что существительное «ересь» происходит от греческого «hairesis» — «выбор». Этим

термином подчёркивается приватность учения, выбранного ради отличия от других, и которое порой, претендуя на принципиальную новизну,

приобретает окрас чего-то противоестественного и тлетворного в данный исторический период. О ереси говорится лишь тогда, когда среда,

в которой это учение распространяется, ещё не созрела для его восприятия. Сколько может понадобиться времени, чтобы достичь зрелости — зависит от эпохи. Например, в средневековье на это требовались столетия, сегодня — годы, месяцы, недели. В подтверждение наших слов приведём наглядный пример крайне медленной «легализации» предложенного Маймонидом альтернативного подхода комментирования Торы. Далее, автор приведёт точку зрения самого РаМБаМа,

а затем и подытожит сказанное по данному вопросу.

Как нам известно, Рабби Моше ещё при жизни подвергся остракизму со стороны главы багдадской академии Шмуэля бен Али за оригинальный подход в учении о конце дней. Однако, как следует из писем

Маймонида, критика главы академии содержала в себе политическую

подоплёку. Позже, на рубеже XII и XIII веков дискуссия вокруг эсхатологии разгорелась с новой силой, но на этот раз эпицентр критики переместился с Ближнего Востока на запад, в Испанию. В читаемых сейчас

вами, уважаемый читатель, книгах было достаточно посвящено места и

времени описанию этих разногласий.783

Сразу после смерти Маймонида, в первой половине XIII века среди еврейских общин разгорелась новая полемика — вокруг рационализма. На этот раз эпицентр продвинулся на север, охватив также южные районы Франции. Если до тринадцатого века любая полемика

ограничивалась рамками обычного религиозного диспута в области

галахи, то в XIII веке ситуация круто изменилась. Дискуссия вокруг учения о конце дней на рубеже веков была лишь предвкушением того, что

последовало далее: весь еврейский мир раскололся на два лагеря:

сторонников Рабби Моше бен Маймона — рационалистов, и его противников — антирационалистов. В тридцатых годах XIII века полемика

достигла точки кипения и перешла к прямым столкновениям общин.

Она сопровождалась пропагандистскими письмами, обоюдными

преданиями анафеме и обвинениями в доносах, вплоть до того, что в

Монпелье (южная Франция), вследствие доноса инквизицией были публично сожжены главные философские произведения Маймонида —

трактат «Путеводитель заблудших» и книга «Знания» из кодекса Мишне

Тора.784

Привнеся в иудаизм элемент рационализма, открыв «ноу-хау» пророчества, разъяснив пророческие видения и указав на смысл и цель

783 См. Книга первая, раздел «О воскрешении», а также итоги к разделу «Конечное воздаяние в грядущем мире».

784 Septimus Bernard. «Hispano-Jewish Culture in Transition. The Career and Controversies of

Ramah», pp. 62—66.318 Книга вторая. Философские и политические воззрения РаМБаМа

заповедей, ради которых они были даны, выяснилось, что рациональный подход Маймонида в руках читателя мог бы стать грозным оружием, направленным против самого РаМБаМа. Ведь если цель, ради которой дана заповедь, достигнута, заповедь утрачивает свою актуальность, — иными словами, Тора перестаёт быть вечной! Такие выводы

очень хотелось сделать некоторым недобросовестным последователям рационалистического направления, которые не знали, или не желали знать, что несколькими главами ранее Маймонид, упреждая неверные толкования, отмечал, что лишь незначительная часть Божественного замысла доступна человеческому разуму. Правда, были также

истинные последователи рационализма, ради которых, собственно,

Рабби Моше и написал свои произведения, поэтому когда в попытках

устранить эксцессы в поведении некоторых недобросовестных рационалистов, была задета честь самого Маймонида, это породило чувство

глубокой обиды у последователей Рабби Моше. Оскорблённые сторонники РаМБаМа были вынуждены консолидировать свои силы, склонив на свою сторону общины Испании. Объединение сторонников привело к тому, что общины Арагона в 1232 году составили документ, в котором было сказано, что они подвергнут отлучению своих противников

при условии, что «…Они высказывались против учителя…, или будут делать это в будущем».785

В это смутное для всего еврейского народа время на исторической

арене появилась древняя каббалистическая традиция, которая распространилась с поразительной быстротой, приобщая к себе еврейских лидеров. Тайное учение было сосредоточено на решении аналогичного спектра проблем, с которым столкнулся философский рационализм, но с претензией на собственную оригинальность.786 Причём

её оригинальность удовлетворяла не только духовные потребности, но

также более подходила традиционному воспитанию. Отождествление

каббалы с «родным» соперником рационализма привело естественным образом к установлению тесных связей между тайным учением и

противниками рационализма.

