мы пустили славу:
— Хороша! хороша —
Русь!
Маляры-то в поднебесьице —
Это мы-то с жиру бесимся?
Баррикады в Пятом строили
Мы, ребятами.
— История.
Баррикады, а нынче — троны.
Но всё тот же мозольный лоск.
И сейчас уже Шарантоны
Не вмещают российских тоск.
Мрем от них. Под шинелью драной —
Перестраивайте Бедламы:
Все — малы для российских бед!
Бредит шпорой костыль — острите! —
В сердце, явственном после вскрытья, —
Ледяного похода знак.
Всеми пытками не исторгли!
И да будет известно — там:
Доктора узнают нас в морге
По не в меру большим сердцам.
Апрель 1926
Маяковскому
1
Без отчаянных дядeй,
Целым миром володей!
2
Литературная — не в ней
Выходит каждые семь дней.
Ушедший — раз в столетье
Приходит. Сбит передовой
Еще вестей тебе, какой
Еще — передовицы?
Ведь это, милые, у нас
Черновец — милюковцу:
«Владимир Маяковский? Да-с,
Бас, говорят, и в кофте
Ходил…»
Эх, кровь-твоя-кровцa!
Как с новью примириться,
Раз первого ее бойца
(Известий).
3
«В гробу, в обыкновенном темном костюме,
в устойчивых, грубых ботинках, подбитых
железом, лежит величайший поэт революции».
(«Однодневная газета», 24 апреля 1930 г.)
В сапогах, подкованных железом,
В сапогах, в которых гору брал —
Никаким обходом ни объездом
Не доставшийся бы перевал —
Израсходованных до сиянья
Гору пролетарского Синая,
На котором праводатель — он.
В сапогах — двустопная жилплощадь,
Чтоб не вмешивался жилотдел —
В сапогах, в которых, понаморщась,
Гору нес — и брал — и клял — и пел —
В сапогах и до и без отказу
По невспаханностям Октября,
В сапогах почти что водолаза:
Пехотинца, чище ж говоря:
В сапогах великого похода,
На донбассовских, небось, гвоздях.
Гору горя[91] своего народа
Стапятидесяти (Госиздат)
Миллионного…[92] — В котором роде
Своего, когда который год:
«Ничего-де своего в заводе!»
Всех народов горя гору — вот.
Так вот в этих — про его Рольс-Ройсы
Говорок еще не приутих —
Мертвый пионерам крикнул: Стройся!
В сапогах — свидетельствующих.
4
Любовная лодка разбилась о быт.[93]
И полушки не поставишь
На такого главаря.
Из какого словаря?
В лодке да еще в любовной
Разин — чем тебе не ровня? —
Лучше с бытом совпадал.
Эко новшество — лекарство,
Парень, не по-пролетарски
Действуешь — а что твой пан!
Стоило ж в богов и в матку
Нас, чтоб — кровь, а не рассвет! —
Класса белую подкладку
Выворотить напослед.
Вроде юнкера, на «Тоске»
Выстрелившего — с тоски!
Парень! не по-маяковски
Действуешь: по-шаховски.
Фуражечку б на бровишки
И — прощай, моя джаным!
Правнуком своим проживши,
Кончил — прадедом своим.
То-то же как на поверку
Выйдет — стыд тебя заест:
Совето-российский Вертер.
Дворяно-российский жест.
Только раньше — в околодок,
Нынче ж…
Никаких любовных лодок
Новых — нету под луной.
5
Выстрел — в самую душу,
Как только что по врагам.
Богоборцем разрушен
Еще раз не осекся
И, в точку попав — усоп.
Коль выстрелу следом — стоп.
(Зарубежье, встречаясь:
И с той же, что и у нас?»)
Выстрел — в самую точку,
Как в ярмарочную цель.
(Часто — левую мочку
Отбривши — с женой в постель.)
Молодец! Не прошибся!
А женщины ради — что ж!
И Елену паршивкой
— Подумавши — назовешь.
Лишь одним, зато знатно,
Нас лефовец удивил:
Только вправо и знавший
Палить-то, а тут — слевил.
Кабы в правую — свёрк бы
Ланцетик — и здрав ваш шеф.
Выстрел в левую створку:
Ну в самый-те Центропев!
6
Зёрна огненного цвета
Брошу на ладонь,
Чтоб предстал он в бездне света
Советским вельможей,
При полном синоде…
— Здорово, Сережа!
— Здорово, Володя!
Умаялся? — Малость.
— По общим? — По личным.
— Стрелялось? — Привычно.
— Горелось? — Отлично.
— Так стало быть пожил?
— Пасс в нек’тором роде.
…Негоже, Сережа!
…Негоже, Володя!
А помнишь, как матом
Басище — меня-то
Обкладывал? — Ладно
Уж… — Вот-те и шлюпка
Любовная лодка!
