философ Кант верит солнцу, а где-то на маленьком пальце левой ноги у философа ноет мозоль: глупая мозоль умнее Канта: солнцу не верит и знает, что будет дождь.

Никогда еще красное солнце так ярко не светило, как сейчас, после падения Врангеля. Но вот, в резолюции «33-х», умная ленинская мозоль к дождю не ноет ли?

Или еще так: человек ночью спит и вдруг просыпается сам не зная от чего. Тишина мертвая. Но проснувшийся ждет, что раздастся стук. И стук раздается.

За всю трехлетнюю большевистскую ночь такой тишины, как сейчас, никогда еще не бывало. Но мы проснулись и ждем, что сейчас раздастся стук; и даже знаем, что постучится кто-то в дверь, и что-то скажет, и это все решит.

Слышите стук?

ЧЕМ ЭТО КОНЧИТСЯ? Из дневника — февраль 1921 г. — Накануне кронштадтского восстания[16]

«На свете никогда ничего не кончается», — говорит у Достоевского русский нигилист. — «Идет ветер к югу, и переходит к северу; кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги свои», — говорит Екклезиаст. Все возвращается, повторяется. Все бесконечно, безысходно, бесцельно, бессмысленно.

Помните, как в «Путешествии на луну» Жюля Верна летящие в ядре выкинули тело издохшей собаки и оно завертелось вокруг ядра вечным спутником?

Остов разложившейся собаки

Ходит вкруг летящего ядра.

Долго ли терпеть мне эти знаки?

Кончится ли подлая игра?

Все противно в них: соединенье,

И согласный, соразмерный ход,

И собаки тлеющей крученье,

И ядра бессмысленный полет.

Кажется, сейчас Европа решила именно так: бывшая Россия, шестая часть планеты Земли, оторвавшись от нее, завертелась бессмысленным спутником.

Если б мог собачий труд остаться,

Ярко-пламенным столбом сгореть!

Если б одному ядру умчаться,

Одному свободно умереть!

Но в мирах надзвездных нет событий;

Все летит, летит безвольный ком.

И крепки все временные нити:

Песий труп вертится за ядром.

Помните ужасное видение Свидригайлова о загробной вечности: закоптелая, низенькая деревенская баня с пауками во всех углах, — «вот вам и вся вечность!»

Главная воля большевиков есть воля к этой паучьей бане, к верчению трупа собачьего, к «дурной бесконечности».

«Царствию нашему не будет конца» — апокалипсическая надпись эта появилась в «Правде», только что большевики поняли, что Юденич от Петербурга откатится. И при отступлении Колчака, Деникина, при начале рижских переговоров, при падении Врангеля, возносился тот же клик торжествующий: Царствию нашему не будет конца.

Надо отдать справедливость «буржуйной» Европе: большевикам служит она не за страх, а за совесть; все что от нее зависит, делает, чтобы им помочь в воле к дурной бесконечности.

«Конца не надо; лучше бесконечный ужас, чем ужасный конец», — согласились большевики с буржуями. Вот это-то согласие, «соглашательство» и положил в основу свою буржуйно-большевистский заговор, — и уже договор явный.

О возможном конце большевизма, о России бывшей и будущей никто не заикнулся на последних Парижской и Лондонской конференциях великих держав. В стенке ядра, на луну летящего, открыли путешественники форточку, выглянули: все еще собачий труп вертится — и тотчас же форточку захлопнули: «Ну и черт с ним, пусть вертится!»

Если прав Свидригайлов, — мир есть неподвижная бессмыслица, — то плохо дело России: ужас большевизма никогда не кончится. Но, если мир движется к смыслу, то плохо дело большевиков: рано или поздно, бесконечный ужас кончится концом ужасным.

Европе надо было ответить на вопрос: быть или не быть России; Европа ответила: не быть. Европе надо было сделать выбор — уничтожить большевизм в России или уничтожить большевизмом Россию; Европа выбрала последнее.

Россия уничтожена; Россия слаба безмерною слабостью? Да, но и сильна силою безмерною. Это — сила падающей тяжести. Какова тяжесть, такова и сила падения. Исполинское здание рушится, и на кого она упадет, того раздавит. Шестая часть планеты Земли, оторвавшись от нее, вокруг Земного шара вертится, и, если столкнется с ним, то столкновение будет всесокрушающим.

Хочет — не хочет Европа, столкновение произойдет. В «русские дела» не вмешалась Европа; Россия вмешается в дела европейские. Судеб России не решила Европа; судьбы Европы решит Россия.

Войны с Европой сейчас большевики не хотят; знают, что война для них гибель, мир — спасение. Но война или мир, — уже не от них зависит. Здание разрушили, но когда и куда оно упадет — сами не знают.

В одном расчет их верен: падающая Россия не минует Европы: упадет, нападет на нее всею своею тяжестью.

«В Рейне напьются воды кони красной конницы!» — еще в том году хвастал Троцкий. Не напились в том году, — не напьются ли в этом?

Последний бой красных с белыми не был дан в России, — будет дан в Европе. И если победят красные, горе Европе; но если победят и белые, то, может быть, горе еще большее! Никогда не забудет Россия, ни красная, ни белая, того, что с ней Европа сделала.

Или все еще не ясно, что уничтожение России — из всех безумий европейской политики самое безумное; что полтораста миллионов людей, испытавших те нечеловеческие ужасы, которые ныне русские люди испытывают, оставят страшный след в истории?

Европа не пощадила России; Россия не пощадит Европы. Бич Божий опустится, месть совершится. Но отомстит не Россия, а Тот, кто избрал ее орудием отомщения: «Мне отмщение, и Аз воздам».

