионерских дел

не забывай

за птичьими.

[1927]

КОНЬ-ОГОНЬ

Сын

отцу твердил раз триста,

за покупкою гоня:

— Я расту кавалеристом.

Подавай, отец, коня! —

О чем же долго думать тут?

Игрушек

в лавке

много вам.

И в лавку

сын с отцом идут

купить четвероногого.

В лавке им

такой ответ:

— Лошадей сегодня нет.

Но, конечно,

может мастер

сделать лошадь

всякой масти.—

Вот и мастер. Молвит он:

— Надо

нам

достать картон.

Лошадей подобных тело

из картона надо делать.—

Все пошли походкой важной

к фабрике писчебумажной.

Рабочий спрашивать их стал:

— Вам толстый

или тонкий? —

Спросил

и вынес три листа

отличнейшей картонки.

— Кстати

нате вам и клей.

Чтобы склеить —

клей налей.—

Тот, кто ездил,

знает сам,

нет езды без колеса.

Вот они у столяра.

Им столяр, конечно, рад.

Быстро,

ровно, а не криво,

сделал им колесиков.

Есть колеса,

нету гривы,

нет

на хвост волосиков.

Где же конский хвост найти нам?

Там,

где щетки и щетина.

Щетинщик возражать не стал,—

чтоб лошадь вышла дивной,

дал

конский волос

для хвоста

и гривы лошадиной.

Спохватились —

нет гвоздей.

Гвоздь необходим везде.

Повели они отца

в кузницу кузнеца.

Рад кузнец.

— Пожалте, гости!

Вот вам

самый лучший гвоздик.—

Прежде чем работать сесть,

осмотрели —

всё ли есть?

И в один сказали голос:

— Мало взять картон и волос.

Выйдет лошадь бедная,

скучная и бледная.

Взять художника и краски,

чтоб раскрасил

шерсть и глазки.—

К художнику,

удал и быстр,

вбегает наш кавалерист.

— Товарищ,

вы не можете

покрасить шерсть у лошади?

— Могу.—

И вышел лично

с краскою различной.

Сделали лошажье тело,

дальше дело закипело.

Компания остаток дня

впустую не теряла

и мастерить пошла коня

из лучших матерьялов.

Вместе взялись все за дело.

Режут лист картонки белой,

клеем лист насквозь пропитан.

Сделали коню копыта,

щетинщик вделал хвостик,

кузнец вбивает гвоздик.

Быстра у столяра рука —

столяр колеса остругал.

Художник кистью лазит,

лошадке

глазки красит.

Что за лошадь,

что за конь —

горячей, чем огонь!

Хоть вперед,

хоть назад,

хочешь — в рысь,

хочешь — в скок.

Голубые глаза,

в желтых яблоках бок.

Взнуздан

и оседлан он,

крепко сбруей оплетен.

На спину сплетенному —

помогай Буденному!

[1927]

ПРОЧТИ И КАТАЙ

В ПАРИЖ И В КИТАЙ

1

Собирайтесь, рабятишки,

наберите в руки книжки.

Вас

по разным странам света

покатает песня эта.

Начинается земля,

как известно, от Кремля.

За морем,

за сушею —

коммунистов слушают.

Те, кто работают,

слушают с охотою.

А буржуям этот голос

подымает дыбом волос.

2

От Кремля, в котором были,

мы летим в автомобиле

прямо на аэродром.

Здесь стоит

и треск и гром.

По поляне люди ходят,

самолету винт заводят.

3

Подходи,

не робей,

расправляй галстучки

и лети, как воробей,

даже

как ласточка!

Туча нам помеха ли?

Взяли и объехали!

Помни, кто глазеть полез,—

рот зажмите крепко,

чтоб не плюнуть с поднебес

дяденьке на кепку.

4

Опускаемся в Париже,

осмотреть Париж поближе.

Пошли сюда,

пошли туда —

везде одни французы.

Часть населения худа,

а часть другая —

с пузом.

Куда б в Париже ни пошел,

картину видишь ту же:

живет богатый хорошо,

а бедный —

много хуже.

Среди Парижа — башня

высокая страшно.

5

Везет нас поезд

целый день,

то лес,

то город мимо.

И

мимо ихних деревень

летим

с хвостом из дыма.

6

Качает пароход вода.

