Александрию заняли сирийцы, под командованием Салах Ад-Дина[42], приходившегося племянником Ширку, визирю султана Нур Ад-Дина, который вел свое происхождение из знатного курдского рода. Жители города с негодованием восприняли союз, заключенный против сирийцев между Аль-Адидом и христианами, которые подчинялись Амори I. Даже после вывода иноземных войск в городе оставалось много недовольных. Беспокойство, охватившее весь Египет, усугублялось застарелой враждой между шиитами Фатимидами и большинством их подданных-суннитов; эта вражда не раз порождала волнения в арабских странах — как в предшествующие столетия, так и впоследствии. Шииты отвергают устную традицию ислама — Сунну, почитая только Коран; сунниты, которые поэтому считаются «более правоверными», признают и Сунну, и Коран.
Подобная проблема стояла и перед еврейской общиной. Причиной ей было то, что в Александрии жило много караимов. Движение караимов зародилось в VIII в. в Персии (небольшие группы караимов до сих пор можно найти в Израиле, Польше, США и в некоторых уголках бывшего Советского Союза). Караимы во многом походили на шиитов, в том смысле, что источником Божественного закона почитали только еврейскую Библию, отвергая все остальное. Поскольку караимы не принимали раввинистический иудаизм, традиционные евреи считали их еретиками, и потому общение между двумя этими группами было затруднено. Караимы и традиционные евреи не могли совместно трапезничать, участвовать в похоронах друг друга и даже не признавали, что у них общие религиозные цели. У караимов не было единого лидера, и ими управлял нагид, избираемый из традиционных евреев. Такое положение дел едва ли способствовало улучшению ситуации, поскольку каждый нагид открыто осуждал ритуалы караимов как еретические и лишенные боговдохновенной мысли, вошедшей в иудаизм в раввинистических добавлениях и комментариях.
Тем не менее община караимов процветала, по крайней мере в экономическом и социальном плане, и даже в интеллектуальном, ибо порой среди раввинистов находились такие, кому принципы караимов казались убедительными. Вполне естественно, что между шиитами Фатимидами и караимами установилось взаимопонимание, которое сыграло на руку последним не только в торговых, но и в общественных делах. Многие караимы разбогатели и достигли большого политического влияния в Египте, несмотря на то что были по-прежнему подчинены нагиду. Прочное общественное положение караимов, в свою очередь, побудило их к попыткам, подчас небезуспешным, перетянуть раввинистов в свой лагерь, что было особенно заметно по числу смешанных браков. Конфликт между двумя этими группами, столь презрительно относившимися друг к другу, представлял опасность для них обеих. И хотя никак нельзя было достичь единства в вопросах законов и обычаев, обе группы ощущали необходимость найти какое-то решение, благодаря которому можно было бы уменьшить число разногласий.
Процветающая еврейская община Александрии не славилась своей образованностью, и ее представители, как правило, не особенно заботились о строгом соблюдении религиозных ритуалов, как понимал их Рамбам. Евреи старались не упускать возможности, что открывались перед ними, и, на взгляд Рамбама, были чрезмерно увлечены делами этого мира. Их раввины, как правило, были не столь учены, как раввины других стран; александрийские религиозные школы не играли ключевой роли в жизни общины. Знание Торы и Талмуда, как и знакомство с религиозной мыслью в целом, стояло на очень невысоком уровне. В этих условиях глубокие познания Маймонида и его мудрость в религиозных вопросах вскоре стали заметны всем, и к нему постоянно обращались за советом. Таким образом, Маймонид был неизбежно вовлечен во вражду традиционных евреев с караимами. И его позиция получила широкую огласку, когда он написал ответ на письмо местного еврея, который просил его высказать мнение о сложившемся положении.
Рамбам ответил ему в форме респонса — так называется письменный ответ авторитетного раввина на вопрос, заданный ему евреями какой-нибудь страны. Такие респонсы обладали большим весом, и во многом их можно уподобить современным судебным прецедентам. Респонсы Маймонида, которые он писал на протяжении нескольких десятилетий, стали основным источником, отобразившим развитие его мысли и события его жизни. Кроме того, респонсы до сих пор считаются важным источником авторитетного ѓалахического комментария. Исследователи полагают, что Рамбам написал около шестисот респонсов; получатели снимали с них многочисленные копии и распространяли их.
Хотя Рамбам довольно неприязненно относился к ритуалам караимов и одобрял полное отстранение от этой общины, он все же питал надежду, что караимов удастся вернуть в лоно ортодоксии. В то время он еще не обладал авторитетом, которым был наделен позже, однако в своем респонсе он не побоялся не только призвать к терпимости по отношению к этой секте, но и высказать уважение к ней. По его мнению, социальные связи между двумя группами следует не только сохранить, но и укрепить. Ортодоксальные иудеи должны предоставить караимам такие ритуальные услуги, как обрезание и погребение, в чем прежде они отказывали им. В то же время Маймонид недвусмысленно указывает на то, что эта секта пагубно влияет на традиционную общину; сойдя с пути Господнего, в чем-то они уже не являются подлинными евреями. Их нельзя включать в миньян(кворум из десяти мужчин, необходимый для богослужения. — Прим. автора), а также в число трех мужчин, необходимых для молитвы после трапезы. Итак, Маймонид исключил караимов из участия в важных ритуалах еврейской общины: ежедневного богослужения и молитвы после трапезы.
