путем согласования неразрешимых противоречий. Гармония, вырастающая у Гераклита из вражды вещей, претворяется у Мережковского в синтез, возникающий в борьбе противоречащих друг другу антиномий. Мережковский, подобно Гераклиту, основной движущей силой развития считает преображающую силу духовной субстанции. Исключительная роль личности в истории в философской концепции Мережковского также имеет истоки в греческой философии. У Гераклита личность — носитель демонического. Задача личности — освободить демона, позволить духовной субстанции действовать в человеке и через человека. Демон способен оживлять многих, переходить из личности в личность. По Мережковскому, историческая задача личности — разбудить в себе духовную субстанцию — Дух Святой. «Дух веет, где хочет», и главная цель человеческой жизни — стремление к Духу, пробудить себя для жизни в Духе, чтобы личной исторической судьбой приблизить человечество к высшей духовной субстанции — Царству Божию. Поэтому главная молитва Мережковского «Дух Святой, прииди!», а личность, сумевшая разбудить в себе силы духовной субстанции, принявшая в себя Дух Святой и тем самым способствующая продвижению всемирной истории к конечной цели духовной эволюции — Царству Божию, — движущая сила истории. Дать духовной субстанции творить свою волю, отказавшись от \55\ собственного своеволия, по Мережковскому, — основная истина, способная открыться человеку в его земной судьбе. Главная задача человека в греческих мистериях — приобщиться к магическому кругу вечности. У Гераклита величие человека измеряется степенью его приближения к вечному Духу, у Мережковского — проявленностью в душе человеческой Духа Святого. Душа каждого индивида принадлежит вечности, человек живет не для себя, но для мира.
Скептическое отношение Мережковского к позитивистской науке также имеет прообраз в философии Гераклита, ставящего науку на низшую ступень по отношению к высшему знанию, так как она исследует законы уничтожения и становления вещей в преходящем, чувственном мире. Образ детства в философской системе Мережковского, сопутствующий наступлению Царства Божия, также восходит к представлениям Гераклита. Для человека, обращенного к вечности, жизнь не имеет безусловной ценности. «Вечность — играющее дитя». По Мережковскому, достигнуть Царства Божия можно лишь путем отказа от стремления видеть в преходящем безусловную ценность, благодаря пересмотру серьезного отношения человека к земной жизни, обретению способности смотреть на мир глазами играющего дитяти: «Если не обратитесь, не будете как дети, то не войдете в Царствие Небесное» (Мф 18, 3).
К философии Гераклита восходит и антиномичная, дуалистическая, вечно двойственная природа человека, которой так много вслед за Достоевским \56\ занимается Мережковский. По представлениям Гераклита, человек состоит из враждующих стихий, в которые излилось божество. Отсюда вечная двойственность, живущая в человеке: противостояние между временным и вечным, зависимость человека и в то же время данная ему свобода, призвание из временного слагать вечное. Дух действует в человеке. В душе же его одновременно сокрыты и Бог, и червь. Антиномичность, воплотившаяся в основной принцип философствования у Мережковского, становится неотъемлемой чертой человеческого бытия в сочинениях писателя. Двойственна природа Христа: человеческая и Божеская. Двойственна природа личности — движителя истории: духовная, пропустившая через себя Дух Святой, приближающаяся к конечной абсолютной духовной субстанции — Царству Божию, и плотская, сиюминутная, принадлежащая дурной бесконечности земной линейной истории. Высшее назначение человека — подчинить сиюминутное вечному, призвав Дух Святой, дать вечности возможность говорить через себя, открывая человечеству путь к конечной цели истории — достижению абсолютной духовной субстанции.
