и ветки их — струны.

Вся моя радость — к обветренным склонам

Горько прильнуть, вспоминая и чая.

Если б проснуться в лесу мне зеленом,

Там, где кукует кукушка родная!

1931

Всходящий дым

Всходящий дым уводит душу

В огнепоклоннический храм.

И никогда я не нарушу

Благоговения к кострам.

В страстях всю жизнь мою сжигая,

Иду путем я золотым

И рад, когда, во тьме сверкая,

Огонь возносит легкий дым.

Когда, свиваясь, дым взовьется

Над крышей снежной, из трубы,

Он в синем небе разольется

Благословением судьбы.

Во всем следить нам должно знаки,

Что посылает случай нам,

Чтоб верной поступью во мраке

Идти по скользким крутизнам,

Дымок, рисуя крутояры,

То здесь, то там, слабей, сильней,

Предвозвещает нам пожары

Неумирающих огней.

1936

Саван тумана

Каркнули хрипло вороны,

Клич-перекличку ведут…

Нет от дождя обороны,

Дымы свой саван плетут…

Листья исполнены страха,

Плачут, что лето прошло…

Ветер примчится с размаха,

Горсть их швырнет, как назло.

Выйти мне в сад невозможно,

Мокрая всюду трава…

В сердце так дымно, тревожно,

Никнет моя голова…

Влажные плачут березы,

Ивы плакучие… Грусть…

В воздухе длинные слезы…

Будет потоп, что ли? Пусть!

Лягу в постель и укрою

Пледом себя с головой…

Если б обняться с тобою,

Друг мой — заветнейший мой!

1936

Разлучность

Я с вами разлучен, деревья,

Кругом ненужный мне Париж,

А там, где вы, вдали кочевья

Звенящих пчел, улыбка девья

И солнце — праздник каждодневья.

Зеленовейность, воля, тишь.

А там, где вы, любая мушка

Звенит создателю хвалы,

Лесная вся в цветах опушка,

И, одиноких грез подружка,

Кукует гулкая кукушка

В душистом царстве нежной мглы.

Я с вами разлучен, щеглята,

Что звонко пели мне в окно,

Вся вольность от меня отъята,

И все мое неволей взято,

Мне помнится — я жил когда-то,

Но это было так давно.

Косогор

Как пойду я на далекий косогор,

Как взгляну я на беду свою в упор,

Придорожные ракиты шелестят,

Пил я счастье, вместе с медом выпил яд.

Косогорная дорога вся видна,

Уснежилася двойная косина,

А на небе месяц ковшиком горит,

Утлый месяц сердцу лунно говорит:

«Где все стадо, опрометчивый пастух?

Ты не пил бы жарким летом летний дух,

Ты овец бы в час, как светит цветик ал,

Звездным счетом всех бы зорко сосчитал.

Ты забыл, войдя в минуты и часы,

Что конец придет для всякой полосы,

Ты вдыхал, забывши всякий смысл и срок,

Изумительный, пьянительный цветок.

Ты забыл, что для всего везде черед,

Что цветущее наверно отцветет,

И когда пожар далекий запылал,

Любовался ты, как светит цветик ал.

Не заметил ты, как стадо все ушло,

Как сгорело многолюдное село,

Как зарделись ярким пламенем леса,

Как дордела и осенняя краса.

И остался ты один с собою сам,

Зашумели волчьи свадьбы по лесам,

И теперь, всю силу месяца лия,

Я пою тебе, остря свои края».

Тут завеяли снежинки предо мной,

Мир, как саваном, был полон белизной,

Только в дальности, далеко от меня,

Близко к земи ярко тлела головня.

Это месяц ли на небе, на краю?

Это сам ли я судьбу свою пою?

Это вьюга ли, прядя себе убор,

Завела меня, крутясь, на косогор?

Григорий Блох (Тюрсев)

Два голоса

Скажи мне, вечный часовой,

Зачем, откуда ты?

