«великая распря» между Законом и свободой, Петром и Павлом. «Вот лежит Сей (младенец Иисус) на падение и на восстание многих в Израиле, и в пререкаемое знамение», semeion antilegomenou (Лк. 2, 34). «Знамение» это — Павел, так же как сам Иисус.

«И назначив ему день, многие (опять) пришли к нему в гостиницу, и он, с утра до вечера, говорил им о царствии Божием, приводя свидетельства… об Иисусе из Закона… и пророков. И одни убеждались… а другие не верили. Будучи же не согласны между собою, они (уже) уходили, когда Павел сказал им: хорошо предрек Дух Святой отцам нашим через пророка Исайю: „слухом услышите, и не уразумеете; и очами смотреть будете, и не увидите… Ибо огрубело сердце людей сих, так что ушами с трудом слышат, и очи свои сомкнули, да не узрят очами… и не уразумеют сердцем, и не обратятся, чтобы Я исцелил их“. Итак, да будет вам известно, что спасение Божие послано язычникам: они и услышат» (Д. А. 28, 23–28).

«Не обратятся, чтобы Я исцелил их»: в этом страшном «чтобы», hina, — воля Божия к «ожесточению» Израиля («кого хочет, милует, а кого хочет, ожесточает, sklerynei») (Рим. 9, 18), — «власть горшечника над глиной», — Предопределение.

LX

Место Бурра, казненного в 62 году, заняли двое префектов, Фений Руф и Тигеллин, палач Нерона.[58]

Царство Евменид уже наступало, но Павла не коснулось до времени. «И жил он целых два года, на своем иждивении, принимая всех приходивших к нему и благовествуя царство Божие, со всяким дерзновением, невозбранно» (Д. А. 28, 30–31).

Судя по свидетельству самого Павла: «Узы мои во Христе сделались известными всей претории» (Флп. 1, 13), — он начал проповедь язычникам обращением стороживших его преторианских воинов, а через них, должно быть, проник и «в дом Кесаря».[59] — «Приветствуют вас (Филиппийцев) все святые, а больше всех, — из кесарева дома» (Флп. 4, 22).

Были среди этих новообращенных, если верить позднейшим преданиям, и приближенные к Нерону, в том числе наложница его, Антея, и один из любимых сановников.[60]

Эти-то успехи и внушили Павлу надежду на оправдание: «Я ни в чем не буду посрамлен, но, при всяком дерзновении, возвеличится во мне Христос» (Флп. 1, 20). — «И избавит меня Господь от всякого зла и сохранит» (II Тим. 4, 18). — «Верно знаю, что останусь и пребуду (снова увижусь) со всеми вами… для вашей радости… при моем вторичном к вам (Филиппийцам) прибытии» (1, 24–25). — «Приготовь для меня помещение, ибо надеюсь, что, по молитвам вашим, я буду (снова) дарован вам», — пишет он к Филимону, брату Колосской общины (Флм. 1, 22).

LXI

Может быть, Рим был для Павла сначала только перепутьем по дороге в Испанию — на Крайний Запад, конец тогдашнего мира, orbis terrarum.[61]

«Как только предприму путь в Испанию, приду к вам, — пишет он Римской общине, еще из Коринфа, в 51–52 году, — ибо надеюсь, что, проходя, увижусь с вами, и что вы проводите меня туда, как скоро я наслаждусь общением с вами, хотя бы отчасти» (Рим. 15, 24).