Отношение к мифотворчеству также восходит у Мережковского к древнегреческой традиции. Мережковский наследует платоновское понимание мифа как емкой образной формы для выражения мудрости мистерий. Через мифы для него открываются вечные истины, скрытые в образах. Развитие идеальных сущностей, происходящее в мистериях, проецируется в мировое пространство, \57\ посредством категории времени и создания художественного образа облекается в миф. Мережковский, отталкиваясь от подобного представления, разделяет мировое пространство на две категории — история и мистерия. Мистерия — идеальная сущность, в которой имманентно совершается эволюция идеального мира, происходит движение Духа в вечности. История — проекция идеальной сущности в категориях пространства и времени, проекция не абсолютная, а получающая искажение при воплощении в материальные образы.
Идея о вечном присутствии Христа на Земле, еще до наступления исторического христианства, через Р. Штайнера, также пришла к Мережковскому от Платона, считавшего, что Бог зачарован в мире, излил себя в мир в акте творения, пожертвовав своим отдельным Бытием. Мировая Душа приняла крестную смерть, чтобы мир мог существовать. Подобные представления Платона предвосхищают культ страдающего, умершего и воскресшего Бога. Бог явлен в человеке. Воскресить, освободить Бога — главная задача человека, душа которого может родить Сына Божия — Логос. Божественное рождается от брака души с природой. Подобную идею исповедует Мережковский, для которого Богосупружество — высшая точка в достижении соединения Бога с человеком. К Платону восходит и половая символика Троицы у Мережковского. Любовь у Платона имеет к Логосу материнское отношение. Любовь рождает Сына Божия — Логос. Любовь — сила Души. Душа — мать Божественного. Дух Святой как \58\ ипостась Святой Троицы у Мережковского женского рода. Матерь-Дух — главная духовная субстанция, способная завершить эволюцию идеального мира наступлением Царства Божия на Земле. Идея Платона о любви как животворящей силе, способной привести распавшееся божественное единство к гармонии и воссоединению, находит продолжение в понимании половой любви у В. Соловьева и Мережковского как средства преодоления пола и воссоздания цельной человеческой личности, победившей пол и не имеющей половых различий.
Следует отметить, что идеи неоплатонизма, продолжающие мистическую традицию древнегреческой философии, духовно близки философской концепции Мережковского. Идеи Плотина, определяющего основу бытия как сверхчувственный, сверхъестественный, надразумный божественный принцип, тождественный абсолютному бытию и Богу, предваряют представления Мережковского об абсолютном бытии как бытии в Духе. Философия экстаза, открывающая возможность проникновения в область чистого сознания и мышления путем «отторжения» мысли, прокладывающая путь божественному свету в низший материальный мир, предвосхищает понятие экстаза как возможности общения с Богом в христианской мистике и восприятие экстаза Мережковским как пути высшего соединения с Богом, духовного и плотского, в богосупружестве. Отрицание Плотином рационального и чувственного познания, стремление к разграничению божественного начала и \59\ низшего природного мира согласуются с гносеологическими и онтологическими представлениями Мережковского, носящими идеалистический характер. Предваряет идеи писателя о вечном присутствии Христа на земле, вычленяемые позднейшими мистиками уже из платоновской философии, учение Ямвлиха, пытающегося обосновать в духе мистических представлений Плотина античный политеизм.
Говоря об идеалистической традиции в философии Мережковского невозможно оставить без внимания философскую систему Гегеля. Имеющая в основании традиции древнегреческой философии, она представляет собой новый этап развития философской мысли. Понимание Гегелем абсолютного Духа как основы мироздания и космического процесса как развития абсолютной идеи тождественно представлениям Мережковского об устройстве Вселенной и пониманию им духовной эволюции как шествия Духа от Бога к человеку. Диалектический метод Гегеля, существующий в соответствии с законами тождества и противоречия, утверждающий, что живая действительность не боится противоречий, но, напротив, воплощает их в себе, и полагающий, что саморазвитие идеи всегда происходит в форме триады: тезис, антитезис, синтезис, — лежит в основе представлений Мережковского о духовной эволюции вселенной и саморазвитии Духа, ведущего человечество к конечной духовной субстанции — Царству Божию. Наличие противоречий для Мережковского — непременное условие любого духовного действа и \60\ развития исторических событий как отражения борьбы духовных сущностей, согласующихся в новой гармонии высшего единства.
