с подземными каналами и гаванями, арсеналами и казармами, – одна исполинская крепость. Вся Атлантида, готовая кинуться из глубины Атлантики на Европу и Азию, ощетинилась, как зверь – «Зверь, выходящий из бездны», Апокалипсиса.
III
Чтобы дать понятие о военной мощи атлантов, Платон приводит точные цифры набора, производимого на одной только великой равнине за Городом, разделенной на 60000 военных округов: 10000 боевых колесниц, 240000 коней, 1200 военных судов и 1200000 пешего войска (Рl., Krit., 119, с). А эта равнина лишь малая часть одного из десяти Атлантических царств. Если же прибавить к ним поселения атлантов в Америке, Европе и Африке, то общие военные силы державы должны исчисляться в десятки миллионов людей: «Множество неисчислимое, aperantos arithmos», – говорит Платон.
Вплоть до нашей мировой войны такого войска уже не будет в истории. «Басней» казалось оно во времена Платона, и вот, через двадцать пять веков, оказалось-таки «сущей истиной».
IV
Десять царей Атлантиды решили войну. Как – помимо народа, против него или с ним? Этого мы не знаем, потому что не знаем, какое было в Атлантиде правление. Мы только отчасти можем об этом судить по тому, что сообщает Платон о правлении в тогдашних «Афинах» или неизвестном городе этого имени.
В «басне» об Атлантиде скрыта «сущая истина», а в допотопных Афинах нет ничего, кроме басни: но, может быть, и по ней проходят бледные отблески той же истины, как световые картины волшебного фонаря по белой стене; если так, то мы можем узнать из них и кое-что об Атлантиде.
Кажется, оба правления – афинян и атлантов, вопреки различию внешнему, – там республика, здесь монархия, – по внутреннему существу, родственны: теократии, олигархии – оба, и оба – «наилучшие», по мнению Платона.
V
Власть Бога над людьми – власть гения, – «пусть царствует гений», такова основная мысль Платонова Града, Полиса, метафизика в политике, осуществляемая в обоих правлениях одинаково.
«Богоподобные люди», andres theioi (Pl., Krit., 110, c), верховные вожди Афинской республики, соответствуют «сынам божьим», десяти царям Атлантиды. Эти – «семя» отца Океана, Атласа, те – матери Земли, Геи; но и те и эти – Богом поставленные над людьми, «Стражи», phylakes (Pl., Krit., 112, d), особая порода людей, высшая, отделенная от низшей – не только политически, искусственно, но и физически, естественно. Выше всех – «богоподобные люди», «люди-боги» – должно быть, мудрецы и пророки; глухо, двумя словами, говорит о них Платон, может быть, скрывая тайну мистерии от непосвященных; «воины», герои, – под ними, и, наконец, в самом низу, все прочие граждане.
«Были и другие сословия граждан, занимавшихся ремеслами и добычей всего, что дает людям земля. Но племя воинов, как отделили его от других людей люди-боги, в самом начале, так и жило потом всегда отдельно. Каждый имел все для себя и для детей своих нужное, но ни у кого никакой собственности не было, все же, что имели, почитали общим, hapanta koina nomizontes» (Pl., Krit., 110, c – d). Около святилища Афины и Гефеста, на высоте Акрополя, в те дни гораздо более обширного, чем нынешний, разрушенный потопами и землетрясениями, «в месте, огражденном стенами, как сад одного дома, жили они в общих домах, имея общую трапезу и все довольство, но серебром и золотом никогда ни для чего не пользуясь и соблюдая середину между богатством и бедностью»; жили в домах прекрасно устроенных, переходящих по наследству, из рода в род, всегда в одном и том же виде. «Было же тех Стражей около двадцати тысяч, и это число старались они сохранить неизменным… И будучи не только Стражами своих соотечественников, но и других, свободно их власть признавших эллинов, потому что власть их была справедливою… славились они и почитались по всей Европе и Азии, больше всех тогдашних людей, за красоту тел и совершенство душ» (Pl., Krit., 112, b – c).
VI
«Собственности никакой ни у кого не было, но все, что имели, почитали общим»: это, говоря нашим грубым, но точным словом, – коммунизм. Если Бог один, один Божий закон для всех людей, то и совершенное правление одно – коммунизм – земной рай, золотой век – не только в Афинах, но и в Атлантиде.
Этот бывший рай Платона несколько напоминает будущий рай Великого Инквизитора у Достоевского. «Стражи» – у этого, «мудрецы» – у того: «тысячи мудрых, скорбных, и миллионы счастливых младенцев», а надо всеми единый Страж – «великий и умный Дух Небытия».
VII
Рай на земле – коммунизм, но какой – мирный или военный? Кажется, Платон не различает их вовсе; мы же различаем в высшей степени.
«Было у множества их одно сердце и одна душа, и никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее». Кто это говорит, Платон об атлантах – афинянах? Нет, ев. Лука – об апостольской общине (Деян. 4, 32). Hapanta koina – у Платона, panta koina – у Луки: те же слова у обоих.
«Сердце одно, одна душа» – вот мирный коммунизм, – в самом деле, рай на земле, золотой век, царство Божие. Этого рая мы еще или уже не знаем, но ад военного коммунизма знаем хорошо.