Далее полемика проходила уже «под эгидой» противостояния каббалы и рационализма. Всё мироздание последователи каббалы разбили на десять слоев («« — »?????сфиро?т» — «сферы»), что позволило им

сохранить в целостности атрибуты Бога, но при этом оставался туманным вопрос о статусе сфер: являлись ли они частью Всевышнего, или

же сотворённым бытием, отделённым от Него.787 Поэтому рационалисты заявили, что учение о слоях фактически означает сближение с христианской доктриной о триединстве, которое было несовместимо с

философским учением о сущностном единстве Бога. Чтобы укрепить

свои позиции и ослабить противников, сторонниками каббалы в XIV

785 Septimus Bernard. «Hispano-Jewish Culture in Transition. The Career and Controversies of

Ramah», pp. 62—66.

786 См. более подробно Шолем Г., «Решит а-Кабала», с. 127—161; «Кабала», с. 48—57.

787 Шолем Г. «Кабала», с. 96 и далее.Заключение: Маймонид на суде истории 319

веке была сфабрикована легенда о том, что Рабби Моше бен Маймон

в конце своих дней будто бы имел тесный контакт с одним из мудрецов

каббалистической традиции, учение которого заставило его изменить

свои взгляды.788 А позже, в XVIII веке, немецкий раввин Яков Эмден в

одном послании выразил уверенность, что трактат «Путеводитель заблудших» вообще не принадлежал перу РаМБаМа.789

Спустя столетия непрекращающихся трений и дискуссий грань

раздора становилась всё более прозрачной, пока не исчезла вовсе.

За этот длительный период времени философское наследие Маймонида было оправдано и получило достойное место наряду с другими

произведениями еврейской мировоззренческой мысли. Вышесказанное подтверждается весьма интересной полемикой между историком

Зеевом Явецом и раввином Авраамом Ицхаком а-Коэном Куком, состоявшейся в XX веке. Историк Зеев Явец утверждал следующее:

Удивительно, что книга «Путеводитель заблудших», претендующая

на то, чтобы обучать Торе, на самом деле преподносит греческую философию в арабском одеянии… Однако как могло случиться, что величайший из мудрецов Испании, крупнейший из знатоков еврейского

права допустил, что в его книгах нашли пристанище идеи, столь далёкие от простых и ясных идей Торы…? Как дошёл до этого человек столь

высокого уровня как РаМБаМ? Следовательно, в книгах РаМБаМа, как и

во всей литературе, созданной мудрецами Испании, следует провести различие между тем, что происходит из святого источника Торы…, и

тем немногим, что было позаимствовано у окружающих народов с целью поддержания добрососедских отношений. И для того, чтобы разъяснить нашим единоверцам подлинное учение РаМБаМа…, мы должны обратиться в первую очередь к внутреннему смыслу его учения, который отражает подход Торы, и показать, что философский подход для

РаМБаМа является вторичным…

(цитата по: Тверский И. «Галаха и философия —

основы учения РаМБаМа». Ч. I, с. 22—23.)

На заявление Зеева Явеца раввин Авраам Кук возражал:

Ни в коем случае не следует считать, что наш великий учитель… не

обладал цельностью мировоззрения и в «Путеводителе заблудших»

утверждал иное, нежели в других своих книгах. Наш учитель был праведным и подобно тому, как велики были его мудрость и знание Торы, также

велики были его вера и цельность, поэтому всё, что написано в великой

книге «Путеводитель заблудших», навсегда останется в сокровищнице

еврейской мудрости и будет служить для наставления и исцеления.

(Там же)

788 О деталях этой истории см. статью Г. Шолема «Ми хокер ле мекубаль» из «Сефер

а-РаМБаМ шель а-тарбиц», Иерусалим, 5695 — 1935.