Ни один предводитель александрийской еврейской общины до тех пор не шел на столь радикальные шаги в отношении караимов, обладающих большим социальным и политическим влиянием. И даже в среде ортодоксальных евреев многие сочли резкость Маймонида неуместной — ее объясняли горячностью молодого человека. Столкнувшись со столь сильным противодействием, Маймонид оказался перед выбором: пойти на неизбежный конфликт или покинуть Александрию. Со дня приезда в этот город его стесняла местная среда, в которой и еврейскому образованию, и соблюдению законов Торы не придавалось должного значения. Ему было несложно принять решение; и вместо того чтобы вступать в перепалку с злопыхателями, он решил уехать из города, хотя со дня его приезда туда не прошло и двух лет.
Время тому благоприятствовало. Именно тогда Маймонид завершил большое сочинение, Китабас-Сирадж (Перуш аль ѓа-Мишна, «Комментарий к Мишне»), которому он посвятил десять лет напряженного труда. В ходе работы над «Комментарием» эта книга постепенно вышла за рамки разъяснения еврейского Закона и ѓалахических постановлений, рассеянных по бесчисленным страницам Талмуда. В «Комментарии» Маймонид излагает свою собственную философию иудаизма и подробно разъясняет концепции, которые, по его мнению, многие века неверно понимали не только рядовые читатели, но и некоторые раввинистические авторитеты. В этом труде Рамбам рассматривает вопросы, связанные не только с законами Торы и их соблюдением, но и с социальными и моральными обязанностями членов общины. В конечную версию книги вошли принципы, которые сегодня мы отнесли бы к области психологии и этики. Рамбам без колебаний использовал свои глубокие познания в греческой философии и ссылался на новейшие научные открытия тех времен. Вместе с тем Рамбам оставался верен своему изначальному намерению написать труд, доступный людям с самым разным уровнем образования; от них требовалось только одно — уметь читать по-арабски. Стремясь разъяснить Мишну простым людям, Рамбам написал книгу, которая могла служить жизненным ориентиром для всех арабоязычных евреев в эти трудные годы XII столетия; да и не только арабоязычных — ведь книга была переведена на иврит.
Каждый из шести разделов своего «Комментария» Маймонид начинает своеобразным трактатом, в котором речь идет не только о структуре данной части Устного Закона, но и об исторической подоплеке его возникновения, будь то события на горе Синай или окончательное завершение Мишны рабби Йеѓудой ѓа-Наси. Поскольку Маймонид не всегда соглашается со словами мудрецов Гемары и позднейших раввинистических комментаторов, он без колебаний игнорирует их или высказывает свою точку зрения — в чем, по его мысли, эти суждения ошибочны. При этом он старается не вдаваться в их сложнейшую аргументацию и обходить стороной те извилистые пути, по которым они пришли к своим заключениям. Если рассматривать шесть разделов «Комментария» в целом, эта книга открыла неведомые до того аспекты иудаизма. Совершить такую работу мог только человек, обладавший достаточно разносторонней интеллектуальной подготовкой и вместе с тем бывший единственным авторитетным ученым того времени. Даже если бы Маймонид не написал ничего, кроме своего первого большого труда, все равно существовала бы известная поговорка, которую евреи повторяют по сей день: «От Моше (библейского Моисея) до Моше (Маймонида) не было равного Моше».
Примером такой разносторонности может служить рассуждение Рамбама о душе. Не только тело, пишет он, способно пребывать в состоянии болезни или здоровья, но и душа, которая может пойти ложными и порочными путями. Рамбам был убежден, что такого рода «отклонения» не присущи человеку изначально, — нет, человек приобретает их под влиянием внешних воздействий, и они укореняются в нем вследствие привычки. И если для излечения телесной болезни следует обратиться к врачу, то для врачевания больной души следует направить стопы к ученому или наставнику. Даже если в человеке развилась предрасположенность к какому-то пороку, он может преодолеть его, исполнившись решимости поступать вопреки ему.
Итак, человек стоит перед выбором — следовать путями порока или вести себя согласно моральным принципам. Однако, утверждает Маймонид, попытка установить слишком высокую моральную планку сама по себе является неумеренностью — это можно сказать о различных самоограничениях, которые человек накладывает на себя, моральной непреклонности и самонадеянной гордыне. Для Маймонида любая крайность является признаком духовного заболевания.
«Невоздержная страсть — одна крайность, полная нечувствительность к удовольствию — другая крайность, и обе они совершенно пагубны. Оба эти свойства души — одно избыточное (невоздержанность), а другое недостаточное (бесчувственность), — одного порядка.
Сходным образом, великодушие есть середина меж своекорыстием и мотовством; смелость — меж безрассудством и трусостью; достоинство — меж надменностью и грубостью; смирение — меж высокомерием и самоуничижением; удовлетворенность — меж алчностью и нерадивостью; щедрость — меж мелочностью и расточительностью; скромность — меж бесстыдством и робостью. Так же обстоит дело и с другими качествами… Поистине достойны похвалы те, кто находят середину; именно к ней должен стремиться человек, постоянно взвешивая свои поступки, с тем чтобы держаться середины»[43].
Здесь Маймонид упоминает греческий принцип «золотой середины», в частности, как средство избежать безнравственных поступков, с одной стороны, и аскетизма или лицемерия — с другой. Рамбам не раз возвратится к этой мысли в своих поздних работах: аскетический образ жизни ослабляет и разрушает тело, а ведь оно должно оставаться здоровым, если человек собирается осуществить высочайшую цель своей души — обрести мудрость и знание о Боге. Но так или иначе, это зависит от свободы выбора человека.
«Если бы человек не был свободен в своих действиях, то не было бы смысла ни в предписывающих, ни в запретительных заповедях Торы. Все было бы пустым и напрасным, ибо человек
