но и он не ожидал от них такой подлости. 7 мая Иосиф Виссарионович провел совещание Политбюро с участием представителей Генштаба. Безусловно, действия англо-американцев были провокационными и подлыми. Но в то же время Сталин понимал, что война закончилась, что пришло время для политических решений, где понятия совесть и честь в кругах союзников — условные понятия. То, что Англия и США в одностороннем порядке без участия Советского Союза подписали акт капитуляции с поверженной Германией — это начало политической, идеологической и экономической войны. Словом, брошен вызов Советскому Союзу. Союзники не простят нам наших побед.
Однако участникам совещания он только сообщил, что одностороннее соглашение союзников с германским правительством К. Деница похоже на нехороший сговор.
— Договор, подписанный союзниками в Реймсе, — говорил Сталин, — нельзя отменить, но его нельзя и признать. По этому соглашению выходит, что перед нашей страной капитуляция не происходит, и это тогда, когда именно мы больше всего потерпели от гитлеровского нашествия и вложили наибольший вклад в дело победы, сломав хребет фашистскому зверю. От такой «капитуляции» можно ожидать плохих последствий. Капитуляция должна быть учинена как важнейший исторический факт и принята не на территории победителей, а там, откуда пришла фашистская агрессия — в Берлине, не в одностороннем порядке, а обязательно Верховным командованием всех стран антифашистской коалиции.
Тут же Сталин позвонил Жукову в Берлин и сообщил ему о капитуляции немцев в Реймсе, которую подписали англичане и американцы, дав этому событию соответствующую оценку.
— Мы договорились с союзниками, — сказал он Жукову, — считать подписание акта в Реймсе предварительным протоколом капитуляции. Завтра в Берлин прибудут представители Верховного командования союзных войск. Представителем Верховного Главнокомандования советских войск назначаетесь Вы, Главноначальствующим в советской зоне оккупации Германии назначаетесь Вы, одновременно будете Главнокомандующим советскими оккупационными войсками в Германии.
В этот же день Сталин отправил свой ответ Трумэну на его сообщение относительно объявления капитуляции Германии.
«У Верховного командования Красной Армии, — писал Сталин, — нет уверенности, что приказ германского командования о безоговорочной капитуляции будет выполнен немецкими войсками на Восточном фронте. Поэтому мы опасаемся, что, в случае объявления сегодня Правительством СССР о капитуляции Германии, мы окажемся в неловком положении и введем в заблуждение общественное мнение Советского Союза. Надо иметь в виду, что сопротивление немецких войск на Восточном фронте не ослабевает, а, судя по радиоперехватам, значительная группа немецких войск прямо заявляет о намерении продолжать сопротивление и не подчиняться приказу Деница о капитуляции».
Сталин предложил отложить объявление о капитуляции немцев до 9 мая, 7 часов вечера по московскому времени.
Далее события развивались в соответствии с политикой примитивно мелочных уколов союзников. В Карлсхорст, предместье Берлина, где намечалось принять капитуляцию от немцев, прибыли не Эйзенхауэр и Монтгомери, которые по рангу были равны Жукову, а второстепенные лица. И здесь союзники постарались принизить значимость предстоящего подписания общего акта о капитуляции. Жуков отреагировал на это соответствующим образом: он не поехал встречать гостей на аэродром Темпельгоф.
С гитлеровцами было проще. Они прибыли в Карлсхорст под конвоем.
В 24 часа союзники вошли в зал. Они сели за стол. За их спинами были флаги СССР, США, Англии и Франции. Жуков открыл предстоящую процедуру подписания общего акта о капитуляции. На всю процедуру подписания акта о безоговорочной капитуляции гитлеровской Германии он затратил 43 минуты. В 24.00 начал, в 0.43 минуты 9 мая 1945 года завершил.
