КИМа
вон
паникеров!
Вон
из КИМа
нытиков!
Стекайтесь,
кепки и платки,
кто в битве надежен!
Теснее
сплачивай,
КИМ,
плечи
мировой молодежи.
ОТРЕЧЕМСЯ
Дом за домом
крыши вздымай,
в небо
трубы
вверти!
Рабочее тело
хольте дома,
тройной
кубатурой квартир.
Квартирка
нарядная,
открывай парадное!
Входим —
и увидели:
вид —
удивителен.
Стена —
в гвоздях.
Утыкали ее.
Бушуйте
над чердаками,
зи́мы,—
а у нас
в столовой
висит белье
гирляндой
разных невыразимых.
Изящно
сплетая
визголосие хоровое,
надрывают
силенки,
пока,
украшая
отопление паровое,
испаряются
и высыхают
пеленки.
Уберись во-свояси,
гигиена незваная,
росой
омывайте глаза.
Вылазит
из ванной
проживающая
в ванне
коза.
Форточки заперты:
«Не отдадим
вентиляции
пот
рабочих пор!»
Аж лампы
как свечи, фитилятся,
хоть вешай
на воздух
в паутинных усах.
от гудения
пухнет.
В четыре глотки
гудят примуса
на удивление
газовой кухне.
Зажал
папашин кулачи́на,—
из ноздрей
табачные кольца,—
для самовара
тонкая лучина
папашей
на паркете
колется.
Свезенной
невыбитой
рухляди скоп
озирает
со шкафа
приехавший клоп:
«Обстановочка ничего —
годится.
Начнем
стиха
понятна сама,
гвоздями
в мозг
вбита:
— Товарищи,
переезжая
в новые дома,
отречемся
от старого быта!
Москва 22–23 ноября 1929 г.
ОСОБОЕ МНЕНИЕ
Огромные вопросищи,
огромней слоних,
решает
миллионнолобая.
А сбоку
ходят
индивидумы,
а у них
мнение обо всем
особое.
Смотрите,
в ударных бригадах
Союз,
держат темп
и не ленятся,
но индивидум в ответ:
«А я
остаюсь
при моем,
особом мненьице».
Мы выполним
пятилетку,
мартены воспламеня,
не в пять годов,
а в меньше,
но индивидум
не верит:
«А у меня
имеется, мол,
особое мненьище».
В индустриализацию
льем заем,
а индивидум
сидит в томлении
и займа не покупает
и настаивает на своем
собственном,
особенном мнении.
Колхозим
хозяйства
бедняцких масс,
кулацкой
не спугнуты
злобою,
а индивидумы
шепчут:
«У нас
имеется
особое».
Субботниками
бьет
рабочий мир
по неразгруженным
картофелям и поленьям,
а индивидумы
нам
заявляют:
«Мы
посидим
с особым мнением».
Не возражаю!
Консервируйте
прикосновением
ничьим
не попортив,
но тех,
кто в работу
впрягся разом,—
не оттягивайте
в сторонку
и напротив.
старья
для нас не годна —
ее
машиной
выжжем до дна.
Не втыкайте
в работу
клинья,—
и у нас
и у массы
и мысль одна
и одна
генеральная линия.
НА ЧТО ЖАЛУЕТЕСЬ?
Растет
курьерский
В бригадах
в ударных —
тыщи.
И лишь,
как рак на мели,
без тем
уныло свищет.
Отмашем
в четыре
пятерку лет,
но этого
мало поэту.
В затылок
в кудластый
скребется поэт,
а тем
под кудрею —
и нету.
Обрезовой
пулей
сельскую темь
иссверлил, неистов.
Но, видите ли,
не имеется тем
у наших
у романистов.
В две чистки
сметаем
с республики
сор,
и рвачу
и подлизе,
а тут
у рампы
грустит режиссер —
мол, нету
ни тем,
ни коллизий.
Поэт,
и прозаик,
и драмщик зачах,
заждались
муз поприблудней.
Сынам ли
муз
корпеть в мелочах
каких-то
строительных будней?
