пробуждение,

Вы сменили ночь…

Мрачные видения,

Уноситесь прочь!

16 августа 1892

Одна природа

Одно – всегда прекрасно,

Одно – не изменяет,

Что в небе так бесстрастно,

Так далеко сияет.

Обман – в словах великих,

Обман – в любовных взорах,

Но правда – в чащах диких,

В тебе – дубровный морок.

Любить того не стоит,

Что в жизни сердце манит;

Природа успокоит,

Природа не обманет.

Баюкая, обнимет

Детей своих усталых,

Еще нежнее примет

Отверженных и малых.

Не лгу, не лицемерю:

Я потерял дорогу.

И уж давно не верю

Ни людям я, ни Богу.

Но верю я доныне

Тому, что скажет колос

И моря вечный голос,

И тишина пустыни.

1892

Два сонета Петрарки

1. «О красоте твоей молчать стыжусь, Мадонна…»

О красоте твоей молчать стыжусь, Мадонна,

Ты в незабвенный день предстала мне такой,

Что холоден с тех пор я к прелести иной,

К иной любви душа навеки непреклонна.

Как часто я гранить тебе сонет хочу,

Но слишком тверд алмаз, напилок изменяет,

И пред Лаурою душа изнемогает,

И холодней мой стих, чем лед, – и я молчу.

Открою ли уста, чтоб говорить – напрасно!

Немеет песнь любви в груди моей безгласной,

И ни единый звук к тебе не долетал…

Едва мое перо касается бумаги —

Ни вдохновения, ни мысли, ни отваги…

И с первым опытом я струны покидал!

2. «Лукавый бог любви, я вновь в твоей темнице…»

Лукавый бог любви, я вновь в твоей темнице…

О пленник, покорись и воли не ищи:

Все двери заперты, и отданы ключи

Тюремщиком твоей безжалостной царице.

Уже я был рабом, когда заметил плен.

(Клянусь, – хотя никто не верит мне, я знаю)

С усильем вырвавшись из-за тюремных стен,

О них со вздохами, жалея, вспоминаю.

К темнице так привык, что воли не хочу,

И порванную цепь повсюду я влачу…

Таким огнем любви горит мой взор унылый,

Что, если бы теперь ты видела певца,

Сказала бы: «Судя по бледности лица,

Друзья, мне кажется, он на краю могилы».

<1893>

Спокойствие

Мы в путь выходим налегке,

Тому, что жизнь пройдет, не верим

И видим счастье вдалеке,

И взором прошлого не мерим.

Но день за днем, за годом год

Уходит медленное время,

И тяжесть прошлых лет растет,

И сердце давит жизни бремя.

Теперь, когда я вспомню вдруг,

Как в жизни дней счастливых мало

И сколько сердце зла и мук,

Чтоб только жить, судьбе прощало —

В душе усталой нет следа, —

Хотя и грешен я во многом, —

Ни покаянья, ни стыда

Ни пред людьми, ни перед Богом.

И я молиться не хочу:

Страданья веру победили,

Нет даже слез – и я молчу,

И мне спокойно, как в могиле.

Зачем дрожать? О чем молить?

И от кого мне ждать прощенья?

Я сам не должен ли простить

Того, кто мне послал мученья!

<1893>

Бумажные цветы

На ограде церковной

Божьей Матери лик

И с улыбкой любовной,

И с печалью поник.

Равнодушные лица,

Пыль, и говор, и зной…

Шумно бредит столица,

Воздух пахнет весной.

Распускаются почки…

Над тобой, образок,

Из бумаги цветочки —

Неискусный венок,

Слабо ветром волнуем…

И на нем, горячи,

Чуть дрожат поцелуем

Золотые лучи.

Что Царице Небесной,

Что Тебе, мой Творец,

Дар любви неизвестной —

Этот скудный венец?

Но на миг я забылся,

Зло я людям простил:

Кто-то здесь и молился,

И страдал, и любил.

Пыльный венчик дороже

Всех душистых цветов…

О, помилуй нас, Боже,

Твоих грешных рабов!

10 мая 1893, С.-Петербург

«В моей душе – ни трепета, ни звука…»

В моей душе – ни трепета, ни звука,

И ни одной слезы в моих очах.

Еще дрожать за эту жизнь?.. О скука!

За эту жизнь! О малодушный страх.

Я радуюсь порывам сладострастья,

Усталости, и голоду, и сну,

Страх смерти тонет в них и жажда счастья.

Они приносят мрак и тишину.

Но сердце мне, как тяжесть, давит время,

И каждый день прошедший, каждый миг

Все прибавляет, отягчает бремя,

Под ношею согбенный, я поник.

Покой в душе, как в доме опустелом…

И жизнь моя, как пыль в немых гробах:

Что было некогда прекрасным телом,

Теперь – безмолвный и холодный прах.

25 мая 1893, Луга

Родное

Далеких стад унылое мычанье,

И близкий шорох свежего листа…

Потом опять – глубокое молчанье…

Родимые, печальные места!

Протяжный гул однообразных сосен,

И белые сыпучие пески…

О бледный май, задумчивый, как осень!..