Лебедка тянет лапу —

подняла лапой чемодан,

а мы идем по трапу.

Пароход полный,

а кругом волны,

высоки и со́лоны.

Волны злятся —

горы вод

смыть грозятся пароход.

Ветер,

бурей не маши нам:

быстро движет нас машина;

под кормой крутя винтом,

погоняет этот дом.

Доехали до берега —

тут и Америка.

7

Издали —

как будто горки,

ближе — будто горы тыщей,—

вот какие

в Нью-Йорке

стоэтажные домища.

Все дни народ снует вокруг

с поспешностью блошиною,

не тратит

зря —

ни ног, ни рук,

а всё

творит машиною.

Как санки

по снегу

без пыли

скользят горой покатою,

так здесь

скользят автомобили,

и в них

сидят богатые.

Опять седобородый дым.

(Не бреет поезд бороду!)

Летим к волне другой воды,

летим к другому городу.

Хорош, да не близко

город Сан-Франциско.

8

Отсюда

вновь

за океан

плывут такие, как и я.

Среди океана

стоят острова,

здесь люди другие,

и лес, и трава.

Проехали,

и вот

она —

японская страна.

9

Легко представить можете

жителя Японии:

если мы — как лошади,

то они —

как пони.

Деревья здесь невелики.

Строенья

роста маленького.

Весной,

куда глаза ни кинь —

сады

в деревьях карликовых.

На острове

гора гулка́,

дымит,

гудит гора-вулкан.

И вдруг

проснется поутру

и хлынет

лавой на́ дом.

Но люди

не бросают труд.

Нельзя.

Работать надо.

10

Отсюда за морем —

Китай.

Садись

и за море катай.

От солнца Китай

пожелтел и высох.

Родина чая.

Родина риса.

Неплохо:

блюдо рисовой каши

и чай —

из разрисованных чашек.

Но рис

и чай

не всегда у китайца,—

английский купец на китайца

кидается:

«Отдавайте нам еду,

а не то —

войной иду!

На людях

мы

кататься привыкши.

Китайцев таких

называем «рикши».

В рабочих привыкли всаживать

пули.

Рабочих таких

называем «ку́ли».

11

Мальчик китайский

русскому рад.

Встречает нас,

как брата брат.

Мы не грабители —

мы их не обидели.

За это

на нас

богатеи английский

сжимает кулак,

завидевши близко.

Едем схорониться

к советской границе.

Через Сибирь вас

провозит экспресс.

Лес да горы,

горы и лес.

И вот

через 15 дней

опять Москва —

гуляйте в ней.

12

Разевают дети рот.

— Мы же

ехали вперед,

а приехали туда же.

Это странно,

страшно даже.

Маяковский,

ждем ответа.

Почему случилось это? —

А я ему:

— Потому,

что земля кругла,

нет на ней угла —

вроде мячика

в руке у мальчика.

[1927]

ВОЗЬМЕМ ВИНТОВКИ НОВЫЕ

Возьмем винтовки новые,

на штык флажки!

И с песнею

в стрелковые

пойдем кружки.

Раз,

два!

Все

в ряд!

Впе-

ред,

от-

ряд.

Когда

война-метелица

придет опять —

должны уметь мы целиться,

уметь стрелять.

Ша-

гай

кру-

че!

Цель-

ся

луч-

ше!

И если двинет армии

страна моя —

мы будем

санитарами

во всех боях.

Ра-

нят

в ле-

су,

к сво-

им

сне-

су.

Бесшумною разведкою —

тиха нога —

за камнем

и за веткою

найдем врага.

Пол-

зу

день,

ночь

мо-

им

по-

мочь.

Блестят винтовки новые,

на них

флажки.

Мы с песнею

в стрелковые

идем кружки.

Раз,

два!

Под-

ряд!

Ша-

гай,

от-

ряд!

[1927]

МАЙСКАЯ ПЕСЕНКА

Зеленые листики —

и нет зимы.

Идем

раздольем чистеньким —

и я,

и ты,

и мы.

Весна сушить развесила

свое мытье.

Мы молодо и весело

идем!

Идем!

Идем!

На ситцах, на бумаге —

огонь на всем.

Красные флаги

несем!

Несем!

Несем!

Улица рада,

весной умытая.

Шагаем отрядом,

и мы,

и ты,

и я.

