нелепостей!
ГИМН ВЗЯТКЕ
Пришли и славословим покорненько
тебя, дорогая взятка,
все здесь, от младшего дворника
до того, кто в золото заткан.
Всех, кто за нашей десницей
посмеет с укором глаза́ весть,
мы так, как им и не снится,
накажем мерзавцев за зависть.
Чтоб больше не смела вздыматься хула,
наденем мундиры и медали
и, выдвинув вперед убедительный кулак,
спросим: «А это видали?»
Если сверху смотреть — разинешь рот.
И взыграет от радости каждая мышца.
Россия — сверху — прямо огород,
вся наливается, цветет и пышится.
А разве видано где-нибудь, чтоб стояла коза
И нечего доказывать — идите и берите.
Умолкнет газетная нечисть ведь.
Как баранов, надо стричь и брить их.
Чего стесняться в своем отечестве?
ВНИМАТЕЛЬНОЕ ОТНОШЕНИЕ К ВЗЯТОЧНИКАМ
Неужели и о взятках писать поэтам!
Дорогие, нам некогда. Нельзя так.
Вы, которые взяточники,
Я, выколачивающий из строчек штаны, —
конечно, как начинающий, не очень часто,
я — еще и российский гражданин,
беззаветно чтущий и чиновника и участок.
Прихожу и выплакиваю все мои просьбы,
приникши щекою к светлому кителю.
Думает чиновник: «Эх, удалось бы!
Этак на двести птичку вытелю».
Сколько раз под сень чинов ник,
приносил обиды им.
«Эх, удалось бы, — думает чиновник, —
этак на триста бабочку выдоим».
Я знаю, надо и двести и триста вам —
возьмут, все равно, не те, так эти;
и руганью ни одного не обижу пристава:
Но лишний труд — доить поодиночно,
вы и так ведете в работе года.
Вот что я выдумал для вас нарочно —
Господа!
Взломайте шкапы, сундуки и ларчики,
берите деньги и драгоценности мамашины,
чтоб последний мальчонка в потненьком кулачике
зажал сбереженный рубль бумажный.
Костюмы соберите. Чтоб не было рваных.
Мамаша! Вытряхивайтесь из шубы беличьей!
У старых брюк обшарьте карманы —
в карманах копеек на сорок мелочи.
Все это узлами уложим и свяжем,
а сами, без денег и платья,
придем, поклонимся и скажем:
Нате!
Что нам деньги, транжирам и мотам!
Мы даже не знаем, куда нам деть их.
Берите, милые, берите, чего там!
Вы наши отцы, а мы ваши дети.
От холода не попадая зубом на́ зуб,
станем голые под голые небеса.
Берите, милые! Но только сразу,
чтоб об этом больше никогда не писать.
ЧУДОВИЩНЫЕ ПОХОРОНЫ
Мрачные до черного вышли люди,
тяжко и чинно выстроились в городе,
хмурых монахов черный орден.
Траур воронов, выкаймленный под окна,
небо, в бурю крашеное, —
все было так подобрано и подогнано,
что волей-неволей ждалось страшное.
Тогда разверзлась, кряхтя и нехотя,
пыльного воздуха сухая охра,
вылез из воздуха и начал ехать
тихий катафалк чудовищных похорон.
Встревоженная о́жила глаз масса,
гору взоров в гроб бросили.
Вдруг из гроба прыснула гримаса,
после —
крик: «Хоронят умерший смех!» —
из тысячегрудого меха
гремел омиллионенный множеством эх
за гробом, который ехал.
И тотчас же отчаяннейшего плача ножи
врезались, заставив ничего не понимать.
Вот за гробом, в плаче старуха-жизнь, —
усопшего смеха седая мать.
К кому же, к кому вернуться назад ей?
Смотрите: в лысине — тот —
Еще не забылось, как выкривил рот он,
а за ним ободранная, куцая,
визжа, бежала острота.
Куда — если умер — уткнуться ей?
Уже до неба плачей глыба.
Но еще,
еще откуда-то плачики —
это целые полчища улыбочек и улыбок
ломали в горе хрупкие пальчики.
И вот сквозь строй их, смокших в один
сплошной изрыдавшийся Гаршин,
весь в похоронном марше.
Размокло лицо, стало — кашица,
смятая морщинками на выхмуренном лбу,
а если кто смеется — кажется,
что ему разодрали губу.
МОЕ К ЭТОМУ ОТНОШЕНИЕ
(ГИМН ЕЩЕ ПОЧТЕЕ)
Май ли уже расцвел над городом,
плачет ли, как побитый, хмуренький декабрик, —
маячит в дымах фабрик.
Брюшком обвисшим и гаденьким
лежит на воздушном откосе,
и пухлые губы бантиком
сложены в 88.