В неизбежном поединке с Россией, пусть помнит Европа, что Россия — не одна, что за нею — весь Восток, и что «свет с Востока» — может быть страшным светом смерти для Запада.

Когда быка ведут на убой, он мычит жалобно: чует смерть. А Европа не чует: идет на смерть немо, тупо, бессмысленно. Но если понять, как следует то, что сейчас происходит, то можно с ума сойти от медленно растущего нагнетения ужаса.

Большевизм — у ворот, как деревянный конь с данайцами. И никем не услышан вопль Кассандры пророчицы: «Если конь войдет, пал Илион!»

Наш вопль не услышан никем. Но мы должны вопить до конца: европейцы, опомнитесь, или наше спасение будет вашею гибелью, — вот чем это кончится!

ИЗ ДНЕВНИКА 1 мая 1921 года[17]

Христос воскресе из мертвых,

смертию смерть поправый

и сущим во гробах

живот даровавый!

Потрясающие слова, и даже не слова, только зов, крик, вопль, но такой, что нельзя повторить его без радости, подобной ужасу.

Все ненавидят, все убивают друг друга. Есть только смерть, и нет ничего кроме смерти. Смерть — действительность единственная. Но вот этот вопль: «Христос воскрес!» и вдруг иная развертывается действительность. Темно сейчас на земле, кроваво, как еще никогда. Но какая бы тяжесть тьмы и крови не тяготела на мне, я знаю, что воистину воскрес, и это у меня никогда не отнимется.

И еще знаю: никогда нигде этот вопль ужасающей радости не раздавался так, как сейчас в России.

«И непонятною тоскою уже загорелась земля; черствее и черствее становится жизнь; все мельчает и мелеет, и возрастает только в виду всех один исполинский образ скуки, достигая с каждым днем неизмеримейшего роста. Все глухо, могила повсюду. Боже! пусто и страшно становится в Твоем мире! — Отчего же одному русскому еще кажется, что праздник этот празднуется, как следует и празднуется так в одной его земле? Мечта ли это? Но зачем же эта мечта не приходит ни к кому другому, кроме русского?.. Лучше ли мы „других народов“? Ближе мы жизнью ко Христу, чем они? Никого мы не лучше. Хуже мы всех прочих. Но есть в нашей душе то, что нам пророчит: у нас прежде, нежели во всякой другой земле, празднуется Светлое Воскресение Христово!»

Прав Гоголь. В эту Светлую ночь, мы русские изгнанники, припадая ухом к чужой земле, слышим из России доносящиеся «гулы всезвонных колоколов», и нигде этот праздник не праздновался так, как в России сейчас.

Случайно или не случайно, именно в этом году, самом страшном из всех наших годов и даже из трех последних, страшнейшем, совпали в России два праздника — 1-е мая, «красная пасха» Интернационала, грядущего большевизма всемирного, и Воскресение Христово, тоже «Пасха Красная», о которой в церковной песне поется. Два красных солнца — из крови восходящее солнце любви и заходящее в кровь.

Кто с кем борется в этих двух солнцах и за какие судьбы мира, это мы, русские, знаем, только мы одни, и никто кроме нас. Знание это купили мы ценою неимоверною и уже ни за какую цену его не продадим. И пусть «никого мы не лучше, а хуже всех»; пусть сейчас Россия — одна, как еще никогда никакой народ не был один, покинута, отвержена презренна, поругана, оплевана, терном венчана, пронзена, распята, — весь мир услышит некогда то, что мы сейчас говорим: воскреснет Россия, потому что Христос воскрес.

Париж

СТРАШНОЕ ПИСЬМО[18]

Я получил страшное письмо из России. Мы, русские, получаем оттуда много страшных писем, но такого еще никогда.

Что сказать о нем? Что прибавить? Нельзя говорить об этом. Нет слов. Слова могут только умалить несказанный ужас письма.

Несказанность и небывалость есть главный признак всего, что сейчас происходит в России. Такой скорби от начала мира не было, и таких слов не говорилось еще никогда. Будущий историк, если только у наших дней вообще будет история, если история мира уже не кончилась, — укажет на это письмо, как на памятник единственный, — страшнейшее из наших страшных дней.

Но прочтите сами и кто бы вы ни были великий или малый, счастливый или несчастный, добрый или злой, вы поймете почему я не могу говорить об этом.

Вот оно, это письмо.

«Во имя Отца и Сына и Святого Духа да поможет Мир детям России. Мы, матери, обреченные на смерть этой зимой от голода, холода, от болезней, которых не сможем уже перенести от истощения, которых не выдержат наши переполненные мукой сердца, мы просим людей всего мира — взять отсюда наших детей, дабы не разделили они, ни в чем не повинные, нашей страшной участи. Дабы могли мы, хотя бы этой ценою, — добровольной и вечной разлуки с ними на земле, искупить вину нашу перед ними, дав им жизнь горше смерти. Все, кто имел детей и потерял их! Все, кто имеет и боится потерять их! Памятью, именем ваших детей призываем вас, да не останьтесь глухи к нам, молящим вас за детей своих!

Избавьте нас от ужаса, от безумия видеть их погибающими и быть бессильными — уж не помочь, а хоть бы только облегчить их страдания.

Мир! Возьми наших детей! Возьми за пределы нашего ада, пока еще есть в них сила расти и жить. Быть, как все дети, которые могут громко говорить об отцах и братьях, не боясь быть замученными за то, что они не дети палачей!.. Которые могут учиться!.. Есть ежедневно!

Мир Божий, вырви их из рук богоотступников и палачей! Сжальтесь над ними, не знающими ни единой