не давалась девка, больно ершилась, – вот мы ее и уладили, да и бабку, чтобы не хныкала, утешили!
Ратник. Нехристи вы, анафемы, окаянные!
Поддубный. Чего лаешься, пес? (Вынув из за пояса пистоль и прицелившись). Глотку свинцом заткну, – и не пикнешь!
Ратник убегает.
Косолап.
Уж ты, пьяница-пропойца, скажи.
Что несешь ты под полою, покажи!
Пушечное ядро шлепает в реку и ломает лед с оглушительным треском, гулом и грохотом, не очень близко от казаков, но с такою силою, что обдает их водяными брызгами, мокрым снегом, осколками льда.
Более трезвые, вскочив, хотят бежать, более пьяные продолжают сидеть.
Косолап. Чего, дураки, испугались? Видь, далече, не хватит до нас…
Новое ядро, просвистев над их головами, падает почти рядом с ними и пробивает огромную во льду полынью. Вся ледяная поверхность под ними вдруг оседает, шатается, кренится и заливается водой, как в бурю корабельная палуба.
Крики. Тонем, тонем, помогите!
Одни бегут к берегу и проваливаются, тонут, другие, совсем пьяные, чуть-чуть побарахтавшись, идут, как ключ, ко дну – только смушковые шапки их на воде плавают. Мертвая баба, поднятая водою, зашевелилась под тулупом, точно живая, повернула к казакам седую голову и уставилась на них открытыми глазами, пристально; девка, как будто застыдившись, спрятала под шубку голую грудь.
Ратник (глядя сверху). Так вам и надо, сукины дети, покарал Господь!
Ядра за ядрами падают в реку. Лед все больше ломается, полыньи ширятся, и всю ледяную поверхность заливает вода. Льдины плавают. Кружатся, сталкиваются с треском, громоздятся и щетинятся стеклянно-прозрачными иглами. Грозно темнеет, взбухает, вздувается и кипит, как котел на огне, готовая вскрыться река.
Бой на уцелевших местах продолжается, а на залитых – стихает.
Кое-где река уже тронулась, как в весенний ледоход. Плавучие льдины-островки, там, где их много стеснилось, проходят медленно, а на открытых местах несутся быстро.
На одной из них раненая лошадь издыхает, ворон сел ей на голову и, каркая, ждет, чтобы выклевать очи; на другой тощая, с видными под кожей ребрами, сука рвет зубами что-то кровавое, и еще на другой, плывущей медленно, два ратника, лях и русский, бьются насмерть, не замечая, что льдина под ними оседает все ниже и ниже, яростно сцепились, душат друг друга и режутся. Льдина вдруг покачнулась и ушла в воду совсем, и, крепко обнявшись, как братья, оба тонут.
Димитрий (переехав по уцелевшему льду на тот берег, где замок, сидит на коне, окруженный отборной дружиной конных уланов). Вишь, жарят, дьяволы! Как бы вся река не тронулась! (Подъехавшему воеводе польскому). Пан Грешментарь, извольте разослать по всем тыловым дружинам гонцов, чтобы переправлялись живей, где лед еще уцелел.
Митька (подъехав к Димитрию на взмыленной лошади). Батюшка-царевич, беда! Замок московцы берут, казаки разбежались, а ляхов мало, не выдержат…
Димитрий. Где Марина?
Митька. В замке.
Димитрий. Эй, уланы, за мной!
Скачут во весь опор. Горсть польских гайдуков, стоя на крыльце и в сенях осажденного замка, отбивается от множества наседающих Московцев и уже слабеет, отступает. Вдруг уланы, выскочив из лесу и вихрем налетев на Московцев, ударяют им в тыл. Рубятся саблями, режутся ножами, схватываются врукопашную.
Хрущев (старый боярин, воевода Московцев[37], занося над головой Димитрия саблю). Дай-ка благословлю я тебя, сукин сын, свистун литовский!
Митька стреляет из пистоля в Хрущева в упор. Тот падает с лошади. Московцы бегут.
Крики (в замке). Огонь! Огонь! Горим! Спасите!
Клубы дыма валят из разбитых окон замка. Димитрий кидается в сени.
Митька (наверху, уже взбежав по лестнице). Скорей! Скорей! Дверь заперта!