— «Я искра Силы мировой,

Зарница девственно живой

Любви средь темноты».

Кругом лишь мрак, и нет любви,

И смертью живы мы!

— «В морях пролившейся крови

Мечту далекую лови,

Как свет в окне тюрьмы».

Мечта — обман, погаснет свет,

И все, что живо, прах!

— «Кто знает счет предвечных лет?

Что было, будет или нет

В кружащихся мирах?»

Миры — бесцельная игра

Слепых, ненужных сил!

— «Пройдет земных ночей пора,

Безумец тот, кто до утра

Свой факел погасил».

Скажи, куда же голос твой

Ведет из темноты?

— «Не кончен час сторожевой,

Я только вечный часовой

И смены жду, как ты».

Песочные часы

Достались мне от деда по наследью

Старинные песочные часы…

Сатурн унылый, размахнувшись медью

Наполовину сломанной косы,

Стоит над потускневшею оправой

Пред девушкой, держащею весы…

Что хочет он скосить? Какой забавой

Потешить ненасытный голод свой?

А девушка с улыбкою лукавой

Что хочет взвесить слабою рукой?

Застыли оба в вечном напряженьи,

Вперив незрячий взор перед собой,

А времени бесшумное движенье,

Пересыпая струйкою песок —

Бездушный прах минувшего мгновенья! —

Спешит распутать скомканный моток

Всей нашей жизни, странной и бесцельной,

Спешащей, как стремительный поток,

В туман морей, густой и беспредельный…

Встреча

В садах одной из городских окраин,

Где в час заката легче дышит грудь,

Мне встретился гулявший мирно Каин.

Он сел со мной немного отдохнуть

И говорил, поникнув головою:

«Так жить нельзя! Зовет нас новый путь,

Мы вслед пойдем за новою звездою,

Мы цепи зла, как нити, разорвем,

И, окропив весь мир водой живою,

Мы будем жить заботой лишь о нем!

Пред нами светлый океан свободы,

Любовь нам будет кормчим и рулем,

И близок час! Пусть тяжки будут роды, —

Грозой желанной сохнущей земле

Несут расцвет бушующие воды,

Я чую день, видна заря во мгле!..»

Но я исполнен был тоски и скуки

И видел лишь помету на челе

И кровью брата облитые руки…

Счастье

Собрав обеда барского объедки,

Напялив шубу с барского плеча,

Иной готов поверить сгоряча,

Что случаи такой удачи редки!

Судьба, подол брезгливо засуча,

Швыряет часто стертые монетки,

И, лишь остыв, мы видим напоследки,

Что светит нам не солнце, а свеча…

Объедки мысли, чувства, настроенья,

Поношенных восторгов умиленья —

Не все ль равно? Ты мог или хотел

Добиться счастья лишь такого сорта, —

Благодари скорей за свой удел

Иль ангела-хранителя, иль черта!..

Даниил Ратгауз

«Пусть мгла теперь висит вокруг…»

Пусть мгла теперь висит вокруг,

Пускай вся жизнь иная ныне,

Пускай моих напевов звук —

Глас вопиющего в пустыне.

Пускай страстей безумных шквал

Грозит нам всем девятым валом, —

Я снова в руки лиру взял

В моем скитаньи запоздалом.

И будет близок голос мой,

Моя печаль, моя тревога,

Всем чутким сердцем и душой,

Не потерявшим в жизни Бога.

«Мелькает жизнь туманами, неясными и странными…»

Мелькает жизнь туманами, неясными и странными,

Жизнь тщетного искания, страдания и зла.

Был миг далекой юности, — я жил фатаморганами,

Я верил в свет ликующий, — теперь повсюду мгла.

Во что так страстно верилось, что с прошлым было связано —

Всему было приказано угаснуть, умереть…

Как много недодумано, как много недосказано,

Как много песен начатых я не успел пропеть!

«Ранним утром ты заснула…»

Ранним утром ты заснула

И тебе приснился сон:

Много шороха и гула,

Много мглы со всех сторон.