Ужель из-за юбки?
— Хужей из-за водки.
Опухшая рожа.
С тех пор и на взводе?
Негоже, Сережа.
— Негоже, Володя.
А впрочем — не бритва —
Сработано чисто.
Картишка? — Сочится.
— Приложь подорожник.
— Хорош и коллодий.
Приложим, Сережа.
— Приложим, Володя.
А что на Рассее —
На матушке? — То есть
Где? — В Эсэсэсэре
Что нового? — Строят.
Родители — рoдят,
Вредители — точут,
Издатели — водят,
Писатели — строчут.
Мост новый заложен,
Да сбит половодьем.
Все то же, Сережа!
— Все то же, Володя.
А певчая стая?
— Народ, знаешь, тертый!
Нам лавры сплетая,
У нас, как у мертвых,
Прут. Старую Росту
Да завтрашним лаком.
Да не обойдешься
С одним Пастернаком.
Хошь, руку приложим
На ихнем безводье?
Приложим, Сережа?
— Приложим, Володя!
Еще тебе кланяется…
— А что добрый
Наш Льсан Алексаныч[94]?
— Вон — ангелом! — Федор
Кузьмич[95]? — На канале:
По красные щеки
Пошел. — Гумилев Николай?
— На Востоке.
(В кровавой рогоже,
На полной подводе…)
— Все то же, Сережа.
— Все то же, Володя.
А коли все то же,
Володя, мил-друг мой,
Вновь руки наложим,
Володя, хоть рук — и —
Нет.
— Хоть и нету,
Сережа, мил-брат мой,
Под царство и это
Подложим гранату!
И на раствороженном
Нами Восходе —
Заложим, Сережа!
— Заложим, Володя!
7
Много храмов разрушил,
А этот — ценней всего.
Упокой, Господи, душу
Усопшего врага твоего.
Август 1930
Как бабушкин сон.
— А мы для иных
Сновидим времен.
Как дедушкин вздох.
— А мы для иных
Дозорим эпох.
Вот сон наш каков!
— Ваш — нa пять лишь лет,
Мой — нa пять веков.
— Иди, куда дни!
— Дни мимо идут.
— Иди, куда мы.
— Слепые ведут.
А быть или нет
Стихам на Руси —
Потоки спроси,
Потомков спроси.
17 сентября 1931
Медон
Бузина цельный сад залила!
Бузина зелена, зелена!
Зеленее, чем плесень на чане,
Зелена — значит, лето в начале!
Синева — до скончания дней!
А потом — через ночь — костром
Ростопчинским[96]! — в очах краснo
От бузинной пузырчатой трели.
Красней кори на собственном теле
По всем порам твоим, лазорь,
Рассыпающаяся корь
Бузины — до зимы, до зимы!
Что за краски разведены
В мелкой ягоде, слаще яда!
Кумача, сургуча и ада —
Смесь коралловых мелких бус —
Блеск, запекшейся крови — вкус!
Бузина казнена, казнена!
Бузина — цельный сад залила
Кровью юных и кровью чистых,
Кровью веточек огнекистых —
Веселейшей из всех кровей:
Кровью сердца — твоей, моей…
А потом — водопад зерна,
А потом — бузина черна,
С чем-то сливовым, с чем-то липким.
Над калиткой, стонавшей скрипкой
Бузина, без ума, без ума
Я от бус твоих, бузина!
Степь — хунхузу, Кавказ — грузину,
Мне — мой куст под окном бузинный
Дайте. Вместо Дворцов Искусств
Новосёлы моей страны!
Из-за ягоды бузины,
Детской жажды моей багровой,
Бузина (по сей день — ночьми…),
Яда — всосанного очьми…
Бузина багрова, багрова!
В лапы: детство мое у власти.
Нечто вроде преступной страсти,
Бузина, меж тобой и мной.
Я бы века болезнь — бузиной
Назвала…
11 сентября 1931 — 21 мая 1935
С фонарем обшарьте
Той страны на карте —
Нет, в пространстве — нет.
Выпита как с блюдца:
Донышко блестит!
В дом, который — срыт?
Заново родися!
В новую страну!
Ну-ка, воротися
На спину коню
Сбросившему! (Кости
Целы-то — хотя?)
Эдакому гостю
Булочник — ломтя
Ломаного, плотник —
Гроба не продаст!
Тoй ее — несчетных
Верст, небесных царств,
Той, где на монетах —
Молодость моя,
Той России — нету.
Как и той меня.
1931
«Никуда не уехали — ты да я…»
Никуда не уехали — ты да я —
Обернулись прорехами — все моря!
Совладельцам пятерки рваной —
Океаны не по карману!
Нищеты вековечная сухомять!
Снова лето, как корку, всухую мять!
Обернулось нам море — мелью:
Наше лето — другие съели!