Здесь только, в Риме, около 60 года, впервые узнав о возникновении Колосской общины, Павел по ней впервые узнает и о том, что дело его будет продолжаться и после, и помимо него; что Христианство уже родилось и стало на ноги. Маленький, захолустный городок, Колоссы, находился за древней столицей Востока, Эфесом, в глубине Фригии, близ города Апамеи-Кивота (kibotos, «Ковчег»), у подножия Арарата, на чьей вершине «остановился Ноев ковчег».[62]

Если «потоп» есть гибель первого мира, то, может быть, «Ноев ковчег», — корабль последних спасшихся людей первого человечества, — «уцелевшее малое семя» будущего мира. «Ты (Боже) даешь путь кораблю в море и безопасную стезю в волнах… ибо, в начале (мира), когда погибли гордые исполины, nephelim (люди допотопного мира), правимая Твоею рукою Надежда, прибегнув к ковчегу, сохранила… семя (человеческого) рода», — толкует «Книгу Еноха» Соломон (Прем. 14,3–6). «Лучшее племя людей обитало на вашей земле (до потопа), и вы произошли от его уцелевшего малого семени, perileiphthentos spermatos braheos», — говорит Саисский жрец Солону в «Тимее» («Атлантиде») Платона.[63]

«Я был восхищен в сильном вихре (так же как Павел, „восхищен до третьего неба“) и унесен на Запад; там увидели глаза мои все тайны небес, которые должны совершиться».[64] — «Я был восхищен к огню Заката… всех солнц».[65]

С временнoго Востока — Истории Енох «восхищен» на вечный «Запад» — конец мира, — в «Атлантиду-Апокалипсис».

Первого мира конец — на Западе: таков смысл «Атлантиды» Платона, а смысл христианства — конец второго мира, соединяющий Восток и Запад: «ибо, как молния исходит от востока и видна бывает до запада, так будет пришествие Сына человеческого» (Мт. 24, 27). Все христианство есть поворот мира с Востока на Запад.

«Я был восхищен в сильном вихре и унесен на „Запад“», — мог бы сказать и Павел, прошедший весь путь от Арарата до Столпов Геркулесовых, — великий Средиземный путь «Атлантов», по мифу Платона: к Западу, все к Западу, идет, — не может остановиться Павел, гонимый вихрем Духа, как будто знает, что только на Западе найдет конец Востока, — времени — в вечности.

«Он (Христос), сошедши (в ад), проповедал находящимся в темнице духам, непокорным некогда… во дни Ноя, во время строения ковчега, в котором немногие… спаслись», — скажет и вечный враг — спутник Павла, Петр (I Петр. 3, 19–20). «Духи в темнице» — люди первого человечества. «Семя Жены сотрет главу Змия», — это обещание первому человеку, «Адаму — Атланту», во втором человечестве, исполнилось.

«Я увидел все (на Западе) и понял, но не для рода настоящего, а для грядущего».[66] — «И сказал мне Ангел: „Все, что ты видел, послужит Мессии (Христу), да будет Он силен и могуществен на земле“», — говорит Енох.[67] — «Знайте, что близко, при дверях: род сей не прейдет, как все это будет», — говорит Иисус (Мт. 24, 33–34), и повторяет Павел.

LXII

Кажется, именно здесь, в Риме, охватывает Павла чувство новой всемирности так, как еще никогда: «Нет уже ни Иудея, ни Эллина… ибо все вы — одно во Христе» (Гал. 3,28). — «Нет различия между Иудеем и Эллином, потому что один Господь у всех» (Рим. 10, 12).

— «Нет ни Иудея, ни Эллина, ни обрезания, ни необрезания, ни варвара, ни Скифа… но все и во всем — Христос» (Кол. 3, 11).

Если первый камень, заложенный в основание Града Божия, — «города Великого Царя», — Иерусалим, то второй камень — Рим.

«Слово благовествования пребывает у вас (Колоссян), как во всем мире, panto to kosmo» (1, 5–6), — это могло быть сказано только здесь, в Риме, «вселенском», «кафолическом», katolikos: «будет одно стадо и один Пастырь» (Ио. 10, 16). Здесь только завершится строение догмата о единой Церкви Вселенской — Теле Христовом.