В полях – затишье, полное тоски…

И крепкий запах молодой березы,

Травы и хвойных игл, когда порой,

Как робкие, беспомощные слезы,

Струится теплый дождь во тьме ночной.

Здесь – тише радость и спокойней горе.

Живешь, как в милом и безгрешном сне.

И каждый миг, подобно капле в море,

Теряется в бесстрастной тишине.

Май 1893

Серый день

Как этот серый день и нежен, и отраден!

К нам, детям страждущим своим, как мать, полна

Природа жалостью. И ветерок прохладен,

И все смиренная объемлет тишина.

Как благодарен я и как доволен малым!

Не надо солнца нам: милей, чем яркий луч,

Уютный полумрак – очам моим усталым —

И темных хвойных игл, и теплых серых туч.

Я смерти не боюсь и жизни покоряюсь:

Как это облако, уснувшее вдали,

И как цветы – без дум, я только наслаждаюсь

Спокойствием небес, спокойствием земли…

18 июня 1893

«Не надо желаний…»

Не надо желаний,

Не надо боязни,

Не надо страстей!

Один только нужен

Восторг беспредельный,

Глубокий, бесстрастный,

Как небо – в сиянье

Вечерней зари.

Одно лишь прекрасно —

Что кажется людям

Преступным, безумным

И страшным, как смерть!

Привет вам, привет,

Священные грезы

Великих безумцев —

О том, что когда-то

И было, и будет,

О том, чего нет!

Отец мой Небесный,

Тебя я прославлю

За то, что от сильных,

Разумных и гордых

Ты все это скрыл, —

Открыл только детям,

Мечтателям жалким

И слабым, как я!

1893

«Напрасно видела три века…»

Напрасно видела три века

Дубов могучая краса:

Рукою хищной человека

Обезображены леса.

Здесь – листья мертвые черники,

Берез обугленные пни…

Здесь люди, сумрачны и дики,

Влачат нерадостные дни.

И скуден мох, и сосны тощи…

Грустя, я вижу вас в мечтах,

О, кипарисовые рощи

На милых южных берегах —

И под скалою Артемиды

Роскошно зыблющийся Понт,

Как лоно нежной Амфитриды, —

И необъятный горизонт,

Родную сердцу Ореанду —

Волшебный и далекий сон, —

Я помню белую веранду

Высоких греческих колонн.

И запах волн в соленом ветре,

И сквозь туман, в полдневный жар,

Величье грозное Ай-Петри —

И сакли бедные татар,

Магнолий запах слишком сладкий,

Подобный пряному вину,

И жгучий день, и вечер краткий,

И восходящую луну.

И там, где слышен моря шелест

В скалах, изъеденных волной,

Эллады девственную прелесть

Я чуял детскою душой.

1893

Ода человеку

«Ессе homo»[47]

Божественный родник чистейшего огня —

В свободном разуме и в сердце человека:

«Я – слово мира, – без меня

Он глух и нем от века.

Слабеет гром небес пред волею моею,

И слезы чистые грозы

Не стоят, Господи, одной моей слезы!..

Умею связывать и разрешать умею.

Все трепетания полночного эфира

И шорох листика в дубравной тишине,

Все звуки, все лучи и все дороги мира

Сливаются в моей сердечной глубине.

Природа для меня – как царское подножье!

Я – человек, я – цель, я – радость, я – венец.

Всего живущего начало и конец,

Я – образ и подобье Божье!»

1893

Песня во время грозы

Птичка с крыльев отряхает

Капли теплого дождя…

Слышишь? – туча громыхает,

К чуждым нивам уходя.

Ветер с листьев отряхает

Капли светлого дождя…

Сердцу нашему веселье —

Только в голосе громов, —

Олимпийское похмелье

Вечно радостных богов —

И свобода, и веселье —

Только в голосе громов!..

Жизни! Жизни!.. Я тоскую…

Нет ни счастья, ни скорбей…

О, пошли грозу святую,

Боже, родине моей!..

Бури! Бури! Я тоскую…

Дайте слез душе моей!..

1893

Развенчанный лес

Как царь развенчанный стоит могучий лес.

У ног его лежит пурпурная одежда…

А в светлой глубине торжественных небес

Не хочет умереть последняя надежда.

Есть ласка вешняя и в нежности лучей,

Уже слабеющих, склоненных и прощальных…

Есть радость вешняя и в ясности моей,

В бесстрастье этих дум, глубоких и печальных.

Листы увядшие и мертвые шуршат.

И как у мертвых тел, упитанных мастями,

Унылый есть у них могильный аромат,

Мне в душу веющий бесстрастными мечтами.

И радует меня покой души моей,

И сердце кроткая пленяет безнадежность.

Объемлет всех врагов, объемлет всех друзей,

Как ласка осени – прощающая нежность.

Сентябрь 1893

Дети

Увы, мудрец седой,

Как ум твой гордый пуст

И тщетен – пред одной

Улыбкой детских уст.

Твои молитвы – грех,

Но, чужд страстей и битв,

Ребенка милый смех —

Священней всех молитв.