Скоро
и остатки
русалочных воспоминаний
изэлектричат
и Днепры
и Волховы,—
живет еще
сказками няни,
идущими
от царей гороховых.
«Он» и «она»,
да «луна»,
да плюс —
фон
из революционных
героев и черни…
и ноет,
и пухнет, как флюс,
и кажется,
посмотрю,
прочту —
и утоплюсь
от скуки
и от огорчений.
Слезайте
с неба,
Снимайте
мантии древности!
Сильнейшими
узами
музу ввяжите,
как лошадь,—
в воз повседневности.
Забудьте
про свой
разиньте
шире
глаз,
нацельте
его
уставьте
его
на стенгаз!
Простите, товарищ,
я выражусь грубо,—
но землю
облапьте руками,
чтоб трубадуры
не стали
«трубо…
раз-
трубо-дураками».
СТИХ КАК БЫ ШОФЕРА
Граждане,
мне
начинает казаться,
что вы
недостойны
индустриализации.
Граждане дяди,
граждане тети,
Автодора ради —
куда вы прете?!
Сто́ит
машине
распрозаявиться —
уже
с тротуара
спорхнула девица.
У автомобильного
у колесика
остановилась
для пудрения носика.
Объедешь мостовою,
а рядом
на лужище
с «Вечерней Москвою»
встал совторгслужащий.
Брови
поднял,
из ноздри —
волосья.
«Что
идет
в «Коло́ссе»?
Объехали этого,
других догнали.
Идут
какие-то
две канальи.
походкой быстрой ли?
Не обернешь их,
и в ухо
выстрелив.
Спешишь —
не до шуток! —
и с прытью
с блошиною
в людской
вопьешься машиною.
И упрется
в покидающих театр.
Что ж с того!
Прижат
мужчина к даме,
идут
по пузу мостовой
сомкнутыми рядами.
Во что лишь можно
(не язык —
феерия!)
в момент
обложена
вся шоферия.
Шофер
столкновеньям
подвел итог:
«Разинь
гудок ли уймет?!
Разве
тут
поможет гудок?!
Не поможет
и
пулемет».
Чтоб в эту
самую
в индустриализацию
веры
шоферия
не теряла,
товарищи,
и в быту
необходимо взяться
за перековку
человеческого материала.
ДАЕШЬ
МАТЕРИАЛЬНУЮ БАЗУ!
Пусть ропщут поэты,
слюною плеща,
губою
презрение вызмеив.
Я,
душу не снизив,
кричу о вещах,
обязательных при социализме.
«Мне, товарищи,
этажи не в этажи —
мне
удобства подай.
Мне, товарищи,
хочется жить
не хуже,
чем жили господа.
Я вам, товарищи,
не дрозд
и не синица,
мне
и без этого
делов массу.
Я, товарищи,
хочу возноситься,
как подобает
господствующему классу.
Я, товарищи,
из нищих вышел,
мне
надоело
в грязи побираться.
Мне бы, товарищи,
жить повыше,
у самых
солнечных
протуберанцев.
Мы, товарищи,
не лошади
и не дети —
на шестой,
поклажу взвалив?!
Словом,—
и в-третьих,—
мне
подавайте лифт.
А вместо этого лифта
мне —
прыгать —
работа трехпотая!
Черным углем
на белой стене
выведено криво:
«Лифт
НЕ
работает».
Вот так же
и многое
противно глазу.—
Примуса́, например?!
Дорогу газу!
Поработав,
желаю
помыться сразу.
Бегай —
давайте
материальную базу
для новых
социалистических отношений».
Пусть ропщут поэты,
слюною плеща,
губою
презрение вызмеив.
Я,
душу не снизив,
кричу о вещах,
обязательных
при социализме.
ПРОЛЕТАРКА,
ЗАХОДИТЕ В ПЛАНЕТАРИЙ
Войдешь
и слышишь
умный гуд
в лекционном зале.
Расселись зрители
и ждут,
Пришел
главнебзаведующий,
в делах
в небесных
Пришел,
нажал
и завертел
небесных тел.
Говорит папаше дочь:
«Попроси
знать нам хочется,
звездная Медведица,
как вам
ходится,
как вам
ночью ездится!»