… «Он (Христос) рожден прежде твари, ибо Им создано все, на небе и на земле, видимое и невидимое; Престолы ли, Господства ли, Власти, — все Им и от Него… Он есть прежде всего, и все Им стоит. И Он есть глава тела Церкви. Ибо угодно было Отцу, чтобы в Нем обитала вся полнота, pleroma, и чтобы посредством Его примирить с Собою все, соединив через Него, кровью креста Его, и земное и небесное». — «Ибо в Нем обитает вся полнота Божества телесно» (Кол. 1, 15–20; 2, 2). — «Да будет Бог все во всем», — во всех (I Кор. 15, 28).

Верим ли мы в это или не верим, но уж и то, что через тридцать лет по смерти человека Иисуса, это могло быть сказано, подумано, испытано так, есть чудо всемирной истории.

LXIII

«Все дороги ведут в Рим»; тогда вели — ведут и теперь, в этом тоже «чудо» истории.

И вековечные, бегут,

В пустынях, римские дороги.

Идучи из Фессалоник в Афины по широким и гладким мраморным плитам, via Egnatiana, «маленький жид», с кривыми босыми ногами, в стуже и наготе и в опасности от разбойников, мог чувствовать благодеяния Римской власти, — «Римского мира величие безмерное», pacis Romanae immensa majestas.

«Нет власти не от Бога; сущие же власти от Бога установлены» (Рим. 13, 1). — «Бог не есть Бог неустройства (хаоса), но мира» (космоса), — вечного Рима (I Кор. 14, 33, 40).

«Нет власти не от Бога». Очень легко решить, что это «приспособление», «безбожная сделка с безбожною властью». Но, может быть, это не так легко нам будет решить, если мы вспомним, что Павел говорит: «начальствующий носит меч напрасно: он — Божий слуга», — уже подставляя шею под меч (Рим. 13, 4).

LXIV

Здесь, в опытном действии — строении Церкви, — такое же, как в созерцании-строении догмата, совершенное у Павла, сочетание «пророческого духа», рneumа, с «разумом», nous, опьянения — с трезвостью; так же «умно любит» он и здесь, как там.

Понял бы Павел, почему обиженная вдова надеется на «судию неправедного» и за что господин «похвалил домоправителя неверного… ибо сыны века сего догадливее сынов света в своем роде»; понял бы, что значит: «приобретайте друзей богатством неправедным» (Лк. 16, 8–9).

В сборах подаяний смазывать умеет Павел серебром и золотом скрипучие колеса колесницы Господней. Та же «приспособляемость» в делах житейских, та же вкрадчивая елейность и ласковость у Павла, как у нынешних сановников Римской Церкви.

Камень недвижимый в основании Церкви — Петр; движущая сила — Павел; тот Церковь держит, этот строит.

LXV

«Прежде всего, прошу вас, братия, молиться… за всех людей… дабы проводить нам мирное и благоденственное житие» (I Тим. 2, 1). — «Чти отца твоего и матерь» есть первая заповедь, с обетованием: «да будешь долголетен на земле» (Еф. 6, 2–3). — «Кто не возненавидит отца своего и матери»… это для Павла уже не первая заповедь.

«Молим вас, братия… не спешить колебаться умом и смущаться… будто наступает уже день Христов» — конец мира (II Фес. 2, 1–2), переводит Павел часовую стрелку всемирной истории с ночного счета на дневной, с конца мира — на продолжение мира.

LXVI

Лучше всего можно видеть, как строит он Церковь, по письму его к Филимону, этой жемчужине Новозаветных книг.

… «Дабы общение веры твоей оказалось действительным… имея великое, во Христе, дерзновение приказывать тебе… лучше, по любви, прошу не иной кто, как я, Павел, старец, а теперь и узник Иисуса Христа… о сыне моем, Онисиме, его же родил я в узах моих. Он был некогда негоден для тебя, а теперь годен и тебе, и мне. Я возвращаю его (тебе): ты же прими его, как сердце мое.