Внизу суетятся рабочие,
нищий у тумбы виден,
а у этого брюхо и все прочее —
лежит себе сыт, как Сытин.
Вкусной слюны разли́лись волны,
во рту громадном плещутся, как в бухте.
А полный! Боже, до чего он полный!
Сравнить если с ним, то худ и Апухтин.
Кони ли, цокая, по асфальту мчатся,
шарканье пешеходов ли подвернется под взгляд ему,
а ему все кажется: «Цаца! Цаца!» —
кричат ему, и все ему нравится, проклятому.
Растет улыбка, жирна и нагла,
рот до ушей разросся,
будто у него на роже спектакль-гала́
затеяла труппа малороссов.
Солнце взойдет, и сейчас же луч его
ему щекочет пятки хо́леные,
и луна ничего не находит лучшего.
Объявляю всенародно: очень недоволен я.
Я спокоен, вежлив, сдержан тоже,
характер — как из кости слоновой то́чен,
а этому взял бы да и дал по роже:
не нравится он мне очень.
Комментарии
Вам! Впервые, под заглавием «Вам, которые в тылу», — сб. «Взял», Пг., 1915.
Маяковский читал стихотворение 11 февраля 1915 года в Петрограде, в артистическом кафе «Бродячая собака». У публики, которая в основном состояла как раз из тех, к кому было обращено стихотворение, чтение вызвало взрыв возмущения.
Северянин, Игорь (Лотарев Игорь Васильевич, 1887–1942) — русский поэт, в творчестве которого отчетливо звучали мотивы декаданса, глава эгофутуристов.
Я и Наполеон. Впервые — сб. «Весеннее контрагентство муз», М., 1915.
Характерными для стихотворения являются образы жгучей печали и гнева, свойственные антивоенным, антибуржуазным произведениям поэта того периода. «Маяковский стремится изобразить человека, так сказать, на пределе его эмоциональной напряженности, на пределе страдания, возмущения, протеста, готовности к самой отчаянной борьбе со всем окружающим строем» (Л. Тимофеев. «Поэтика Маяковского». М., изд. «Советский писатель», 1941, стр. 35).
Я живу на Большой Пресне, 36, 24 — местожительство Маяковского в Москве.
Уже у Ноева оранжереи… — цветочный магазин Ноева в Москве, на Петровке.
…солнце Аустерлица… — слова Наполеона, сказанные им на рассвете дня Бородинской битвы. В 1805 году Наполеон одержал крупную победу под Аустерлицем.
…по тысячам русских Яфф. — Образ навеян фактом посещения в 1799 году чумного госпиталя в Яффе Наполеоном.
…тысячу Аркольских мостов. — сравнение, в основу которого положен исторический факт. В 1796 году Наполеон, ведя в атаку штурмовую колонну, едва не был убит при переходе через Аркольский мост (итальянское местечко Арколь).
Гимн судье. Впервые, под заглавием «Судья», — журн. «Новый сатирикон», Пг., 1915, № 9.
Стихотворение входит в цикл сатирических стихов Маяковского, иронически названных им впоследствии «гимнами».
«В сатириконских» «гимнах» объектом внимания поэта являются отдельные институты буржуазной цивилизации: правосудие, наука, искусство и т. д. Вместе они создают выразительную картину прогнившего строя. Какие бы явления капиталистического мира ни освещал поэт, он видит в них одну общую черту; враждебность человеку. Это придает сатире Маяковского ярко выраженный гуманистический характер» (А. Метченко. «Маяковский. Очерк творчества», М., изд. «Художественная литература». 1964, стр. 65).
В «Гимне судье» поэт, прибегая к эзопову языку, рисует картину далекой экзотической страны Перу и бичует царский бюрократический аппарат России. «Долой ваш строй!». Эта тема — основная для всех «гимнов» Маяковского.
Гимн ученому. Впервые, под заглавием «Ученый», — журн. «Новый сатирикон», Пг., 1915, № 12.
Стихотворение направлено против оторванной от жизни народа буржуазной науки.
Военно-морская любовь. Впервые — журн. «Новый Сатирикон», Пг., 1915, № 25.
За шутливой интонацией, игривыми образами и каламбурными рифмами в стихотворении звучит тема протеста против империалистической войны.
Гимн здоровью. Впервые — журн. «Новый Сатирикон», Пг., 1915, № 27.
Гимн критику. Впервые — журн. «Новый сатирикон», Пг., 1915, № 28.
«Под стать «ученому» «братья-писатели». Вместо того чтобы сеять «разумное, доброе, вечное», они усердно занимаются помрачением умов, способствуют одичанию человека…
Всеобщая вражда, поедание друг друга породили тип буржуазного критика, беспринципного дельца, с повадками цепного пса и лакея — в зависимости от того, о ком он пишет» (А. Метченко. «Маяковский. Очерк творчества», стр. 65).
