более возвращаться к неясным выражениям. В уголовном законе Людовика XIV после точного перечисления всех случаев, подлежащих ведению королевского суда, прибавлено: «и те, которые во все времена разбирались королевскими судьями», — определение, заставляющее вернуться к тому самому произволу, от которого только что избавились. Карл VII говорит, что дошло до его сведения, что стороны вопреки обычному праву в тех областях королевства, в которых это право действует, подают апелляцию через три, четыре и шесть месяцев после состоявшегося решения; он предписывает апеллировать без всякого промедления, если только не было подлога или обмана со стороны прокурора или важного и очевидного повода к оказанию содействия жалобщику. Конец этого закона уничтожил его начало и сделал это так основательно, что впоследствии подавали апелляцию по прошествии 30 лет. Закон лангобардов не допускает, чтобы женщина, надевшая монашеское платье, хотя бы и не принявшая еще пострижения, могла выйти замуж; «ибо, говорит он, — если мужчина, обменявшись только кольцом с женщиной, не может, не совершив преступления, вступить в брак с другой женщиной, то тем менее — женщина, посвятившая себя богу или пресвятой деве…» Я говорю, что в законах следует заключать от реального к реальному, а не от реального к иносказательному и не от иносказательного к реальному. Закон Константина постановляет считать достаточным показание одного епископа и не опрашивать прочих свидетелей. Этот государь избрал очень короткий путь: он судил о делах по людям и о людях — по их званию. Законы не должны вдаваться в тонкости; о.ни предназначаются для людей посредственных и содержат в себе не искусство логики, а здравые понятия простого отца семейства. Когда закон не нуждается в исключениях, ограничениях и видоизменениях, то всего лучше обходиться без них. Такие подробности влекут за собою новые подробности. Не следует делать изменений в законе без достаточного к тому основания. Юстиниан постановил, что жена может развестись с мужем, не теряя при этом своего приданого, если муж в продолжение двух лет не мог исполнять своих супружеских обязанностей. Затем он изменил свой закон, предоставив несчастному трехлетний срок. Но в подобном случае два года стоят трех, а три года стоят не больше двух. Когда приводится мотивировка закона, нужно, чтобы мотивировка эта была достойна законна. Один из римских законов постановляет, что слепой не может вести дела на суде, потому что не видит знаков судебной власти. Можно подумать, что нарочно приведен столь плохой резон, когда есть так много других, основательных. Юрист Павел говорит, что дитя родится на седьмом месяце вполне сформировавшимся и что пифагоровы числа, повидимому, доказывают это. Странно, что о таких вещах судят на основании пифагоровых чисел! Некоторые французские юристы утверждали, что во всякой вновь завоеванной стране король становится собственником церковных регалий на том основании, что королевская корона имеет круглую форму. Я не стану спорить здесь о правах короля и о том, должны ли в данном случае требования гражданского н церковного закона уступить требованиям политического закона; я скажу только, что в защиту столь почтенных прав следует приводить более серьезные основания. Где это видано, чтоб на форме знака королевского достоинства основывали реальные права этого достоинства? Давила говорит, что руанскин парламент объявил Карла IX совершеннолетним, как только ему пошел четырнадцатый год, потому что закон требует, чтобы время считалось с точностью до минуты, когда дело идет о возвращении имущества малолетнего или об управлении этим имуществом, но что начатый год считается за полный, когда дело касается приобретения почета. Я вовсе не думаю порицать постановление, которое, по-видимому, не представляло до сих пор неудобств; скажу только, что основание, приведенное канцлером де Лопиталем, неверно: управление народами далеко нельзя назвать одной почестью. Что касается презумпций, то презумпция закона лучше презумпции человека. Французский закон считает подложными все документы, подписанные купцом за десять дней, предшествующих банкротству; такова презумпция закона. Римский закон налагал наказание на мужа, который оставлял у себя жену после совершенного ею прелюбодеяния, если только он не руководствовался опасением за исход процесса или пренебрежением к собственному позору; такова презумпция относительно человека. Надо было, чтобы судья сделал презумпцию относительно мотивов, руководивших действиями мужа, и чтобы он пришел к определенному решению на основании неясных умозаключений. Когда презумпцию делает судья, то приговор становится произвольным; когда же презумпцию делает закон, он дает судье постоянное правило. Закон Платона, как я уже говорил, требовал наказания человека, лишившего себя жизни не с целью избежать позора, но по малодушию. Это был дурной закон в том смысле. что он требовал от судьи заключения о мотивах в том единственном случае, когда их нельзя было узнать через признание виновного. Подобно тому, как бесполезные законы ослабляют действие необходимых законов, законы, от исполнения которых можно уклониться, ослабляют действие законодательства.