Сталин не присутствовал в Карлсхорсте, но был там всеми мыслями и всем сердцем. Он представлял себе, как происходит эта процедура. Его даже не огорчали мелкие пакости союзников, которые настаивали, чтобы все-таки брать за основу акт о капитуляции, подписанный ими в Реймсе. Переговоры на эту тему зашли в тупик. Каждый остался при своем мнении. Трумэн сообщил, что Америка будет праздновать день Победы 7 мая, а Сталин ответил: «Это как вам будет угодно. Для советского народа день победы — это совместное подписание акта о безоговорочной капитуляции Германии в Карлсхорсте, когда последний немецкий солдат сложил оружие».
Для Трумэна его слова были пощечиной. И он, как говорится, закусил удила.
— Кто такой Сталин и что такое Советский Союз? — спрашивал он свое окружение. — Англо-американские армии разгромили Гитлера, и почему мы должны отдавать нашу победу русским?
Похоже, что для нового американского президента СССР по-прежнему оставался, как и в начале 30-х годов на географических картах США, белым пятном. Он распорядился наказать Сталина и советский народ за непослушание и прекратить все поставки по «ленд-лизу». Это решение тут же претворили в жизнь. Была дана команда не только на прекращение погрузок товаров по ленд-лизу, но и отдан приказ судам, находившимся в пути, а также тем, которые уже причалили в советских портах, чтобы они прекратили разгрузку и возвращались в Америку. Это произошло 12 мая, на третий день после подписания общего акта о безоговорочной капитуляции фашистской Германии. Когда Молотов доложил Сталину о трумэновской проделке, тот молча несколько минут ходил по кабинету, раскуривая трубку. Потом подошел к Молотову и сказал:
— Если США хотят прекратить поставки, тем хуже для них. Не будем заявлять никаких протестов и делать каких-либо заявлений, а тем более что-то просить у них. Посмотрим, какой еще номер выкинут наши союзнички.
Поступок Трумэна Иосиф Виссарионович оценил как более чем недружественный. Это было не объявление войны, но уже и не мирное сосуществование. Это было первое событие из ряда тех, что получили впоследствии название «холодной войны»…
На вершине славы
В день Парада Победы испортилась погода, моросил дождь, небо было затянуто серыми тучами. Иосиф Виссарионович поднялся на трибуну Мавзолея. Красная площадь пылала морем алых знамен. Участники Парада сияли орденами и медалями. Под бой кремлевских курантов к участникам Парада на белом коне выехал Жуков. Его встретил командующий Парадом Рокоссовский. Жуков объехал войска и поднялся на трибуну. Он был явно взволнован. Но все проходило четко и слажено.
Шеренга за шеренгой идут полки. Группа участников Парада Победы несет опущенные к земле трофейные гитлеровские знамена, их с презрением бросают на землю к подножью Мавзолея. Сталин подымает руку к козырьку, отдавая честь участникам Парада. Это было самое счастливое мгновение в его жизни. Ради этой победы он жил, ради нее он не спал ночами и не давал спать советскому народу, ради нее он строил заводы и проводил реформы в промышленности и сельском хозяйстве. Он сделал все, что мог, и даже больше, чем мог кто-то сделать на его месте. Он воспитал поколение людей, преданное идеям социалистической справедливости, свободы, равенства и братства. Вот они идут под алыми знаменами. А сколько их легло на полях сражений?! Вечная им слава.
Стоявший рядом со Сталиным Жуков видел, как по его лицу ползли капли, но он не знал, были ли это капли дождя или же слезы победителя. Победителя самой страшной войны в истории человечества. На алтарь победы он положил свою жизнь, жизнь своих близких, и в этот час, в это мгновение был на вершине славы, на которую не подымался ни один человек в мире.
Чуть седой, как серебряный тополь,
Он стоит, принимая парад.
Сколько стоил ему Севастополь?
Сколько стоил ему Сталинград?
И когда подходили вандалы
К нашей древней столице отцов,
Где нашел он таких генералов,
И таких легендарных бойцов?