Ты вздыхаешь, слезы льются,

Орошают бледный лик…

Но я знаю, ты проснешься,

Ты воспрянешь через миг, —

Юность вешняя с тобою,

Много солнца впереди,

Много яркой, светлой веры

В молодой твоей груди.

Мне не спится. В ночь глухую

Не сомкну усталых глаз,

Я без сна во мгле тоскую

В этот поздний, страшный час…

Явь — мне сон, моя родная!

Старость темная со мной —

Нет уж больше пробужденья

Для души моей больной.

Мгновения в вечности

Междупланетные пространства,

И сонм неисчислимых лет,

И нашей жизни миг короткий —

Мы не живем, нас в мире нет!

Напрасны слезы и тревога,

И ужас бледного лица, —

Мы только сон минутный Бога[7],

А снам Господним нет конца!

«Зима, и вьюга, и мороз…»

Зима, и вьюга, и мороз.

Я стар, и ночи все темнее…

В твоем саду так много роз,

И в серебре блестят аллеи.

Луна. И мы с тобой одни.

Твоим словам я внемлю жадно…

Летят безоблачные дни,

Сияют ночи. Нам отрадно…

И это было лишь — вчера,

Меж тем умчались в бездну лета.

Я слышу грозное: пора!

Давно забвеньем ты одета…

Куда мой рок меня занес?

Куда ведут мои аллеи?..

Зима, и вьюга, и мороз.

Я стар, а ночи все темнее.

«Сократ, Платон иль Марк Аврелий…»

Сократ, Платон иль Марк Аврелий, —

Кому нужны вы в наши дни?..

У нас теперь иные цели,

Нам далеки небес огни.

Кругом тоска, кругом тревога,

Страстей нас охватила сеть,

Мы далеки теперь от Бога

И не умеем в даль глядеть.

И тучи темные нависли,

Вся жизнь — горючих слез река…

И мы живем не силой мысли,

А только силой кулака.

Зинаида Гиппиус

Родное

Т. И. М.

Есть целомудрие страданья

И целомудрие любви.

Пускай грешны мои молчанья —

Я этот грех ношу в крови.

Не назову родное имя,

Любовь безмолвная свята.

И чем тоска неутолимей,

Тем молчаливее уста.

Декабрь 1920

Париж

Ключ

Струись,

Струись,

Холодный ключ осенний.

Молись,

Молись

И веруй неизменней.

Молись,

Молись

Молитвой неугодной.

Струись,

Струись,

Осенний ключ холодный…

Сентябрь 1921

Висбаден

Мера

Всегда чего-нибудь нет, —

Чего-нибудь слишком много…

На все как бы есть ответ —

Но без последнего слога.

Свершится ли что — не так,

Некстати, непрочно, зыбко…

И каждый не верен знак,

В решенье каждом — ошибка.

Змеится луна в воде,

Но лжет, золотясь, дорога…

Ущерб, перехлест везде.

А мера — только у Бога.

Рождение

Беги, беги, пещерная вода,

Как пенье звонкая, как пламя чистая.

Гори, гори, небесная звезда,

Многоконечная, многолучистая.

Дыши, дыши, прильни к Нему нежней,

Святая, радостная ночь безлунная…

В тебе рожденного онежь, угрей,

Солома легкая, золоторунная…

Несите вести, звездные мечи,

Туда, туда, где шевелится мга,

Где кровью черной облиты снега,

Несите вести, острые лучи,

На край земли, на самый край, туда —

Что родилась Свобода трехвенечная

И что горит восходная Звезда,

Многоочитая, многоконечная…

Стихи о луне

1. Пятно

Кривое, белое пятно

Комочком смято-мутным

Висит бесцельно и давно

Над морем неуютным.

Вздымая водные пласты,

Колеблет моря сван.

А солнце смотрит с высоты,

Блистая и скучая.

Но вот, в тот миг, когда оно

Сердито в тучу село,

Мне показалось, что пятно

Чуть-чуть порозовело.