[1928]

КЕМ БЫТЬ?

У меня растут года,

будет и семнадцать.

Где работать мне тогда,

чем заниматься?

Нужные работники —

столяры и плотники!

Сработать мебель мудрено:

сначала

мы

берем бревно

и пилим доски

длинные и плоские.

Эти доски

вот так

зажимает

стол-верстак.

От работы

пила

раскалилась добела.

Из-под пилки

сыплются опилки.

Рубанок

в руки —

работа другая:

сучки, закорюки

рубанком стругаем.

Хороши стружки —

желтые игрушки.

А если

нужен шар нам

круглый очень,

на станке токарном

круглое точим.

Готовим понемножку

то ящик,

то ножку.

Сделали вот столько

стульев и столиков!

Столяру хорошо,

а инженеру —

лучше,

я бы строить дом пошел,

пусть меня научат.

Я

сначала

начерчу

дом

такой,

какой хочу.

Самое главное,

чтоб было нарисовано

здание

славное,

живое словно.

Это будет

перёд,

называется фасад.

Это

каждый разберет —

это ванна,

это сад.

План готов,

и вокруг

сто работ

на тыщу рук.

Упираются леса

в самые небеса.

Где трудна работка,

там

визжит лебедка;

подымает балки,

будто палки.

Перетащит кирпичи,

закаленные в печи́.

По крыше выложили жесть.

И дом готов,

и крыша есть.

Хороший дом,

большущий дом

на все четыре стороны,

и заживут ребята в нем

удобно и просторно.

Инженеру хорошо,

а доктору —

лучше,

я б детей лечить пошел,

пусть меня научат.

Я приеду к Пете,

я приеду к Поле.

— Здравствуйте, дети!

Кто у вас болен?

Как живете,

как животик? —

Погляжу

из очков

кончики язычков.

— Поставьте этот градусник

под мышку, детишки.—

И ставят дети радостно

градусник под мышки.

— Вам бы

очень хорошо

проглотить порошок

и микстуру

ложечкой

пить понемножечку.

Вам

в постельку лечь

поспать бы,

вам —

компрессик на живот,

и тогда

у вас

до свадьбы

всё, конечно, заживет.—

Докторам хорошо,

а рабочим —

лучше,

я б в рабочие пошел,

пусть меня научат.

Вставай!

Иди!

Гудок зовет,

и мы приходим на завод.

Народа — уйма целая,

тысяча двести.

Чего один не сделает —

сделаем вместе.

Можем

железо

ножницами резать,

краном висящим

тяжести тащим;

молот паровой

гнет и рельсы травой.

Олово плавим,

машинами правим.

Работа всякого

нужна одинаково.

Я гайки делаю,

а ты

для гайки

делаешь винты.

И идет

работа всех

прямо в сборочный цех.

Болты,

лезьте

в дыры ровные,

части

вместе

сбей

огромные.

Там —

дым,

здесь —

гром.

Гро-

мим

весь

дом.

И вот

вылазит паровоз,

чтоб вас

и нас

и нес

и вез.

На заводе хорошо,

а в трамвае —

лучше,

я б кондуктором пошел,

пусть меня научат.

Кондукторам

езда везде.

С большою сумкой кожаной

ему всегда,

ему весь день

в трамваях ездить можно.

— Большие и дети,

берите билетик,

билеты разные,

бери любые —

зеленые,

красные

и голубые.—

Ездим рельсами.

Окончилась рельса,

и слезли у леса мы,

садись

и грейся.

Кондуктору хорошо,

а шоферу —

лучше,

я б в шоферы пошел,

пусть меня научат.

Фырчит машина скорая,

летит, скользя,

хороший шофер я —

сдержать нельзя.

Только скажите,

вам куда надо —

без рельсы

жителей

доставлю на дом,

Е-

дем.

ду-

дим:

«С пу-

ти

уй-

ди!»

Быть шофером хорошо,

а летчиком —

лучше,

я бы в летчики пошел,

пусть меня научат.

Наливаю в бак бензин,

завожу пропеллер.

«В небеса, мотор, вези,

чтобы птицы пели».

Бояться не надо

ни дождя,

ни града.

Облетаю тучку,

тучку-летучку.

Белой чайкой паря,

полетел за моря.

Без разговору

облетаю гору.

