доказать, что тот или иной факт или вычисление в самом деле являются ошибочными — например, при определении астрономического расстояния, — сделать это необходимо. Это было довольно смелое утверждение, и Маймонид был первым, кто сформулировал его. В этом вопросе он занял очень твердую позицию. По мнению Маймонида, когда слова законоучителей противоречат доказанным фактам, «к раввинистическим утверждениям следует относиться как к частному мнению, но не как к ѓалахическому закону. А значит, их можно опровергать»[63].
В смысл этих слов стоит вдуматься. Их автор спорит с мудрецами Талмуда исключительно на логических основаниях, однако не только подтверждает авторитет Талмуда, но и способствует его укреплению, исправляя очевидные ошибки. Для Маймонида написание «Путеводителя» было не столько попыткой примирить две различные точки зрения, сколько показать, что они совместимы друг с другом, более того — что каждая из них подтверждает другую. Представляется очевидным, что уже в самых ранних своих сочинениях Маймонид выражает убежденность в том, что греческая логика и философия вовсе не обязательно вступают в противоречие со Священным Писанием. Нужно только интерпретировать последнее на должном интеллектуальном уровне, который доступен тем, кто обладает достаточной подготовкой для понимания сложностей и подлинного значения Писания. Увидеть это значение сквозь призму парабол и метафорических аллегорий довольно сложно, и труд Маймонида был призван стать путеводителем для тех избранных читателей, достаточно умных и образованных, которые готовы пуститься вместе с автором на поиски подлинных истин еврейского Закона — истин, во многом подтверждаемых философскими методами.
Следует признать, однако, что проблему соотношения веры и разума пытался решить не один Маймонид, и предлагаемые им способы разрешения этого противоречия не были уникальны. Современник Маймонида Аверроэс также высказывал подобные соображения. Сходную постановку вопроса мы можем обнаружить и в трудах прочих мыслителей того периода. Авиценна пытался разрешить эту проблему в самом начале XI в., как и еврейский поэт и философ, живший в Андалузии, Ибн Габироль[64]. Столетием позже эта тема увлекла столь блистательных мыслителей, как Альберт Великий[65] и его ученик Фома Аквинский[66], причем оба христианских философа считали полезным изучать работы своих раввинистических предшественников. Едва ли было бы преувеличением сказать, что эта тема стала одной из основных философских проблем XI, XII и XIII в. В последующие столетия она также занимала видное место в философских рассуждениях. Отзвуки слов вышеупомянутых христианских, мусульманских и еврейских мыслителей можно услышать и по сей день.
Впрочем, для Маймонида использование философских методов не предполагало согласия с философами во всем. То обстоятельство, что порой он отвергал их учение, ибо оно не соответствовало его взгляду на непреложный характер богооткровенной истины, не уменьшало его убежденности в том, что и к вере, и к философии можно прибегать для того, чтобы они подкрепляли друг друга. Конечно, логику и веру никогда нельзя отождествить друг с другом, говорит Маймонид в другом месте, однако в них заложены принципы, взаимно их подкрепляющие, хотя только избранные способны воспринять их. Поскольку Маймонид считал, что «Путеводитель», ради блага тех же избранных, упрощать не следует, вот уже много столетий его труд считается орешком, который не всякому по зубам. В нем много эзотерики и комментариев, отдающих мистикой, которые со времен написания «Путеводителя» ставят перед учеными все новые и новые загадки. Безусловно, в этом труде содержится намного больше, чем кажется на первый взгляд, и в столетия, что отделяют нас от Маймонида, немало споров было посвящено вопросу, насколько больше. Много споров, особенно в последнее время, было посвящено и другой проблеме: что же именно скрыл Маймонид в трудных для понимания строках своей великой книги? Находятся и такие исследователи, которые считают Маймонида более «греком», нежели иудеем.
Таких ученых сложно упрекнуть. Маймонид был религиозным вождем Средневековья, и вместе с тем его суровое отношение к понятию философской истинности очень напоминает отношение его предшественников из среды последователей Гиппократа. В свою очередь, этот подход проявится в последующие столетия в философских трудах последователей Маймонида.
«Человек не должен верить в то, — пишет Маймонид, — что не подтверждается либо рациональным доказательством, как в математической науке, геометрии или календарных вычислениях; либо ощущениями [одного из пяти] чувств… либо авторитетной традицией, полученной от пророков или праведников»[67].
Такой фактор, как авторитет, не будет отброшен вплоть до эпохи Просвещения XVIII в., но даже в свете этого стандарты Маймонида очень высоки: подвергать сомнению нельзя только слова пророков или праведников. Это утверждение можно рассматривать как ссылку на авторитет только тех пророков и праведников, что названы таковыми в Библии, первые пять книг которой написаны самим библейским Моше. Это утверждение Рамбама в большей степени свойственно рационалистическому мыслителю, чем верующему человек, чья вера не знает сомнений; а если мы примем во внимание время, в которое он жил, то эти слова можно приписать только такому мыслителю, который был последователем Аристотеля.
Маймонид сознавал, что начатый им в «Путеводителе» труд может быть завершен только отчасти. К тому же из своего опыта с МишнеТора он знал, что рискует стать мишенью для нападок не только тех читателей, которые не согласны с ним, но и тех, чьи мотивы далеко не так объективны.