Гимн обеду. Впервые — журн. «Новый сатирикон», Пг., 1915, № 29.
Это стихотворение, как и «Гимн здоровью», — «сатирический апофеоз обжорства «жирных», здесь характерный штрих: Маяковский бичует «желудок в панаме» также и за то, что ему безразлична «картина крови», и то, что «пожаром мир опоясан», — трагедия войны, которую так глубоко и остро переживал поэт» (Г. С. Черемин. «Ранний Маяковский», стр. 92).
Теплое слово кое-каким порокам. (Почти гимн). Впервые — журн. «Новый сатирикон», Пг., 1915, № 30.
Вот так я сделался собакой. Впервые — журн. «Новый сатирикон», Пг., 1915, № 31.
Кое-что по поводу дирижера. Впервые — журн. «Новый сатирикон», Пг., 1915, № 32.
Пустяк у Оки. Впервые — журн. «Новый сатирикон», Пг., 1915, № 33.
Аверченко, Аркадий Тимофеевич (1881–1925) — русский писатель-сатирик. С 1913 года — редактор «Нового сатирикона». После Октябрьской социалистической революции эмигрировал во Францию. Его книгу рассказов эмигрантского периода («Дюжина ножей в спину революции», 1921) В. И. Ленин охарактеризовал как талантливую книжку, написанную с позиции «озлобленного почти до умопомрачения белогвардейца…» (Полн. собр. соч., т. 44, стр. 249).
Великолепные нелепости. Впервые — журн. «Новый сатирикон», Пг., 1915, № 34.
Гимн взятке. Впервые — журн. «Новый сатирикон», Пг., 1915, № 35.
Внимательное отношение к взяточникам. Впервые — журн. «Новый сатирикон», Пг., 1915, № 35.
Чудовищные похороны. Впервые — журн. «Новый сатирикон», Пг., 1915, № 36.
Гаршин, Всеволод Михайлович (1855–1888) — русский писатель, его творчество отличалось обостренным и болезненным восприятием трагизма жизни, социальной несправедливости.
Мое к этому отношение (Гимн еще почтее). Впервые, без подзаголовка, — журн. «Новый сатирикон», Пг… 1915, № 38.
В этом «гимне» дается обобщенный образ капиталиста, олицетворяющего буржуазию:
«Брюшком обвисшим и гаденьким
лежит на воздушном откосе,
и пухлые губы бантиком
сложены в 88».
Вся образная система дорисовывает капиталиста: «пухлая морда», «вкусной слюны разлились волны, во рту громадном плещутся», «растет улыбка, жирна и нагла, рот до ушей разросся». Весь мир под пятой капиталиста, даже солнце, взойдя, «ему щекочет пятки холеные».
Образу капиталиста противопоставлен здесь уже социально конкретизированный лагерь миллионов обездоленных («Внизу суетятся рабочие, нищий у тумбы виден…»). Прямо и определенно показывает Маяковский, что мир разделен на эксплуататоров и эксплуатируемых. И от имени обездоленных, от имени рабочих поэт выражает свое недовольство: «Объявляю всенародно, очень недоволен я». Это недовольство существующим положением уже само по себе предполагает активные действия, направленные на изменение существующего строя.
В дальнейшем «капитализма портрет родовой», впервые нарисованный в этом стихотворении, найдет свое яркое и полное завершение в поэме «Владимир Ильич Ленин». Образы «гимна» развиваются в поэме в социально-историческом плане: «громадный рот» капиталиста из «гимна» в поэме «враз и царства и графства сжевал с коронами их и с орлами». Капитализм с «брюшком обвисшим и гаденьким» «встучнел». Он «раздобрел и распух», «перерос себя, за него работает раб». Капитализм и в «гимне» и в поэме лежит на пути общественного прогресса, «У истории на пути»,
«Его не объехать,
не обойти,
взорвать!»
«Сатириконские» «гимны» Маяковского несли в себе прямой политический заряд И даже со страниц буржуазно-либерального журнала «Новый сатирикон» поэт вел интенсивный артобстрел, готовя себя к будущим боям за социализм. «Гимны» Маяковского, характерные своей яркой художественной оригинальностью, беспощадной резкостью и бескомпромиссностью обличения, огромной силой социального протеста, — прямое продолжение великих традиций русской классической сатиры от Кантемира до Салтыкова-Щедрина.
…лежит себе сыт, как Сытин. — Каламбур построен на звуковом совпадении слова «сыт» и фамилии известного издателя и книготорговца.
Сравнить если с ним, то худ и Апухтин. — Апухтин А. Н. (1841–1893) — русский