Тревожит сердце кривизна

И розовые тени,

И жду я втайне от пятна

Волшебных превращений…

2. Стена

В полусверкании зеленом,

Как в полужизни-полусне,

Иду по крутоузким склонам,

По белоблещущей стене.

И тело легкое послушно,

Хранимо пристальной луной.

И верен шаг полувоздушный

Над осиянной пустотой.

Земля, твои оковы сняты.

Твои законы сменены.

Как немо, вольно и крылато

В высоком царствии луны!

И вьется в полусмертной тени

Мой острый путь — тропа любви…

О мать земля! моих видений

Далеким зовом — не прерви!

Ужель ты хочешь, чтоб опять я

Рабом очнулся, и в провал —

В твои ревнивые объятья —

Тяжелокаменно упал?

Горное

Освещена последняя сосна.

Под нею темный кряж пушится.

Сейчас погаснет и она.

День конченый — не повторится.

День кончился. Что было в нем?

Не знаю, пролетел, как птица.

Он был обыкновенным днем,

А все-таки — не повторится.

Все равно…

…Нет! из слабости истощающей

Никуда! Никуда!

Сердце мое обтекающей,

Как вода! Как вода!

Ужель написано — и кем оно?

В небесах,

Чтобы въедались в душу два демона,

Надежда и Страх?

Не спасусь, я борюсь

Так давно! Так давно!

Все равно утону, уж скорей бы ко дну…

Но где дно?..

Равнодушие

…Он пришел ко мне, а кто — не знаю,

Он плащом закрыл себе лицо.

1906

Он опять пришел, глядит презрительно,

Кто — не знаю, просто он в плаще…

1918[8]

Он приходит теперь не так.

Принимает он рабий зрак.

Изгибается весь покорно

И садится тишком в углу

Вдали от меня, на полу,

Похихикивая притворно.

Шепчет: «Я ведь зашел, любя,

Просто так, взглянуть на тебя,

Мешать не буду, — не смею…

Посижу в своем уголку,

Устанешь — тебя развлеку,

Я разные штучки умею.

Хочешь в ближнего поглядеть?

Это со смеху умереть!

Назови мне только любого.

Укажи скорей, хоть кого,

И сейчас же тебя в него

Превращу я, честное слово!

На миг, не навек! — Чтоб узнать,

Чтобы в шкуре его побывать…

Как минуточку в ней побудешь —

Узнаешь, где правда, где ложь,

Все до донышка там поймешь,

А поймешь — не скоро забудешь.

Что же ты? Поболтай со мной…

Не забавно? Постой, постой,

И другие я знаю штучки…»

Так шептал, лепетал в углу,

Жалкий, маленький, на полу,

Подгибая тонкие ручки.

Разъедал его тайный страх,

Что отвечу я? Ждал и чах,

Обещаясь мне быть послушен.

От работы и в этот раз

На него я не поднял глаз,

Неответен — и равнодушен.

Уходи — оставайся со мной,

Извивайся, — но мой покой

Не тобою будет нарушен…

И растаял он на глазах,

На глазах растворился в прах

Оттого, что я — равнодушен…

Веер

Смотрю в лицо твое знакомое,

Но милых черт не узнаю.

Тебе ли отдал я кольцо мое

И вверил тайну — не мою?

Я не спрошу назад, что вверено,

Ты не владеешь им, — ни я:

Все позабытое потеряно,

Ушло навек из бытия.

Когда-то, ради нашей малости

И ради слабых наших сил,

Господь, от нежности и жалости,

Нам вечность — веером раскрыл.

Но ты спасительного дления

Из Божьих рук не приняла

И на забвенные мгновения

Живую ткань разорвала…

С тех пор бегут они и множатся,

Пустое дление дробя…

И если веер снова сложится,

В нем отыщу ли я тебя?

«Когда-то было, меня любила…»

Когда-то было, меня любила

Его Психея, его Любовь.

Но он не ведал,