VIII
Может быть, в Атлантиде мирный коммунизм превратился в военный с такою же «магической» внезапностью, с какою молоко скисает в грозу, или вокруг опущенной в соляной раствор палочки он вдруг весь кристаллизуется. Это закон физики – Божий закон естества; это было и будет от начала мира до конца. Этого Платон еще не знает, но мы уже могли бы знать.
IX
«Мир лучше войны», помнит Египет, вечерняя заря Атлантиды; Греция – глухая ночь – уже забыла. Не потому ли и Платон забыл или помнит слишком смутно, отчего погибла Атлантида?
«Басней» заслоняет «сущую истину», но и сквозь басню слышится истина.
«В роды родов, доколе божеское семя господствовало в них (атлантах), блюли они закон, и богом рожденные, волю его творили во всем, потому что велики были все помыслы их, и что бы им судьба ни посылала, они поступали мудро и милостиво друг к другу, ставя все ни во что, кроме добра, почитая все свое величие за малость и неся, как легкое бремя, тяжесть золота и всех своих сокровищ, не падая под ними, как пьяные, не теряя над собою власти, но трезвясь и видя острым оком, что все это ко взаимной любви и добру само прилагается, а от корысти и жадности не только гибнет само, но губит своих обладателей.
Этим-то познанием, а также сохранявшейся в них божеской природой, умножались у них все те блага, о которых мы говорили».
Так было в роды родов, но не вечно. «Божеское, смешиваясь слишком часто и много с человеческим, постепенно убывало в них, и когда, наконец, человеческое совершенно возобладало над божеским, то, уже не в силах вынести того, что имели, развратились они. Зрячие видели, что, погубив прекрасную славу свою, сделались они презренными, а слепые почитали себя все-блаженными и всепрекрасными, в то время как пресытились они неправедным богатством и могуществом» (Pl., Krit., 120, d – e. 121, a – b).
Тогда-то, обуянные «духом божеской, титанической гордости» – hybris, решили они, «устремившись из глубины Атлантики на всю Европу и Азию, поработить их одним ударом».
Х
Бога-жертву заклав, божьей крови испив и облекшись в прекраснейшие, темно-синие, как синева Океана, одежды, десять царей Атлантиды сидели на стынущем пепле жертвы, во святилище, где все огни были потушены, и только рдяный отблеск от потухавших на жертвеннике углей да звездный свет мерцали на орихалковом столбе Закона.
«Мир или война», решали они судьбы Атлантиды, судьбы двух человечеств – своего и нашего. Были, может быть, и среди них слепые и зрячие, глупые и мудрые. Если так, то уже не могли они решить, по древнему согласию – древней «магии», а должны были решать по новой «механике» – большинству голосов: «мир или война?» И глупых оказалось, как почти всегда, больше, чем мудрых; они-то и решили войну – мировую войну за мировое владычество.
Но если и один только мудрый был среди них, то, сидя на стынущем пепле жертвы, он знал, что вся Атлантида будет пеплом и жертвою.
XI
Он знал, что ось мира колеблется, меркнет солнце, озаряющее Остров Блаженных, белая магия становится черною: пили кровь божью – будут пить кровь человеческую; жертвовали миру собою – будут жертвовать миром себе.
Скисло молоко в грозу; кристаллизовался соляной раствор вокруг палочки, с магической внезапностью; кручи райского берега сделались срывами в ад.
«Умный и страшный Дух Небытия» торжествовал: кончился мир, началась война.
XII
«И воззрел Господь Бог на землю, и вот, она растленна, ибо всякая плоть извратила путь свой на земле» – путь мира на путь войны. «И сказал Господь Бог: конец всякой плоти пришел пред лицо Мое, ибо земля наполнилась от них злодеяниями. И вот, Я истреблю их с земли» (Быт. 6, 12–13).
XIII
«Бог богов, Зевс, – повествует Платон, – царящий в законе, всевидящий, видя, как низко пал род их (атлантов), и решив их казнить, чтобы в разум пришли и покаялись, собрал богов в обитель славнейшую, воздвигнутую в сердце мира, откуда видно все, что причастно рождению, и, собрав их, сказал…»
Что сказал, мы никогда не узнаем: «Критий» на этом слове обрывается. Что произошло и с Атлантидой, мы не узнали бы, если бы не краткие слова «Тимея». Афиняне победили атлантов. Но после того «произошли ужасные землетрясения, потопы, и в один злой день, в одну злую ночь, ваше (афинское) войско, все до последнего воина, поглощено было внезапно разверзшейся под ним землею, и остров Атлантида, погрузившись в море, исчез» (Рl., Tim., 25, c – d).
XIV
Гибель первого человечества – величайшее из всех событий мира – описана одним только словом: «исчез», ephanisthe.
Бог «вскормил» атлантов; люди «пили» кровь бога; остров Атлантида «исчез»: слово для начала, слово для середины и слово для конца. Вся «Атлантида» – в трех словах – трех лучах, сверкающих сквозь облако дыма – мифа – от огня мистерии. Чудо Платонова гения в этой краткости. Равная – может быть, только у Гераклита; большая – только в «Бытии». Но для нас, увы, эти три слова – три загадки, одна темнее другой, и, кажется, последняя – самая темная.
Казнь Атлантиды понятна, но за что казнены афиняне – «лучшее племя людей», только что совершив «величайший подвиг»?
Вспомним еще раз, в конце беседы, ее начало и цель: плотью и кровью облечь отвлеченную схему Сократовой истины, показать совершенную республику – «Град Божий» – в героическом действии. Что же показано? Общая гибель злых