Завнебом,
пальчиком ведя,
покажет
звездомедведя.
Со звездою
в осень
скупо.
Здесь же
вызвездило купол.
Не что-нибудь,
не как-нибудь,
И тут,
и сбоку,
и везде —
в сплошной звезде.
Как примус,
примутся мерцать,
спаля
влюбленные сердца.
Завнебом
вежливо спросили:
«Какие звезды
над Бразилией?»
Зажег
завнебом
Южный Крест,
невиданнейший
с наших мест.
Светят,
как миленькие,
небесные
светильники.
любая горничная
затмение лунное
и даже
солнечное.
Умри, поповья погань!
Побыв
в небесных сферах,
мы знаем —
нету бога
и нету
смысла
в верах.
на планетарий.
О, сколько
женского народу
по магазинам
рыскают
и ищут моду,
просят моду,
последнюю
парижскую.
Стихи поэта
к вам
нежны,
дочки
и мамаши.
Я понимаю —
вам нужны
чулки,
платки,
Склонились
над прилавком ивой,
перебирают
пальцы
платьице,
было бы
красивое
и чтоб
Но несмотря
на нежность сильную,
остановлю вас,
тих
и едок:
— Оно
на даму
на субтильную,
для
буржуазных дармоедок.
А с нашей
красотой суровою
к лицу
не всякий ляжет,
мы
часто
выглядим коровою
в купальных трусиках
на пляже.
Мы выглядим
в атласах —
репою…
Забудьте моду!
К черту вздорную!
Одежду
в Москвошвее
требуй
простую,
легкую,
просторную.
Чтоб Москвошвей
ответил:
«Нате!
Одежду
не найдете проще —
прекрасная
и для занятий
и для гуляний
с милым
в роще».
НЕ УВЛЕКАЙТЕСЬ НАМИ
Если тебе
«корова» имя,
у тебя
должны быть
и вымя.
А если ты
без молока
и без вымени,
то черта ль в твоем
в коровьем имени!
Это
верно и для художника
и для поэта.
и они сами:
с бархатными тужурками,
с поповскими волосами.
А если
только
сидим в кабаке мы,
это носит
названье «богемы».
На длинные патлы,
на звонкое имя
прельстясь,
ныряет пивными.
И вот
в комсомольце
срывается голос,
бубнят в пивных
декадентские дятлы.
И вот
оседает
спадают паклей
поповские патлы,
и комсомольская
твердая мысль
течет,
расслюнившись
пивом трехгорным,
и от земли
улетают ввысь
идеализма
глупые вороны.
Если тебе —
комсомолец имя,
имя крепи
делами своими.
А если гниль
подносите вы мне,
то черта ль в самом
звенящем имени!
ЛЮБИТЕЛИ ЗАТРУДНЕНИЙ
Он любит шептаться,
хитер да тих,
во всех
городах и селеньицах:
«Тс-с, господа,
я знаю —
у них
какие-то затрудненьица».
В газету
хихикает,
над цифрой трунив:
«Переборщили,
замашинив денежки.
Тс-с, господа,
порадуйтесь —
у них
какие-то
такие затрудненьишки».
Усы
закручивает,
весел и лих:
«У них
заухудшился день еще.
Тс-с, господа,
подождем —
у них
теперь
огромные затрудненьища».
Собрав
шептунов,
врунов
и вруних,
переговаривается
«Тс-с-с, господа,
говорят,
у них
затруднения.
Замечательно!
Браво!»
Затруднения одолеешь,
сбавляет тон,
переходит
от веселия
к грусти.
На перспективах
живо
наживается он —
он
своего не упустит.
Своего не упустит он,
но зато
у другого
выгрызет лишек,
не упустит
в сто задов
из очередишек.
И вылезем лишь
из грязи
и тьмы —
он первый
придет, нахален,
и, выпятив грудь,
раззаявит:
«Мы
аж на тракторах —
пахали».
одолеет
хозяйства несчастья,
догонит
врага.
Счищай
с путей
завшивевших в мещанстве,
путающихся
у нас
в ногах!