Димитрий, тоже взбежав, вышибает ударом ноги дверь в спальню, красные, в сером дыму, языки пламени лижут затлевшие балки потолка. Марина лежит на полу без чувств. Димитрий, схватив ее на руки, сбегает по лестнице в сени и на крыльцо. Здесь, на свежем воздухе, Марина приходит в себя. Накинув на нее гусарскую шубку, Димитрий усаживает ее с собой на коня и скачет к реке, где переправился давеча. Здесь пальба уже прекратилась, но лед взломан ядрами.
Димитрий (улану-разведчику). Нет ли где переправы?
Разведчик. Есть, у Козьего Брода.
Димитрий. Сколько до него?
Димитрий. Далече. Мне нужно в бой сейчас… Слушай, Марина, я здесь перейду, а тебя проводят хлопцы к Броду.
Марина (прижимаясь к нему). Нет. С тобой, с тобой!
Димитрий. Светик мой, сердце мое, ради Христа, поезжай!
Марина плачет, прижимаясь к нему все крепче. Вдруг, соскочив с лошади, бежит к реке и сходит на лед. Димитрий – за нею, Митька тоже, захватив валявшийся на берегу обломок старой длинной казачьей пики.
Марина (взяв Димитрия за руку). Пойдем, пойдем, я с тобой ничего не боюсь!
Все трое идут по льду. Митька впереди щупает пикой лед. Хрупкое стекло под ними трещит и ломается иглисто-колючими звездами. Дух захватывает у смотрящих с берега, кинулись бы им на помощь, но помочь нельзя: чем больше людей, тем опаснее. А трое все дальше и дальше идут. Но, дойдя до середины реки, остановились, дальше нельзя: слишком тонок лед, и впереди полынья. Митька, заметив трещину, отделяющую льдину-островок, где они стоят, от сплошного льда, воткнул в него пику и хочет оттолкнуться, но не хватает силенки.
Митька. Ну-ка, царевич, помоги!
Димитрий. Что ты делаешь?
Митька. А не стоять же тут век. Может, отчалим и доплывем до берега, – ведь вон, рукой подать.
Марина. Митьке верь, сколько раз меня спасал!
Димитрий помогает ему, кое-где рубит лед саблей и кое-где отталкивается пикой. Вдруг ледяной островок, отделившись, начинает двигаться, сначала медленно, потом все быстрей, и наконец, уносится вниз по течению, но, благодаря последнему сильному толчку Димитрия, не прямо, а вкось, так что, немного проплыв и зацепившись за идущую от берега ледяную косу, остановился.
Три-четыре сажени отделяют их от берега. Там уже сбегаются люди, кричат, кидают им багры с веревками и сами кидаются в воду, вбивают колья, валят на лед солому и хворост, рубят доски, мостят на живую нитку мосток.
Митька над всеми начальствует, смелый и ловкий, легкий, точно два за плечами его, на гусарском доломане, белых крылышка носят его по воздуху.
Димитрий с Мариной сходят на берег. Садятся на коней и скачут в бой.
Там, в бою, как бы два противоположных течения столкнулись в водовороте одни наступают, другие бегут.
Крики. Беда! Беда! Царевич убит! – Утонул! Сгорел! – Пропали наши головушки! Беги, ребята, беги! – Куда вы, черти? Назад! Царевич жив, – Да нет же, убит! – Врут москали, чтобы вас напугать да побить! – Где же он? – Вон, скачет сюда! – Да здравствует царевич Димитрий! – Так я и знал! Нет, брат, шалишь: такой не пропадает, в огне не горит, в воде не тонет! – В бой, ребята, в бой! Все умрем за царевича! – Ну, теперь, Московцы, только держись! Бей их, еретиков, антихристов!
Шум сражения. Ранние зимние сумерки, желтый туман. Мокрый, как будто теплый, снег. Глуше в тумане стук барабанов, ярче огонь оружейных и пушечных выстрелов.
В стане Московцев, на невысоком кургане, откуда видно поле сражения. Салтыков и Туренин смотрят на него в подзорную трубу.
Туренин. Что за диво? Наши как будто бегут…
Салтыков. Что ты, боярин, типун тебе на язык, только что ляхи бежали…
Туренин. Да, а теперь наши. Глянь-ка сам!
Салтыков (смотрит, протирает стекла). Что такое? И впрямь, будто бегут…
Туренин. Вишь, валом валят, да прямо сюда. Сейчас узнаем…
Крики. Беда! Беда! – Царевич! Ляхи! Вот они! Вот они! – Беги, ребята, беги!
