был настоящим фавненком. В тот день обильный ливень отлакировал весеннюю листву дворцового сада, и ах, как трепалась и металась персидская сирень в буйном цвету за оконными стеклами в зеленых потеках и аметистовых пятнах! Предстояло играть в комнатах. Олег опаздывал. Придет ли он вообще?
Юному принцу пришло в голову откопать комплект драгоценных игрушек (подарок иностранного властителя, недавно ставшего жертвой покушения), которые так забавляли Олега и его самого в предыдущую Пасху, а затем были отложены в сторону, как бывает с теми особенными художественными игрушками, которые дозволяют пузырю доставленного ими удовольствия разом выдать всю свою сладость перед тем, как уйти на покой в музейное забвение. Ему особенно хотелось сейчас отыскать сложный игрушечный цирк, заключенный в коробку размером с крокетный ящик. Он жаждал его страстно — его глаза, его мозг и то в его мозгу, что соответствовало подушечке большого пальца, живо помнили коричневых мальчиков-акробатов с ягодицами в блестках, элегантного и меланхолического клоуна в брыжах и, главное, трех слонов, каждый размером со щенка, из полированного дерева, с такими подвижными суставами, что этих гладких маленьких великанов можно было поставить вертикально на одной передней ноге или поднять на дыбы, вполне устойчиво, на белом бочонке с красным ободком. Менее двух недель прошло со времени последнего посещения Олега, когда мальчикам разрешили впервые спать в одной постели, и зуд от их тогдашнего дурного поведения и жаркое предчувствие второй такой же ночи смешались теперь в нашем юном принце со смущением, искавшим исхода в более ранних, более невинных играх.
Его наставник-англичанин, который после пикника в Мандевильском лесу лежал с вывихнутой щиколоткой, не знал, где мог быть этот цирк; он посоветовал поискать его в кладовой в конце западной галереи. Принц отправился туда. Этот пыльный черный сундук? Он выглядел угрюмо-отрицательно. Дождь был здесь слышнее из-за близости болтливой водосточной трубы. А что если попробовать чулан? Его золоченый ключик неохотно повернулся. Все три полки и пространство под ними были забиты самыми разнообразными предметами: палитра в осадках многих закатов, чашка, полная фишек, слоновой кости палочка для почесывания спины, издание «Тимона Афинского» форматом в 1/32 листа, переведенного на земблянский его дядей Конмалем, братом королевы, игрушечное ведро (situla) для морского песка, голубой бриллиант в 65 каратов, случайно прибавленный в детстве из ларчика, в котором его покойный отец хранил драгоценности, к камушкам и ракушкам в этом ведре, мелок и квадратная доска со сложно переплетающимся рисунком от какой-то давно забытой игры. Он собирался продолжать поиски в чулане, но когда попробовал отвести полу из черного бархата, один угол которой был непонятным образом прищемлен позади полки, что-то подалось, полка двинулась, оказалась передвижной и открыла прямо под своим дальним краем, в задней стенке шкафа, замочную скважину, к которой, как оказалось, подходил тот же ключ.
В нетерпении он очистил остальные две полки от всего, что на них лежало (главным образом старая одежда и башмаки), снял их, как прежде снял среднюю, и отпер раздвижную дверь в задней стенке чулана. Слоны были забыты, он стоял на пороге тайного хода. Его глубокая тьма была непроницаема, но что-то в пещерной акустике предвещало гулким очищением горла небывалые вещи, и он поспешил к себе взять два фонарика и педометр. Когда он возвращался, пришел Олег. Он держал тюльпан. Его мягкие светлые локоны были подстрижены со времени его последнего посещения дворца, и юный принц подумал: да, я знал, что он будет другим. Но когда Олег нахмурил свои золотистые брови и наклонился ближе, чтобы услышать об открытии, юный принц понял по пушистому теплу его покрасневшего уха и по оживленному кивку в ответ на предложение исследования, что в его милом товарище по ложу не произошло никаких перемен.
Как только мосье Бошан сел у постели мистера Кэмпбеля играть в шахматы и предложил на выбор свои поднятые кулаки, юный принц повел Олега к волшебному чулану. Настороженные, бесшумные, обитые зеленым ковром ступени escalier dérobé вели к вымощенному камнем подземному проходу. Строго говоря, «подземными» были лишь короткие отрезки пути, когда после подкопа под юго-западным вестибюлем, смежным с кладовой, он продолжался под серией террас, под березовой аллеей королевского парка, а потом под тремя поперечными улицами, Академическим бульваром, Кориолановым переулком и Тимоновой аллеей, отделявшими его от конечного назначения. Кроме этого, в своем зигзагообразном и загадочном маршруте он приспособлялся к различным строениям, через которые он следовал, там пользуясь крепостным валом, в который он аккуратно влезал, как карандаш в гнездо карманного дневничка, тут пролегая через подвалы огромного здания, со слишком многими темными проходами, чтобы можно было заметить это тайное вторжение. Возможно, что за истекшие годы между этим заброшенным проходом и внешним миром образовались энигматические связи, вследствие ли случайных сотрясений от работ в соседних слоях каменной кладки или слепых тычков самого времени, ибо там и сям можно было вывести наличность таких глубоких и тесных дыр и проникновений, что просто с ума сойти (из лужи пресной, вонючей, стоячей воды, говорившей о близости рва, или из темного запаха земли и дерна, означавшего близость переднего ската бруствера над головой), а в одном месте, где туннель проползал через подвал большой герцогской виллы с парнишками, знаменитыми своей коллекцией пустынной флоры, легкая россыпь песка на мгновение изменила звук шагов. Олег шел впереди: его изящно оформленные ягодицы, тесно обтянутые индиговой бумажной тканью, бодро двигались, и казалось, не факел, а его собственное оживленное сияние, озаряет перескакивающим светом низкий потолок и тесные стены. Позади него свет электрического фонарика юного принца играл на земле и одевал мучнистым налетом изнанку голых ляжек Олега. Воздух был затхлый и холодный. Все дальше и дальше шел загадочный подкоп. Понемногу в нем обозначился легкий восходящий наклон. К тому времени, что наконец они дошли до его предела, педометр оттикал 1888 ярдов. Волшебный ключик от чулана кладовой с приятной легкостью скользнул в замочную скважину зеленой двери, перед которой они оказались, и завершил бы действие, предсказанное его гладким проникновением, если бы взрыв странных звуков из-за двери не заставил наших исследователей остановиться. Два ужасных голоса — один мужской, другой женский, то доходившие до страстных верхов, то падавшие до хриплого шепота, обменивались бранью на гутнийском наречии, которое в ходу у рыбаков Западной Зембли. Гнусная угроза заставила женщину вскрикнуть от страха. Последовало внезапное молчание, вскоре прерванное мужчиной, который пробормотал какую-то краткую фразу банального одобрения («прекрасно, моя милая» или «лучше нельзя»), что было еще более жутко, чем все сказанное прежде.