СТИХОТВОРЕНИЕ ОДЕЖНО-МОЛОДЕЖНОЕ
В известном октябре
известного годика
у мадам
реквизнули
шубку из котика.
Прождав Колчака,
оттого и потом
простилась
со своим мантом.
Пока
добивали
деникинцев кучки,
и жакет
продала на толкучке.
Мадам ожидала,
дождаться силясь,
и туфли,
глядишь,
у мадам износились.
Мадамью одежу
для платья удобного
забыли мы?
Ничего подобного!
Рубли
завелись
у рабочей дочки,
у пролетарки
в красном платочке.
Пошла в Мосторг.
В продающем восторге
ей
жуткие туфли
всучили в Мосторге.
Пошла в Москвошвей —
за шубкой,
а там ей
преподносят
манто мадамье.
В Тэжэ завернула
и выбрала красок
для губок,
для щечек,
для бровок,
для глазок.
Из меха —
накрашенным ротиком.
А шубка
не котик,
так — вроде котика.
И стал
у честной
рабочей дочки
вид,
что у дамы
в известном годочке.
Москвошвей —
залежались
котики и кошки.
В руки
моды
Не по одежке
протягивай ножки,
а шей
одежи
по молодежи.
Комментарии
Стихотворения Владимира Владимировича Маяковского 1929–1930 годов охватывают последний период его жизни. Это стихи о первой пятилетке проникнутые гордостью поэта-патриота за свое социалистическое Отечество, за нового человека, совершающего свой беспримерный подвиг во имя настоящего и будущего; сатирические стихи, бичующие все, что являлось тормозом пятилетки, — бюрократизм, подхалимство, пьянство, разгильдяйство и равнодушие; стихи, родившиеся под впечатлением от заграничных поездок.
В 1929 году поэт вновь посетил Европу — Германию, Чехословакию, Францию (14 февраля выехал в Берлин — 2 мая вернулся в Москву). В результате этой поездки были написаны стихи — «Они и мы», «Монте-Карло», «Заграничная штучка», «Парижанка», «Красавицы», «В 12 часов по ночам», — явившиеся продолжением «Парижских стихов», созданных после поездки во Францию осенью 1928 года. В июле 1929 года были написаны «Стихи о советском паспорте» — одно из наиболее известных и популярных стихотворений Маяковского.
В стихотворениях «Долой шапки!», «На Западе все спокойно», «Долой! Западным братьям» ярко выражена антивоенная тема, программа мира, развернутая в поэзии Маяковского.
На всей планете,
товарищи люди,
объявите:
войны не будет! —
от имени миллионов заявил Маяковский, и грозно прибавил:
Мы
требуем мира.
Но если
тронете…
Значительное место в творчестве этого чрезвычайно важного для поэта периода, когда была задумана отчетная выставка «20 лет работы Маяковского» и вынашивалась поэма «Во весь голос», занимают стихи о назначении и роли поэзии в жизни общества. «Мрачное о юмористах», «Птичка божия», «На что жалуетесь?», а также литературные эпиграммы.
Большинство стихотворений этих лет написано Маяковским по заданию редакций газет и журналов, главным образом «Комсомольской правды», в которой он постоянно сотрудничал. Стихи отличаются многообразием тем, отображающих все многообразие действительности, представленной в противоречиях и революционном развитии. Для поэта не было тем большей или меньшей значимости, каждая тема являлась темой лирической, воспринятой как своя личная боль, радость и гордость.
Перекопский энтузиазм! Впервые — газ. «Комсомольская правда», М., 1929, 9 января.
Напечатано в подборке, озаглавленной ««Это вам не 18-й год». Так злобно шипит обыватель. Мы не позволим баррикадные дни чернить и позорить». В примечании к подборке редакция писала: «Мы хотим, чтобы новые поколения молодежи усвоили себе лучшие традиции тех боевых дней, чтобы они в будничные дела вносили пафос и энтузиазм фронтовой борьбы». В заголовок подборки вошли перефразированные строки этого стихотворения, по-видимому, написанного по заданию газеты «Комсомольская правда».
