когда бежала из страны, и которая теперь жила и работала геодезистом на Камчатке. Екатерина знала о приезде матери, но не приехала к ней в Москву и только спустя восемь месяцев после ее приезда прислала письмо. Дочь писала матери, что не прощает ее и не простит никогда. С болью и горечью писала она, что мать виновата не только перед нею, но и перед Родиной, которую она предала, перед своим великим отцом, который спас Отечество и все человечество от фашистских захватчиков и которого она со своими американскими спецслужбами самым бессовестным образом оболгала. Дочь требовала, чтобы мать не пыталась устанавливать с ней контакт и каким-то образом вмешиваться в ее жизнь. Вместо подписи в конце письма Катя написала по латыни Dixi, означающее «судья сказал».
Светлана Иосифовна говорила, что это письмо ее рассмешило. Если она не лгала, то у нее действительно не осталось ничего святого. Только безумная и душевно больная мать может смеяться над тем, что родные дети не признают и презирают ее.
Светлана противопоставила себя всему и всем. Она отказалась от Родины и не нашла счастья за океаном, куда снова уехала. Сейчас она одиноко живет в каком-то пансионате для престарелых. Ее книги, где она снова и снова с каким-то маниакальным упорством изображает черными красками портреты своего великого отца, не имеют ни художественной, ни философской, ни мемуарной, ни исторической ценности. И если с этими книгами, когда пробьет ее час, она явится на суд Божий, то и там не найдет оправдания своим поступкам и будет осуждена на вечные муки.
Тайна судьбы человека
Говорят, судьба — это характер. Но что такое тогда характер? Это наследственность, или воспитание, или и то и другое, вместе взятое? Если наследственность, то выходит, что в нашей жизни многое предопределено и от нас самих мало что зависит.
Если же предположить, что характер — это воспитание, то здесь и вовсе не вяжутся концы с концами. Пример и опыт отцов дети, за редким исключением, в своей жизни не учитывают. И для этого у них есть все основания. Меняются обстоятельства и условия существования. То, чем жили и восторгались отцы, их детям кажется устаревшим. Это объективный процесс. Наука, техника и новейшие технологии изменили среду обитания и должны были бы изменить и характер человека. Но характер не меняется. Меняется только отношение к изменившимся обстоятельствам. Воспитание отстает от технического прогресса и лишь отчасти влияет на судьбу человека.
Следовательно, характер — это что-то унаследованное от родителей и плюс воспитание. Но так ли это в действительности? Сталин не раз думал о своей судьбе. Как могло случиться, что он, мальчишка из далекого, забытого богом и людьми грузинского села Гори, был вознесен на вершину власти в стране, занимающей одну шестую часть земного шара? Что он унаследовал от родителей и что приобрел от воспитания? Отец был сапожником и не отличался честолюбием. Для него рядовой полицейский был уже великий начальник. Мать — прачка. Ей и в голову не приходила мысль о каком-то властолюбии. Для нее священник, к которому она ходила исповедоваться, был недосягаемой вершиной благочестия и непререкаемым авторитетом.
Воспитание… О каком воспитании можно говорить, если денег не всегда хватало даже на хлеб насущный? Он был третьим ребенком в семье. Двое братьев, родившихся до него, рано умерли, а он остался жить. Почему? В детстве он, как и другие дети в их селе, болел оспой. Многие умерли от этой болезни, а он выжил. Почему? Во время побега из сибирской ссылки он провалился в ледяную прорубь и мог утонуть, но, не умея плавать, не утонул. Почему? Он мог замерзнуть в обледеневшей одежде, когда, выбравшись из проруби, добирался до ближайшего селения, до которого было 16 километров, но не замерз и остался жив. Почему? И таких «почему» набиралось очень много. И если он выходил из безвыходных положений, то это было не просто везение. Тут было что-то другое. Ему казалось, что его кто-то спасает и оберегает, что он кому-то нужен для осуществления каких-то высоких целей. Но кто этот спаситель?
И почему выбор пал на него? Да, природа наделила его аналитическим умом. Он не просто смотрел на окружающий мир, а умел дать оценку происходящим явлениям. Обладая колоссальной памятью и неистребимой жаждой знаний, он познавал мир и психологию людей, видел и знал то, чего не видели и не знали другие. Эти качества не были предметом воспитания, это дано было ему свыше, как говорят, от бога. И где-то глубоко в душе, признаваясь только самому себе, он верил в небесное покровительство и в свою счастливую звезду. Он учился всю жизнь и, воспитывая сам себя, ставил перед собой задачи и решал их, какими бы они трудными ни были.
Пророк в своем отечестве
Были ли у него ошибки? В чем история и потомки его могут обвинить? Эти вопросы он много раз задавал себе. В том, что над ним будет посмертный суд, он не сомневался. Судить о прошлом легко. Все богаты, как говорится, задним умом. Стоит отойти немного во времени, и все, что мы делаем сейчас, покажется совершенно другим. Выйдут из тени наследники Троцкого и Бухарина. Они будут переписывать историю на свой лад. Могут поменять все плюсы на минусы и наоборот. Начнется великая переоценка ценностей. Все будет зависеть от того, кто будет у руля власти. Однажды об этом он сказал Александре Коллонтай.
Говорили они тогда о проводимых реформах и о том, как к ним отнесутся потомки.