Не сговариваясь, юный принц и его друг круто повернули в абсурдной панике и под бешеный стук педометра помчались назад тем же путем. «Уф!» — сказал Олег, как только последняя полка была поставлена на место. «У тебя вся спина в меле», — сказал юный принц, когда они повернули наверх. Они застали Бошана и Кэмпбеля кончающими игру вничью. Пора было обедать. Мальчикам велели вымыть руки. Недавнее волнение, вызванное приключением, уже сменялось возбуждением иного рода. Они заперлись. Никем не замечаемая вода лилась из крана. Оба были в полной мужской силе и стонали как голуби.
Это подробное воспоминание, описание структуры и окраски которого заняло некоторое время в настоящем примечании, пронеслось в одно мгновение в памяти короля. Иные обитатели прошлого — и это было одним из них — могут тридцать лет продремать в памяти, не просыпаясь, пока их экологическая ниша подвергается бедственным изменениям. Вскоре после обнаружения тайного хода он чуть не умер от воспаления легких. В бреду он одно мгновение пытался следовать за светящимся диском, исследующим бесконечный туннель, а в следующее порывался обхватить тающие ляжки своего светловолосого катамита. Для поправки здоровья его отослали на два сезона в Южную Европу. Смерть Олега в пятнадцать лет в тобоганной катастрофе помогла стереть из памяти реальность их приключения. Понадобилась революция, чтобы тайный ход снова стал реальностью.
Убедившись в том, что скрипучие шаги часового отдалились на некоторое расстояние, король открыл чулан. Сейчас он был пуст, если не считать крошечного томика Timon Afinsken, все еще лежавшего в углу, старой спортивной одежды и гимнастических туфель, втиснутых в нижнее отделение. Шаги возвращались. Он не посмел продолжать свой осмотр и запер чулан.
Было очевидно, что ему потребуется несколько мгновений совершенной безопасности для выполнения, с минимальным шумом, серии мелких движений: войти в чулан, запереть дверь изнутри, снять полки, отпереть потайную дверь, вернуть полки на место, скользнуть в зияющую тьму, закрыть потайную дверь и запереть ее. Скажем, секунд 90.
Он выглянул в галерею, и часовой, довольно красивый, но невероятно глупый экстремист, немедленно направился к нему. «У меня есть сильное желание, — сказал король, — Хэл, мне хочется поиграть на рояле, прежде чем лечь». Хэл (если в самом деле его так звали) повел его в музыкальную комнату, где, как было известно королю, Одон стоял на карауле возле накрытой чехлом арфы. Это был рыжебровый дородный ирландец с розовым черепом, теперь прикрытым ухарской кепкой русского фабричного. Король сел за Бехштейн и, как только они остались одни, вкратце объяснил положение, вызвякивая ноты одной рукой. «Никогда не слыхал ни о каком проходе», — пробормотал Одон с досадой шахматного игрока, которому показали, как можно было бы спасти проигранную им партию. Абсолютно ли уверен Его Величество? Его Величество был уверен. Полагает ли он, что проход ведет за пределы дворца? Определенно за пределы дворца.
Как бы то ни было, через несколько минут Одон должен был уходить, ему предстояло играть этим вечером в «Водяном», прекрасной старой мелодраме, которая, по его словам, ни разу не ставилась по крайней мере три десятка лет. «С меня совершенно достаточно моей собственной мелодрамы», — заметил король. «Увы», — сказал Одон. Наморщив лоб, он медленно облачился в свое кожаное пальто. Сегодня вечером ничего нельзя было сделать. Если он попросит коменданта, чтобы его оставили дежурным, то это только возбудит подозрение, а малейшее подозрение может оказаться роковым. Завтра он найдет случай осмотреть этот новый путь побега, если это в самом деле выход, а не тупик. Обещает ли Чарли (Его Величество) ничего до тех пор не предпринимать? «Но они подходят все ближе и ближе», — сказал король о звуках постукивания и распарывания, доносившихся из Картинной галереи. «Не очень, — сказал Одон. — На вершок в час, может быть, на два. Мне пора», — добавил он, указывая подергиванием века на хмурого и тучного стражника, шедшего ему на смену.
В несокрушимой, хоть совершенно ошибочной, уверенности, что драгоценности короны скрыты где-то во дворце, новая