Помимо философской идеалистической традиции, идущей из глубины веков, на формирование концепции Мережковского оказали влияние идеи христианского средневекового мистицизма. Особое значение для творчества Мережковского имеет учение Аврелия Августина. Синкретичный характер его представлений, попытка соединения христианских и древнегреческих философских доктрин близки по духу Мережковскому, создающему сложную синкретичную концепцию, синтезирующую традиции идеалистической философии с доктринами христианского богословского вероучения. Следует отметить теоцентрическое мышление Августина, признающего Бога высшей сущностью и наиважнейшим предметом познания, спиритуалистические представления о душе, иррационалистическое понимание человеческого духа, представление о мире как об акте божественной воли, отрицание истинности чувственного познания и утверждение единства познания и веры, доказывающее приоритет веры над разумом, представление о гордыне как о причине безбожия, идею об ответственности человека за земное зло, соединение в Боге категорий настоящего, прошлого и будущего, идею неравенства как вечный и неизменный принцип общественной жизни, освоенные Мережковским в своей философской системе координат. \61\
Особо нужно отметить идею Августина о существовании христианства от сотворения мира, восходящую к философской традиции Платона и неоплатоников, и эсхатологическую концепцию, содержащую религиозно-теологическую идею прогресса, т. е. понимание прогресса как духовной эволюции человечества, движения к Богу и спасению. Августин предлагает периодизацию земных градов-обществ, в основании которой — шесть эпох, приведенных в Ветхом Завете. Эта концепция соответствует эволюционным представлениям Мережковского, видящего божественную субстанцию движущей силой земного прогресса, но, в отличие от Августина, опирающегося на ветхозаветную периодизацию, делящего духовную эволюцию на три периода в соответствии с дальнейшей традицией христианского мистицизма, учитывающей новозаветный опыт человечества. Идеи Августина о Церкви как представителе Царства Божия на Земле и идеал теократического общества трансформируются в философии Мережковского в образы Вселенской Церкви, способствующей приближению человечества к духовному абсолюту, и теократического общества в Третьем Завете Духа-Матери.
В основу онтологической концепции Мережковского, основанной на теории духовной эволюции, легло учение средневекового монаха Иоахима Флорского о Третьем Завете, делящее бытие мира на три этапа, согласно трем ипостасям Святой Троицы: первый — Завет Бога Отца, второй — Завет Бога Сына, третий — Завет Святого Духа. \62\ Согласно Иоахиму Флорскому, человечество должно чаять наступления Третьего Завета, когда, благодаря действию Духа Святого, наступит Царство Божье на Земле и мир будет пребывать в счастье и благоденствии.
Среди позднейших влияний в русле христианского мистицизма нужно отметить представителя христианского эзотеризма и основателя антропософски ориентированной духовной науки Р. Штайнера. Особое значение для формирования философской концепции Мережковского имели идеи, изложенные в ранней работе Штайнера «Христианство как мистический факт и мистерии древности». Мережковский, как и Штайнер, уделяет огромное внимание мистической сущности христианства. Цель Штайнера — доказать существование мистики, предшествующей христианству, — согласуется с верой Мережковского в возникновение христианства на Земле до Христа. Идея Штайнера о том, что «христианство как мистический факт есть ступень в поступательном развитии человечества; мистерии же древности и их воздействия суть подготовление к этому мистическому факту», соответствует представлениям Мережковского о духовной эволюции человечества, рассматривающего христианство как вторую ступень эволюции на пути к конечной духовной субстанции — Царству Божию, а языческие мистерии как тень христианства в дохристианском мире[78]. Мережковский, как и Штайнер, развивая эту идею, указывает на Августина как первого толкователя христианства в подобном ключе, \63\ приводя в сочинении «Тайна Запада: Атлантида — Европа» (Белград, 1930) цитату, использованную Штайнером в вышеуказанной книге: «То, что теперь именуют христианской религией, существовало уже у древних, и не отсутствовало также и в начале человеческого рода; когда