«Вези, мотор,

чтоб нас довез

до звезд

и до луны,

хотя луна

и масса звезд

совсем отдалены».

Летчику хорошо,

а матросу —

лучше,

я б в матросы пошел,

пусть меня научат.

У меня на шапке лента,

на матроске

якоря.

Я проплавал это лето,

океаны покоря.

Напрасно, волны, скачете —

морской дорожкой

на реях и по мачте,

карабкаюсь кошкой.

Сдавайся, ветер вьюжный,

сдавайся, буря скверная,

открою

полюс

Южный,

а Северный —

наверное.

Книгу переворошив,

намотай себе на ус —

все работы хороши,

выбирай

на вкус!

[1928]

ПЕСНЯ-МОЛНИЯ

За море синеволное,

за сто земель

и вод

разлейся, песня-молния,

про пионерский слет.

Идите,

слов не тратя,

на красный

наш костер!

Сюда,

миллионы братьев!

Сюда,

миллион сестер!

Китайские акулы,

умерьте

вашу прыть,—

мы

с китайчонком-кули

пойдем

акулу крыть.

Веди

светло и прямо

к работе

и к боям,

моя

большая мама —

республика моя.

Растем от года к году мы,

смотри,

земля-старик,—

садами

и заводами

сменили пустыри.

Везде

родные наши,

куда ни бросишь глаз.

У нас большой папаша —

стальной рабочий класс.

Иди

учиться рядышком,

безграмотная старь.

Пора,

товарищ бабушка,

садиться за букварь.

Вперед,

отряды сжатые,

по ленинской тропе!

У нас

один вожатый —

товарищ ВКП.

[1929]

ТОВАРИЩУ ПОДРОСТКУ

Попами

столетия

гудят с колоколен:

«Растите, дети,

резвитесь на воле.

Пусть ходят

плети

по спинам

голи.

Растите, дети,

резвитесь на воле.

Пусть мрак безрассветен,

пусть выкрики боли —

растите, дети,

резвитесь на воле».

Словом,

детеныш,

будьте цветочком.

Благоухайте мамаше

и —

точка!

Товарищ

второй ступени,

плюнь на такое пение!

Мы сомкнутым строем

в коммуну идем

и старые,

и взрослые,

и дети.

Товарищ подросток,

не будь дитем,

а будь —

борец

и деятель!

[1930]

Комментарии

Стихи Маяковского для детей интересная и своеобразная часть его творческого наследия, развивающаяся во взаимодействии с идеями и образами всего творчества. Вместе с М. Горьким он является основоположником и зачинателем детской литературы, как искусства социалистического реализма. К ноябрю 1918 года относится намерение Маяковского написать свою первую книгу «Для детков». Однако это издание осуществлено не было. В книжку «Для детков» должны были войти стихи «Тучкины штучки», а также, как говорил Маяковский, «политические стихи» — его «Красная шапочка» и «Интернациональная басня». Вводя в детское издание «политический отдел», Маяковский стремился расширить камерный мирок детской литературы тех лет, приблизить ее к живой современности, насытив злободневным содержанием.

В мае 1924 года в резолюции XIII партийного съезда указывалось «…необходимо приступить к созданию литературы для детей под тщательным контролем и руководством партии, с целью усиления в этой литературе моментов классового, интернационального, трудового воспитания» («КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК», т. 3. Издательство политической литературы, М., 1970, стр. 94).

С этого времени начинается последовательная и целенаправленная работа Маяковского над произведениями для детей и юношества. Продолжая и развивая традиции русской революционно-демократической мысли, он видел в книге «учебник жизни», а в писателе — воспитателя и педагога, призванного сеять «разумное, доброе, вечное». В одной из своих заграничных поездок, отвечая на вопрос «какую роль играет сейчас поэт в России», Маяковский сказал: «Важнейшую. Он учитель народа, кристаллизатор его ума и совести. Каждый из нас занимается также и своего рода педагогической деятельностью. Наша работа развивается в двух направлениях: первое затрагивает рабоче-крестьянскую массу, второе — молодежь и детей».

Работа на самого маленького и юного читателя ощущалась Маяковским как одна из важных сторон его писательского труда, обращенного к народу. В статье 1926 года «А что вы пишете?», перечисляя произведения, над которыми предполагалась работа,