«Я не берусь утверждать, что данный трактат разрешит все затруднения для того, кто поймет его, однако утверждаю, что он разрешит большинство затруднений, и наиболее серьезные из них. И потому пусть не требует от меня разумеющий и пусть не надеется, что во всех случаях, когда мы приступаем к изложению определенного предмета, мы завершим его, или, начав разъяснять смысл какой-либо аллегории, мы исчерпаем все, что содержится в этой аллегории. Это недостижимо ни для одного мудреца, даже в устной речи, напрямую обращенной к собеседнику;
как же изложить это письменно в книге, не сделав ее мишенью для всякого невежды, который возомнит себя ученым и вздумает метать в нее стрелы своего невежества?»[68]
Так и случилось. Многие читатели превозносили «Путеводитель» (хотя поняли его лишь частично), но было и немало таких, которые придерживались иного мнения, и среди них — давние противники автора. Яростные споры о значении этой книги продолжались и после смерти Маймонида; их нередко можно услышать и сегодня. В споре принимают участие и те, кто видит в этой книге только буквальное значение (впрочем, даже поверхностный уровень ее понимания представляет немало трудностей), и те, кто находит в ней эзотерический смысл; вероятно, устные и письменные дискуссии на эту тему никогда не прекратятся.
В те годы, когда Маймонид писал Йосефу ибн Акнину письма, легшие позднее в основу «Путеводителя», ноша забот опустилась на его плечи с новой силой. Он был известен во всем мире; его медицинская практика росла, число обязанностей при дворе султана увеличивалось, еврейская община Египта требовала его совета все чаще, и с каждым днем Маймонид был вынужден уделять этим делам все больше и больше времени. К нему все чаще обращались, чтобы уточнить смысл отдельных положений Закона и талмудических дискуссий; число писем, на которые нужно было дать ответ, постоянно возрастало. Многие письма он писал собственноручно, тем же самым пером, которым писал и свои сочинения. В послании, отправленном Йосефу ибн Акнину приблизительно в этот период, он рассказывает, что загруженность мешает ему изучать какие-либо книги, кроме медицинских, и что лишь в субботу он может найти время для того, чтобы читать Писание. В том же послании он говорит о том, какого положения ему удалось добиться при дворе: «Как врач я пользуюсь громкой славой среди высших сановников: у главного судьи, у эмиров, в доме Аль-Фадиля и прочих власть имущих». И затем добавляет с нескрываемым сожалением: «Из-за моего высокого положения у простых смертных нет доступа ко мне». Кроме того, в 1187 году Маймонид был назначен нагидом, что позволяло восстановить былой авторитет этой должности, но вместе с тем прибавляло много новых забот. Теперь Рамбам был главным раввином всех еврейских общин в империи Салах Ад-Дина, верховным судьей местных евреев, главой всех попечительских обществ и административным руководителем, ведавшим назначениями на все должности. Но это еще не все: в 1187 году он был назначен врачом при дворе Салах Ад-Дина.
***
Спор со Шмуэлем бен Али причинял Рамбану много тревог и страданий, однако, по крайней мере, не нес в себе прямой угрозы его жизни. Опасность для жизни нависла над ним во время другого конфликта, в который он оказался вовлечен в те годы. Как мы уже рассказывали, в Фесе жизнь Маймонида спас его друг-мусульманин Абу-ль Араб ибн Моиша. Ибн Моиша вступился за Маймонида, когда власти Феса обвинили того, что его обращение в ислам было ложным. Неизвестно, заключили ли Маймонида в Тюрьму, но мы знаем, что он оказался в руках властей и едва избег участи своего учителя, выдающегося раввина Йеѓуды ибн Шошана, которого пытали и казнили по обвинению в том же преступлении. Рискуя жизнью, ибн Моиша выступил в защиту своего юного друга и уверил его обвинителей в том, что тот действительно исповедует ислам. Ибн Моиша был убежден, что это правда. Его отважный поступок способствовал освобождению Рамбама и в конце концов позволил ему и всей семье рабби Маймона бежать в Александрию.
Можно представить себе, как был разочарован ибн Моиша, когда, приехав по делам в Фостат в 1187 году, обнаружил, что его старинный друг, ради которого он когда-то так рисковал, будучи убежден, что тот мусульманин, теперь является главой еврейской общины. Он почувствовал, что Рамбам предал не только его веру, но и саму дружбу и обвинил старого друга как «оступившегося обращенного». За такое преступление полагалась казнь, даже если преступник был врачом при дворе Салах Ад-Дина.
Поскольку Аль-Фадиль высоко ценил своего нового врача, он возглавил трибунал, который должен был вынести приговор по делу Маймонида. Аль-Фадиль был намного терпимее к другим религиям, чем большинство мусульманских правителей того времени, а кроме того, представлял власть султана, прославившегося своей терпимостью к христианам и иудеям. Проявив свойственное ему великодушие, Аль-Фадиль провозгласил, что Маймонид на самом деле не был обращен в ислам, а значит, по закону не может быть обвинен в вероотступничестве. Благодаря этому обвиняемый был отпущен на свободу.
В том же 1187 году Салах Ад-Дин одержал большую победу над армией христиан и утвердился в Иерусалиме. Еще раз продемонстрировав свою гуманность, он запретил своим солдатам разбойничать в городе и учинять резню среди мирного населения, как было за восемьдесят восемь лет до этого, когда Иерусалим захватили крестоносцы. Кроме того, Салах Ад-Дин — как считают многие, по просьбе Маймонида — предложил всем евреям своей империи вернуться в Землю Израиля. Среди легенд о Рамбаме есть предание о том, как предводитель