— А сам ты как думаешь? — спросила Александра Михайловна. — Будут тебя вспоминать добрым словом?
По возрасту Коллонтай была старше Иосифа Виссарионовича на семь лет. Это была высокообразованная женщина, в совершенстве владевшая многими языками. В партию она вступила в 1915 году и посвятила всю свою жизнь революции, работе и Родине. В 30-х годах была послом в Швеции и время от времени приезжала в Москву. С Иосифом Виссарионовичем у нее установились добрые деловые и дружеские отношения. Ее вопрос не застал Сталина врасплох. Он долго молча прохаживался по кабинету, а потом с какой-то затаенной грустью сказал:
— Мое имя будет оболгано, оклеветано. Мне припишут множество злодеяний. Мировой сионизм всеми силами будет стремиться уничтожить наш Союз, чтобы Россия больше никогда не смогла подняться. Оклеветав меня, враги социализма направят острие борьбы, прежде всего, против дружбы народов СССР, на отрыв окраин от России. С особой силой подымет голову национализм. Возникнут националистические группы внутри наций и конфликты. Появится много вождей-пигмеев, предателей внутри своих наций.
— Ты так думаешь? — спросила его Александра Михайловна.
— Я в этом убежден, — ответил Сталин.
Он с минуту молчал, бесшумно прохаживаясь по ковровой дорожке, потом с той же грустью продолжил:
— И все же, как бы ни развивались события, пройдет время, и взоры новых поколений будут обращены к делам и победам нашего Социалистического Отечества. Год за годом будут приходить новые поколения. Они вновь подымут знамя своих отцов и дедов и отдадут нам должное сполна… свое будущее они будут строить на нашем прошлом.
Прошли годы, но Иосиф Виссарионович не забывал о том давнем разговоре и время от времени задавал себе вопрос: в чем же все-таки его могут обвинить потомки?
Изнурительная и неимоверно трудная для народа индустриализация? Здесь есть к чему прицепиться. Много было лишений и бед. Но в конце концов они оправданы. Он оказался прав: без индустриализации не было бы и сегодняшней победы.
Коллективизация? Та же история. Без коллективизации не было бы индустриализации.
Репрессии? За них могут ухватиться фальсификаторы. Но без них тоже, к сожалению, было не обойтись. Троцкий был выслан из страны. Но корни его организации остались. Не умерла и троцкистская идеология. По стопам своего учителя шли Зиновьев, Каменев, Рыков… Причем, то была лишь верхушка айсберга. А что делалось в низах? Ставленники Троцкого были в армии, в партии, на предприятиях… Они ждали своего часа. Это была та самая пятая колонна, на которую рассчитывал Гитлер, когда начинал войну. Но ничего у него не получилось с пятой колонной. Мы ее уничтожили. Конечно, не все сторонники Троцкого были предателями. Среди них были и такие, которые пересмотрели свои взгляды и добросовестно продолжали работать. Взять того же Хрущева. Бывший троцкист, он теперь полностью перешел на сторону партии. Больше того, стал самым рьяным борцом с троцкистами. По лично им составленным спискам, в то время, когда он был секретарем ЦК Украины, были арестованы тысячи врагов народа. В своем рвении он не знал пощады. Его много раз приходилось одергивать и поправлять. Вот уж поистине: заставь дурака богу молиться… Даже Ежов, и тот приходил на него жаловаться.
— Хрущев уничтожает украинские кадры, — говорил он, — надо что-то с ним делать.
Сталин звонил Хрущеву в Киев, а тот начинал жаловаться на Ежова, который покрывает вредителей.
— У меня доказательства, у меня факты, — кипел Никита Сергеевич.
С этими доказательствами и фактами он приезжал в Москву, и они с Ежовым, а позже с Берией, решали судьбы людей. Спустя какое-то время Сталин узнавал, что они, как говорится, «сильно перегибали палку». Они оправдывались: лес, мол, рубят — щепки летят. Но какие ж это щепки?! Это человеческие жизни. Они были виноваты в творимом беззаконии. Но виноват и он, что терпел беззаконие. Правда, Ежова разоблачили и расстреляли, а вот Берия и Хрущев целехонькие, хотя именно они своим «усердием» бросили тень на его имя. «Придет время, я уйду из жизни, и тогда они всю вину за творимое ими зло взвалят на меня».
Сталин не ошибся и здесь. Первым, кто после его смерти стал «звонить» о его злодеяниях, были Берия и Хрущев.
«В чем еще меня могут обвинить будущие историки и политики? — спрашивал себя Иосиф Виссарионович. — Они будут анализировать весь ход войны. Здесь также будет много кривотолков. Могут сказать, что страна оказалась неподготовленной к войне, а Сталин прошляпил начало войны, допустив внезапное нападение гитлеровской Германии. И кто тогда докажет, что все это ложь, что к войне мы стали готовиться с первых дней Советской власти? Взять ту же индустриализацию. Мы за десять предвоенных лет, как и было намечено, прошли тот путь, на который буржуазным государствам понадобились столетия. За десять лет были созданы новые отрасли промышленности, построено мощное обороноспособное производство, реформирована армия, которую начали вооружать новой техникой.
Другое дело, что мы не успели этого доделать. Да и не могли успеть. Но в том не было вины, а была наша общая беда. Мы спешили, мы очень спешили.