789 В «Игерет а-Пурим» (см. Twersky I. ed., Studies in Medieval Jewish History, vol. 2, p. 445).320 Книга вторая. Философские и политические воззрения РаМБаМа

Как нам известно,790 Маймонид во введении к трактату «Путеводитель заблудших» настоятельно рекомендует исследовать его, сопоставляя в нём различные фрагменты — только тогда перед читателем раскроется истинное содержание произведения. Мы также знаем, что

одна из задач философского трактата «Путеводитель заблудших» —

создание общего смыслового пространства, благодаря которому оказывается возможным естественный диалог религиозной и философской мысли. Для этой цели в качестве арбитра Рабби Моше привлёк

окружающую человека объективную реальность — природу. Религиозная доктрина не может, по его мнению, противоречить определённо

ясной и достоверной природе вещей. Однако что может быть принято в

качестве эталона объективной реальности: природа вещей, изложенная клинописно на глиняных табличках Шумера, на египетских папирусах, в рукописях V, XII или в учебниках, энциклопедиях XXI в.?! Как будто

предвидя недоумение читателя, РаМБаМ, поступившись отстаиваемыми на протяжении всего трактата философскими позициями, вдруг

неожиданно написал:

…Кто бы мне вразумительно объяснил, открыты ли врата каждому,

кто станет утверждать всё, что ему вздумается, сказав: «Это относится

к категории возможного». А другой возразит на это: «Нет, согласно

природе вещей, это относится к категории невозможного». Или же существует нечто, что преграждает и смыкает эти врата, так что, исходя

из природы, человек сможет наверняка постановить, что это относится

к категории невозможного. И разве мерило этому и его эталон находятся в воображении или разуме? И посредством чего мы будем различать между воображаемым и умопостигаемым?

Иногда человек спорит с другим или с самим собой относительно

чего-то, что, по его мнению, относится к категории возможного, утверждая, следовательно, что это по природе относится к категории возможного, тогда как оппонент возражает: «Данная возможность является

продуктом воображения, а не разума».

И ещё, существует ли нечто, посредством чего различают между

воображением и разумом? Является ли это нечто вещью внешней по

отношению к ним? Или же, собственно разумом различают между

умопостигаемым и воображаемым? На все эти вопросы необходимо

дать исчерпывающий ответ…791

(РаМБаМ. Трактат «Путеводитель заблудших».

Ч. III, гл. 15, с. 305—306)

А несколькими главами позднее Маймонид написал ещё более

конкретно и недвусмысленно:

Существует ощутимое отличие между знанием производителя относительно того, что он произвёл, и знанием постороннего относитель-

790 См. трактат «Путеводитель заблудших», «Наставления по изучению трактата».

791 См. трактат «Путеводитель заблудших», ч. I, гл. 73, постулат № 10.Заключение: Маймонид на суде истории 321

но произведённого другим, а именно: произведённая вещь, если она

была осуществлена в соответствии с замыслом производителя — тогда… то, что он произвёл, суть результат его замысла. Однако возникшее после наблюдения за произведённой вещью… знание стороннего наблюдателя — следствие произведённого. Например, мастер, который создал ящик, внутри которого при попадании воды приходят в

движение металлические гирьки, указывающие на время… Каждое

попадание в него воды, изменение направления потока, каждая тянущаяся нить, каждая крупинка — всё это известно мастерупроизводителю. Он не познаёт данные перемещения, наблюдая за

ними…, дело обстоит иначе: вновь происходящие перемещения происходят согласно его замыслу.

С посторонним наблюдателем за этим прибором дело обстоит

по-другому: каждый раз наблюдая конкретное перемещение, его знание обновляется… И если представить бесконечное количество перемещений в этом приборе, в таком случае познание наблюдателя никогда не смогло бы охватить его…

(РаМБаМ. Трактат «Путеводитель заблудших».

Ч. III, гл. 21, с. 320—321)

Любой научный или же иной интерпретирующий аппарат предполагает некую абсолютизацию реальности, её «отключение» от источника жизни — постоянного обновления и развития. Предлагая ту или иную

модель, мы прогнозируем поведение исследуемого явления согласно

пониманию природы на текущий момент, который, к сожалению, не

подвержен фиксации. Учёные мужи не раз предлагали человечеству

универсальную картину бытия, в которой одинаково сочетались гармония, эстетическая красота и математическая точность микро- и макромиров. В эти модели не вписывались лишь