Лозунги к комсомольской перекличке. Готовься! Целься! Впервые — газ. «Комсомольская правда», М., 1929, 11 января.
Написано в связи с подготовкой Второй Всесоюзной переклички комсомола, развернувшейся на страницах «Комсомольской правды» перед VI конференцией ВЛКСМ.
Напечатано в газете вместе с материалами, посвященными организации переклички. В своем обращении ко всем членам ВЛКСМ газета писала: «Шевелитесь! Три месяца на страницах «Комсомольской правды» будет проходить перекличка комсомольцев всех районов и ячеек СССР. Несите свой опыт на перекличку! — Не медлите, не благодушествуйте, не отставайте. Пусть ни один комсомолец не останется в стороне от Второй Всесоюзной переклички!»
Итоги. Впервые — журн. «Трезвость и культура» (орган общества борьбы с алкоголизмом). М., 1929, № 1, январь.
…яд в четвертях… — четверть — четвертая часть ведра (около трех литров).
Говорят. Впервые — журн «Чудак», М., 1929, № 3, январь.
Для номера журнала, посвященного «слухам… сплетне… клевете…», Маяковским были написаны тексты к дружеским шаржам работы неизвестного художника.
Барбюс, Анри (1873–1935) — выдающийся французский писатель-коммунист, друг Советского Союза.
Панаит Истрати (1884–1935) — французский писатель, румын по национальности В момент выхода журнала с дружескими шаржами находился в Советском Союзе в качестве гостя. Приезд его освещался в газетной и журнальной периодике. Возвратившись во Францию, выступил в печати с клеветническими измышлениями против СССР и советской литературы. Это вызвало протест со стороны советской общественности: 9 ноября 1929 года «Литературная газета» напечатала письмо группы советских писателей (в числе которых был и Маяковский) «К писателям Запада. Панаит Истрати и Советский Союз».
…из-за границы домой попав, после долгих вольтов… — Имеется в виду поездка Маяковского в Европу с 8 октября по 8 декабря 1928 года. В Париже Маяковский продолжал работу над комедией «Клоп». Во второй половине декабря пьеса была закончена и передана в Государственный театр имени Вс. Мейерхольда. Премьера состоялась 13 февраля 1929 года.
Ильинский, Игорь Владимирович (р. 1901) — известный советский актер, первый исполнитель роли Присыпкина в пьесе Маяковского «Клоп».
Кольцов, Николай Константинович (1872–1940) — советский биолог, генетик. В 1928 году выдвинул гипотезу, предвосхитившую главнейшие положения современной молекулярной биологии и генетики.
Теоретики. Впервые — журн. «Красное студенчество», М., 1928/29 учебный год, № 9, январь.
Написано в связи с проводившейся журналом кампанией за непрерывную производственную практику студентов.
Разговор с товарищем Лениным. Впервые — газ «Комсомольская правда», М., 1929, 20 января.
Написано к пятой годовщине со дня смерти В. И. Ленина.
Мрачное о юмористах. Впервые — журн. «Чудак», М., 1929, № 5, январь.
Мало, што ли, помпадуров? Мало — градов Глуповых? — сатирические образы, созданные великим русским писателем-сатириком Салтыковым-Щедриным (1826–1889) в произведениях «Помпадуры и помпадурши», «История одного города».
Урожайный марш. Впервые — газ. «Комсомольская правда», М., 1929, 3 февраля.
Написано в связи с обращением ЦК ВЛКСМ от 16 января 1929 года ко всем комсомольским организациям с призывом развернуть подготовку к Всесоюзному походу за поднятие урожайности. Началом похода было объявлено 15 февраля.
Напечатано на первой полосе номера, посвященного Всесоюзному походу, под общим заголовком: «Поднимайтесь в поход за общий труд на общей земле. Заставьте землю давать двойной урожай». Материалы второй полосы газеты идут под лозунгом из стихотворения «Урожайный марш»: «Даешь на дружбу руку, товарищ агроном!».
Трехполка, или трехполье — устарелая система полеводства, применяемая в России до Октября 1917 года, с делением пашни на три