С жиру лопающиеся: жир — их «лоск»,
Что не только что масло едят, а мозг
Наш — в поэмах, в сонатах, в сводах:
Людоеды в парижских модах!
Нами — лакомящиеся: франк — за вход.
О, урод, как водой туалетной — рот
Сполоснувший — бессмертной песней!
Будьте прокляты вы — за весь мой
Стыд: вам руку жать, когда зуд в горсти, —
Пятью пальцами — да от всех пяти
Чувств — на память о чувствах добрых —
Через всё вам лицо — автограф!
1932 — лето 1935
Разоблаченная морока!
Мне совершенно все равно —
Где совершенно одинокой
Брести с кошелкою базарной
В дом, и не знающий, что — мой,
Мне всё равно, каких среди
Лиц ощетиниваться пленным
Львом, из какой людской среды
Быть вытесненной — непременно —
В себя, в единоличье чувств.
Камчатским медведём без льдины
Где не ужиться (и не тщусь!),
Где унижаться — мне едино.
Не обольщусь и языком
Родным, его призывом млечным.
Мне безразлично, на каком
Не понимаемой быть встречным!
(Читателем, газетных тонн
Глотателем, доильцем сплетен…)
Двадцатого столетья — он,
А я — до всякого столетья!
Остолбеневши, как бревно,
Оставшееся от аллеи,
Мне всe — равны, мне всё — равно
Роднее бывшее — всего.
Все признаки с меня, все меты,
Все даты — как рукой сняло:
Тaк край меня не уберег
Вдоль всей души, всей — поперек!
Родимого пятна не сыщет!
Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,
И всё — равно, и всё — едино.
Но если по дороге — куст
Встает, особенно — рябина…
1934
«Уединение: уйди…»
Уединение: уйди
В себя, как прадеды в феоды.
Уединение: в груди
Ищи и находи свободу.
На свете нет такого саду
Уединению. В груди
Ищи и находи прохладу.
Ктo победил на площади —
Про то не думай и не ведай.
В уединении груди —
Справляй и погребай победу.
Уединение в груди.
Уединение: уйди,
Сентябрь 1934
«Уж если кораллы на шее…»
Уж если кораллы на шее —
Нагрузка, так что же — страна?
Тишаю, дичаю, волчею,
Как мне все — равны, всем — равна.
И если в сердечной пустыне,
Пустынной до краю очей,
Чего-нибудь жалко — так сына, —
Волчонка — еще поволчей!
9 января 1935
Отцам
1. «В мире, ревущем…»
В мире, ревущем:
— Слава грядущим!
Чтo во мне шепчет:
— Слава прошедшим!
Вам, проходящим,
В счет не идущим,
Чад не родящим,
Мне — предыдущим.
С клавишем, с кистью ль
Спорили, с дестью ль
Писчею — чисто
Прожили, с честью.
Белые — краше
Снега сокровищ! —
Волосы — вашей
Совести — повесть.
14–15 сентября 1935
2. «Поколенью с сиренью…»
Поколенью с сиренью
И с Пасхой в Кремле,
Мой привет поколенью —
По колено в земле,
А сединами — в звездах!
Вам, слышней камыша,
Говорящим: ду-ша!
Только душу и спасшим
Из фамильных богатств,
— Современникам старшим —
Вам, без равенств и братств —
Руку веры и дружбы
— Как кавказец — кувшин
С виноградным! — врагу же —
Две протягивавшим!
Не сиреной — сиренью
Заключенное в грот,
Поколенье — с пареньем!
С тяготением — от
Земли, над землей, прочь от
И червя и зерна!
Поколенье — без почвы,
Но с такою — до дна,
Днища — yзренной бездной,
Что из впалых орбит
Ликом девы любезной —
Как живая глядит.
Поколенье, где краше
Был — кто жарче страдал!
Поколенье! Я — ваша! —
Продолженье зеркал.
Ваша — сутью и статью,
И почтеньем к уму,
И презрением к платью
Плоти — временному!
Вы, ребенку — поэтом
Обреченному быть,
Кроме звонкой монеты
Всё — внушившие — чтить:
Кроме бога ВААЛА!
Всех богов — всех времен — и племен…
Поколенью — с провалом —
Мой бессмертный поклон.
Вам, в одном небывалом
Умудрившимся — быть,
Вам, средь шумного бала
Так умевшим — любить!
До последнего часа
Обращенным к звезде —
Уходящая раса,
Спасибо тебе!
16 октября 1935
«Двух станов не боец, а — если гость случайный…»
Двух станов не боец, а только гость
Двух станов не боец, а — если гость случайный —
То гость — как в глотке кость, гость — как в подметке гвоздь.
Была мне голова дана — по ней стучали
В два молота: гнилых — корысть и гневных — злость.
Вы с этой головы — к создателеву чуду
Терпения —