Медленно плетется раненый, с повязкой на голове, старый сотник стрелецкой дружины.
Туренин. Эй, братец, поди сюда! (Сотник подходит). С поля?
Сотник. С поля, батюшка! (Указывая на голову). Вишь, с гостинчиком!
Салтыков. Что там такое, скажи на милость?
Сотник (махнув рукой). Шабаш! Вор одолел!
Салтыков и Туренин (вместе). Вор? Да ведь он убит?
Сотник. Нет. Жив. Давеча, как слух прошел, что убит, – ну, ляхи бежать, а как узнали, что жив, повернули назад, и точно бес в них вошел, так и крошат. (Оглянувшись на поле). А вот и он сам!
Салтыков и Туренин (вместе). Где?
Сотник. Глянь-ка там, у шатра, под царским стягом, – у нас же намедни отнял, сукин сын, – на белом коне гарцует… (хватаясь за голову). Ох, больно! Дозвольте государи…
Туренин. Ступай, брат, ступай.
Сотник уходит.
Салтыков (смотрит в трубу). Он… а может не он. Ну-ка… ты посмотри, не узнаешь ли?
Туренин (смотрит). Черт его знает, туман, не видать… (Быстро отняв трубу от глаз). Тьфу!
Салтыков. Что ты?
Туренин молча крестится.
Салтыков. Да ты что такое?
Туренин. Плохо дело, Васильич. Думали мы, что с человеком ратуем, а это…
Салтыков. Кто же это?
Туренин (шепотом, на ухо). Стень.
Салтыков. Что ты, боярин, какая стень?
Туренин. А какою морочит людей сила нечистая. (Салтыков тоже крестится). Коли из такой беды он выскочит, да нас же побьет, видно, сам черт за него. Что с ним сделаешь? Бей. Руби. Коли. – Не сгинет, – в огне не горит, в воде не тонет. До Москвы дойдет. – Борисову Царству, а может, и всей Руси конец.
В стане Димитрия. Он сидит на коне, под царскою, зеленого шелка, хоругвью с черным двуглавым орлом и Деисусом. О. Мисаил держит ее над ним. Тут же Марина и Митька.
Шум битвы стихает. Быстро темнеет, зажигаются огни. В красном отблеске их, на зелено-золотистом шелку хоругви, лицо Димитрия кажется святым ликом на иконе.
Димитрий. Слава Отцу и Сыну и духу Святому! Мы победили! Ударить отбой! Довольно, ребята! Щадите русскую кровь! Отбой!
Все. Слава царевичу Димитрию! Да живет царь Московский! Виват! Виват!
О. Мисаил (громче всех). Благоверному великому государю нашему Димитрию Иванычу многая лета!
Димитрий (обнажая саблю и указывая вдаль). На Москву!
Все. На Москву! На Москву!
Примечания
1
Феодор Иоаннович (1557–1598), русский царь с 1584 г.
2
Иоанн IV Васильевич (1530–1584) – великий князь «всея Руси» с 1533 г., первый русский царь с 1547 г.
3
младший сын (1581–1591) Иоанна Грозного.
4
Годунов Борис Федорович (ок. 1551–1605) – русский царь с 1598 г.
5
Шуйский Василий Иванович (1552–1612) – один из противников Бориса Годунова, глава заговора против Лжедмитрия I, русский царь с 1606 г.
6
Годунова Ирина Федоровна, жена царя Феодора Иоанновича.
7
Малюта Скуратов-Бельский, Григорий Лукьянович, думный дворянин, любимый опричник и жесткий сподручник всех кровавых деяний Ивана Грозного, задушил митрополита Филиппа (1569). Умер в 1572 в Ливон. походе. Одна из дочерей его была замужем за Борисом Годуновым.
8
Семен Никитич Годунов – близкий родственник Бориса Годунова, глава Аптечного приказа, позднее – глава ближней думы, руководил сыском.
9
Григорий – Лжедмитрий I – Юрий Богданович Отрепьев) (ок. 1582–1606), русский царь (до 1606 г.). Сын стрелецкого сотника Отрепьева, слуга Ф. Н. Романова. Монах кремлевского Чудовского монастыря, ставший дьяконом и приближенным Чудовского архимандрита. Назвавшись сыном Иоанна Грозного. Заключил тайный договор о передаче польскому королю Сигизмунду III Черниговско-Северской земли, а семье Мнишков – Новгорода и Пскова, о военной поддержке польского двора в войне со Швецией.