Закон должен оказывать свое действие, и не следует допускать изменения его под каким-либо особым условием. У римлян закон Фальцидия предписывал, чтобы наследник всегда получал четвертую часть наследства; другой закон предоставил завещателю право воспретить наследнику удержание этой четвертой части. Это значило издеваться над законом, потому что закон Фальцидия становился таким образом бесполезным: если завещатель был за своего наследника, последний не нуждался в законе Фальцидия; если же он был против своего наследника, то лишал его возможности пользоваться этим законом. Следует остерегаться давать законам такую форму, которая противна природе вещей, В проскрипции принца Оранского Филипп II обещает тому, кто умертвит его, или наследникам убийцы двадцать пять тысяч экю и дворянство обещает словом короля и служителя божия. Дворянство за такое дело! И такое дело, предписываемое от имен-и служителя бо-жня! Все это одинаково ниспровергает понятие чести, нравственности и религии. Редко встречается надобность запрещать действия, в которых нет ничего дурного, только ради представления чего-то более совершенного. Законам должна быть присуща известная чистота. Предназначенные для наказания людской злобы, они должны сами обладать совершенной непорочностью. В вестготском законе находится забавное постановление, обязывавшее евреев есть всякую пищу, приготовленную со свининой, хотя и разрешавшее им не есть самого свиного мяса. Это было большой жестокостью: евреев подчиняли закону, который был противен их собственному закону, и оставляли им из этого последнего лишь то, что могло служить их отличительным признаком. ГЛАВА XVII Дурной способ издания законов Римские императоры, подобно нашим государям, выражали свою волю в декретах и эдиктах; но, — чего не делают наши государи, — они позволяли судьям и частным лицам обращаться к ним с письменными вопросами по поводу их тяжб; ответы императоров на эти вопросы носили название рескриптов. Папские декреталии тоже были, собственно говоря, такими рескриптами. Очевидно, что это плохой род законодательства. Те, кто требует издания законов таким образом, — плохие руководители для законодателя; факты у них всегда изложены дурно. «Траян, — говорит Юлий Капитолии, — часто отказывал в этого рода рескриптах, чтобы отдельного решения или особой милости не распространяли на все случаи». Макрин решил уничтожить все эти рескрипты. Он не мог переносить, чтобы ответы Коммода, Каракаллы и других невежественных императоров рассматривались как законы. Юстиниан был иного мнения и наполнил ими свою компиляцию. Я хотел бы, чтобы те, кто читает римские законы, надлежащим образом отличали этот род гипотез от сенатских определений, народных постановлений, общих конституций императоров и всех законов, основанных на природе вещей, непостоянстве женщин, слабости несовершеннолетних и общественном благе. ГЛАВА XVIII Об идеях единообразия Есть известные понятия единообразия, которые овладевают иногда я великими умами (ибо они влияли на Карла Великого), но неизменно поражают мелкие умы. Последние находят в них некоторого рода совершенство, которое они постигают, так как невозможно его не видеть: одинаковый вес в полиции, одинаковая мера в торговле, одинаковые законы в государстве, одинаковая религия во всех его частях. Но всегда ли это, без исключения, бывает уместно? Зло от перемены всегда ли бывает менее зла от терпения существующего порядка? Не состоит ли скорее величие гения в том, чтобы распознать, в каком случае нужно единообразие и в каком — различие? В Китае китайцы управляются по китайским обычаям, а татары — по татарским. При всем том этот народ более, чем какой-либо другой, ценит спокойствие. Если только граждане подчиняются законам, важно ли, чтобы они подчинялись непременно одинаковому закону? ГЛАВА XIX О законодателях Аристотелем руководила то зависть к Платону, то пристрастие к Александру. Платона возмущала тирания афинского народа. Макиавелли преклонялся перед своим идолом — герцогом де Валентинуа. Томас Мор 142, который говорил более о том, что прочел, чем о том, что думал, хотел, чтобы все государства управлялись с простотой, господствовавшей в греческих городах. Гаррингтон не хотел знать ничего, кроме английской республики, между тем как множество других писателей усматривали беспорядок всюду, где только не находили короны монарха. Законы всегда сталкиваются со страстями и предрассудками законодателя. Иногда они проходят сквозь эти последние, принимая от них лишь некоторую окраску; иногда же задерживаются ими и с ними сливаются. КНИГА ТРИДЦАТАЯ Теория феодальных законов франков в их отношении к
установлению монархии ГЛАВА I О феодальных законах Я счел бы свое сочинение неполным, если бы умолчал о событии, которое совершилось на свете всего раз и, быть может, никогда уж более не повторится, — если б я ничего не сказал о законах, которые внезапно появились во всей Европе, хотя и не были связаны с законами, известными до тех пор, — о законах, которые причинили бесконечно много добра и зла; которые при передаче поместий сохраняли права их прежних владельцев, которые, предоставив многим лицам различные права на одни и те же вещи и на одних и тех же людей, уменьшили тяжесть прав в их совокупности; которые провели различные ограничения в чрезмерно обширных государствах; которые создали порядок, стремящийся к анархии, и анархию, обнаруживающую склонность к порядку и гармонии, Все это потребовало бы особого сочинения; но ввиду характера настоящей книги я изложил эти законы скорее такими, как я их увидел, чем такими, как я их истолковал. Феодальные законы представляют прекрасное зрелище. Перед нами высится древний дуб; еще издали мы видим его листву; подойдя ближе, видим его ствол, но мы не видим его корней: чтобы найти их, нужно углубиться в землю. ГЛАВА II Об источниках феодального права Народы, покорившие Римскую империю, вышли из Германии. Хотя из древних авторов лишь немногие оставили нам описание их нравов, мы имеем двух,