Он взрастил их.
Над их воспитаньем
Долго думал он ночи и дни.
О, к каким роковым испытаньям
Подготовлены были они!
И в боях за Отчизну суровых
Шли бесстрашно на смерть за него,
За его справедливое слово,
За великую правду его.
Как высоко вознес он державу,
Мощь советских народов-друзей,
И какую великую славу
Создал он для Отчизны своей…
После Парада Победы, состоявшегося 24 мая 1945 года, Иосиф Виссарионович Сталин прожил еще 7 лет 8 месяцев и и дней. Это тоже было неимоверно трудное время — время огромной, тяжелой работы по восстановлению разрушенного войной народного хозяйства.
В то же время началась подготовка к предстоящей конференции глав держав-победительниц. Сталин не возлагал на эту встречу каких-либо надежд на взаимопонимание с союзниками. После смерти Рузвельта и прихода к власти в США Трумэна отношения с Америкой осложнились. Трумэн не только отказался от поставок по «ленд-лизу», но и постоянно делал (информация об этом проскальзывала в зарубежной печати) недружественные заявления по отношению к СССР. Сталин на них не реагировал. Однако накануне встречи «Большой тройки» позвонил Жукову, который в то время находился в Берлине и предупредил:
— Не вздумайте для встречи с союзниками выстраивать почетные караулы с оркестрами, — сказал он. — Обойдутся без этих почестей.
15 июля прибыл на самолете из Антверпена Трумэн. В тот же день прилетел и Черчилль, и до начала работы Трумэн и Черчилль (Сталин еще был в пути) успели уточнить и согласовать свои позиции на переговорах с русской делегацией. Ни о какой дружбе с Советским Союзом они уже не говорили. Напротив, речь шла об изоляции СССР и отстранении его от решения каких-либо проблем. Трумэна распирало от самодовольства. Накануне огьезда в Берлин ему доложили, что завершаются работы по подготовке к испытанию атомной бомбы. Теперь он ожидал добрых вестей.
— Если бомба взорвется, — говорил он Черчиллю, — то это будет та дубинка, которой я огрею Сталина.
Забегая вперед, скажем: бомба взорвалась, но Сталина ему так и не удалось «огреть». Здесь вышел прокол. Казалось, все было рассчитано. Черчилль и Трумэн долго обсуждали, в какой форме подать новость Сталину — в письменном виде, во время выступления на заседании конференции или в перерыве между заседаниями? Остановились на последнем варианте. Роли были распределены: Трумэн говорит Сталину о бомбе, а Черчилль со стороны наблюдает за его реакцией. Так и действовали по этому сценарию. 25 июля во время перерыва Трумэн подошел к Сталину и, как бы между прочим, сообщил:
— У нас в США создана бомба невероятно большой силы.
Трумэн не назвал ее атомной, чтобы больше заинтриговать Сталина. Однако Сталин никак не отреагировал на его сообщение, сделав вид, что в словах американского президента нет ничего нового. Никакой реакции со стороны Сталина на сообщение Трумэна не обнаружил и Черчилль.
— По-моему, он просто не понял, о чем идет речь, — разочаровано жаловался Трумэн Черчиллю. — Он не задал мне ни одного вопроса.
Однако Сталин, разумеется, все отлично понял. Об этом позже в своих мемуарах свидетельствовал Жуков, в присутствии которого Иосиф Виссарионович рассказал Молотову о сообщении Трумэна.
— Цену себе набивают, — сказал Молотов.
И.В.Сталин рассмеялся:
— Пусть набивают. Надо будет сегодня переговорить с Курчатовым об ускорении нашей работы.
Я понял, что речь идет о создании атомной бомбы».
С того дня Сталин взял под свой личный контроль изготовление атомной бомбы. О положении дел ему докладывали практически каждую неделю, а в особых случаях, когда