Родного неба весть —

Его глубокий взгляд,

Он рад всему, что есть,

Он только жизни рад.

Он с горней вышины

Как ангел к нам слетел,

От райской тишины

Проснуться не успел.

Душа хранит следы

Своих небесных грез,

Как сонные цветы —

Росинки Божьих слез.

29 декабря 1893

DIES IRAE[48]

Люди, опомнитесь! Вот она – смерть!

Вот она, страшная, кроткая, вечная.

Тайна над вами – небесная твердь,

Тайна в сердцах ваших – жизнь бесконечная…

Ваше проклятье – бессмысленный труд,

Стадо слепое – толпа ваша грязная…

Скука, безумье, обжорство и блуд,

Жизнь ваша – смерть безобразная!..

В небе звучит громовая труба,

В темной земле мертвецы содрогаются,

Полные тлена зияют гроба,

Очи для вечного дня разверзаются.

Как же нам стать пред лицом Судии,

Солнцу подобного, грозно-великого?

Как же подымешь ты очи твои,

Полные мрака и ужаса дикого?

Люди, опомнитесь!.. Дети Отца,

Страшного Бога, судить вас грядущего,

Не отвращайте от Света лица,

Я заклинаю вас именем Сущего!..

Конец 1893

Природа

1. «Когда под куполом огромного собора…»

Когда под куполом огромного собора,

В таинственных лучах мерцающих лампад,

При песнопениях торжественного хора

Я недвижим стою, потупив робкий взгляд,

Очами строгими и полными укора

Угодники с икон так пристально глядят,

И над бесчисленной молящихся толпою

Струится фимиам душистою волною, —

Тогда я ужасом невольно поражен,

И горько плачу я, томимый угрызеньем,

Я сознаю опять, что к бездне приведен —

Дорогою греха, сердечным ослепленьем,

Воспоминания летят со всех сторон,

И голос совести гремит мне осужденьем,

И сердцу слабому так тесно, тяжело,

И страшно мне поднять поникшее чело.

2. «Когда же дивный храм природы…»

Когда же дивный храм природы

В лучах торжественного дня

Свои блистающие своды, —

Обитель мира и свободы, —

Распростирает для меня.

Когда в эфире ночи ясной

Миров я вижу стройный хор,

Что в небе движутся согласно,

Толпой бессмертной и бесстрастной

Плывут в загадочный простор, —

Тогда в отрадном умиленье

Я слышу голос Божества,

Я сознаю в благоговенье

Свое с природой единенье, —

С ней связи древнего родства.

Равно заботливо и щедро

Питают влагой дождевой

Природы любящие недра

И ствол развесистого кедра,

И цвет былинки полевой.

Опять я в счастье верю твердо,

И сердце радости полно.

Сознанье шепчет мне так гордо:

«Ты – звук всемирного аккорда,

Ты – цепи жизненной звено».

И вот стою под небесами

Я в умилении святом,

На все в природе, в Божьем храме,

Гляжу я светлыми очами

С высоко поднятым челом.

<1894>

Солнце и сердце

Сердце мое – неизменно, как Солнце…

Верю я Солнцу и Сердцу.

Видишь – приходят, уходят

Зло и Добро,

Вечно меняясь, как тучи под Солнцем.

Ты же, о Солнце, великое Сердце, —

Выше, чем тучи, чем Зло и Добро, —

Ибо твоя олимпийская Мудрость

Вечно смеется над Злом и Добром.

Будь же, мой дух, лучезарным,

Темные тучи рассей,

Зло и Добро победи;

Радость – для Сердца, сиянье – для Солнца, —

Вот их единый закон!

1894

Песня Солнца

Я наливаю колос хлеба

Благоухающим зерном,

И наполняю чашу неба

Я золотым моим вином;

Приди и пей – кто только жаждет!

Что значит подвиг или грех?..

Не бойтесь – надо всем, что страждет,

Непобедим мой вечный смех!

Из всех певцов – я лучший в мире:

Как на эоловых струнах,

Люблю играть на вечной лире —

На золотых моих лучах.

И песнь моя есть первый лепет

Весенних листьев, гул морей

И в тучах радуг легкий трепет,

И ужас бурь, и смех детей.

И полны дивного значенья,

В неоцененной красоте,

Спят драгоценные каменья,

Мои любимцы, в темноте, —

Мои загадочные дети

Там, под землею, ждут меня,

Безмолвный ряд тысячелетий

Мой первозданный луч храня.

Люблю, что молодо и смело,

Люблю я силу в красоте

И нестыдящееся тело

В богоподобной наготе.

Зачем, безумец, ты не внемлешь,

Потупив взор слепых очей,

И мертвым сердцем не приемлешь

Ты евхаристии моей?

Приди и пей – кто сколько жаждет!

Что значит подвиг или грех?

Не бойтесь – надо всем, что страждет,

Непобедим мой вечный смех!

11 августа 1894

Октябрь

Уж вещий ворон каркал над дубровой,

И мертвенного пурпура ветвей

Вихрь не щадил, свободный и суровый,

Как древнего величия царей…

И падает их пышная одежда,

И бледен солнца луч сквозь облака,

Как на