у нас…
Послушайте, что вы ко мне пристали? Я просто вам говорю, что сегодня устал и не могу целый день разбирать дурацкие доклады. Разберу в среду, — велика беда. Наконец, разберите сами, если вам не терпится, — я с удовольствием подпишу, и — баста.
Я буду до конца откровенен. Сняв ответственность за раздор и развал с естественных носителей власти, вы сами, однако, этой ответственностью пренебрегли. Получается так, что без ваших санкций ничего не может быть предпринято для прекращения гибельных беспорядков, но позвольте вам сказать, что вы неспособны разобраться ни в одном вопросе, что вы даже не поинтересовались узнать, каковы вообще правовые, экономические, гражданские навыки страны, выбранной вами для своих экспериментов, что вы ни аза не смыслите ни в политических, ни в торговых вопросах и что с каждым днем чтенье бумаг, которому вы сначала предались с убийственным для нас рвением, становится вам все противнее.
Я не обязан изучать схоластические паутины былого быта. Разрушитель может и не знать плана сжигаемых зданий, — а я разрушитель. Вот когда начну строить, увидите, как будет все хорошо и просто.
С вами говорить бесполезно. Все мы только участники вашего бреда, и все, что сейчас происходит, лишь звон и зыбь в вашем больном мозгу.
Как вы сказали? Повторите-ка. Полковник, полковник, вы слишком далеко заходите. Парадокс мне может надоесть.{72}
Я готов быть уволенным в любую минуту.
О, это, верно, Сон. Скорее зовите его.
(По телефону.) Слушаюсь… Слушаюсь. (К Вальсу.) Господин военный министр к вам, по важному делу, — насчет покушения. Следует принять, конечно.
А я надеялся, что Сон… Что ж — придется и сию чашу выпить.
(По телефону.) Господин Вальс просит господина министра пожаловать.
В одном вы действительно правы. Беспорядки нужно прекратить. Но из этого отнюдь не следует, что я должен от зари до зари потеть над бумагами…
Вы меня извините, — я хочу пойти моему бывшему шефу навстречу.
Здравия, здравия желаю{73}. Я…
Сейчас, голубчик, сейчас. Некогда… я в ужасном состоянии. (К Вальсу.) Клянусь вам, клянусь…
Меня только что известили… с непонятным опозданием… о дерзком покушении на вашу особу… И вот — я хочу вам поклясться…
Оно — мое частное дело, и я уже принял меры.
Позвольте, позвольте… Какие меры?.. Клянусь…
Успокойтесь, мой дорогой, мой незабвенный начальник. Нам пока ничто не угрожает. Вчера на улице безвестный смельчак, — которого, к сожалению, еще не поймали, но поймают, — выстрелил из духового ружья, вот… в него, ну и пуля оцарапала ему голову.
Заметьте: духовое ружье. Тонкое внимание, остроумная шпилька.
Клянусь вам всем, что мне в жизни дорого, клянусь и еще раз клянусь, что к этому преступлению непричастен ни один из моих сограждан и что поэтому страна в нем неповинна, а напротив — скорбит, негодует…
Если бы я подозревал, что тут замешан какой-нибудь местный дурак, то, вероятно, уже полстраны носилось бы легкой пылью в голубом пространстве.
Вот именно! Меня охватил ужас… Клянусь, что это не так. Более того, я получил точные сведения, что выстрел был произведен провокатором, подкинутым к нам соседней страной.
Я получил те же сведения и думаю, что виновная страна уже наказана. (Смотрит на часы.) Да. Уже.
Ясно! Каверзники хотели вас вовлечь в гибельные для нас репрессии. Ох, отлегло… Да-да, это прекрасно, надо наказать… Фу… А вы, милый полковник, похудели за эти дни — и как-то, знаете, возмужали… Много работы?{74}
Не ласкайте его, он себя ведет неважно. Вот что, полковник, пойдите-ка узнайте, нет ли уже известий оттуда.
(К министру.) Я еще увижу вас? На минуточку, может быть? В галерее, скажем, — знаете, у статуи Перикла?{75}
Никаких статуй. Ступайте.
Полковник уходит.
Он очень-очень возмужал. И эти новые морщинки у губ… Вы заметили?
Я его держу из чистого озорства, пока мне не надоест, а это, вероятно, случится скоро. Видом он похож на толстого голубя, а каркает как тощая ворона. Вот что я хотел вам сказать, дорогой Министр. Мне доносят, что в стране разные беспорядки и что разоружение происходит в атмосфере скандалов и задержек. Мне это не нравится. Смута и волокита — ваша вина, и поэтому я решил так: в течение недели я не буду вовсе рассматривать этих дел, а передаю их всецело в ваше ведение. Спустя неделю вы мне представите краткий отчет, и если к тому сроку в стране не будет полного успокоения, то я вынужден буду страну покарать. Ясно?
Да… ясно… Но…
Советую вам изъять словечко “но” из вашего богатого лексикона.
Я только хочу сказать… такая ответственность!.. Людей нет… Все растерялись… Не знаю, как справлюсь…
Ничего, справитесь. Я здесь не для того, чтоб заниматься черной работой.
Ваше приказание меня, признаться, несколько взяло врасплох. Я, конечно, постараюсь…
Входит Полковник.
Ну что, полковник? Новости веселые?
Я военный, мое дело — война, и меня веселит сражение; но то, что вы сделали, это — не война, это — чудовищная бойня.
Словом, взлетела Санта-Моргана{76}, не так ли?
Санта-Моргана! Их любимый город, Веньямин их страны![7]
Эта страна давно нам враг, — знаю. Знаю, что и она бы не постеснялась внести сюда разрушение. Но все-таки повторяю: то, что вы сделали, — чудовищно.
Меня мало интересует ваша оценка. Факты.
На месте великолепного города — пустая яма. По первому подсчету погибло свыше шестисот тысяч человек, то есть все бывшие в городе.
Да, это должно произвести некоторое впечатление. Маленькая царапина обошлась кошке недешево.
Шестьсот тысяч… В одно мгновение!..
В число населения Санта-Морганы входило около тысячи человек наших граждан. Я даже кое-кого знавал лично, — так что нам радоваться особенно нечему.
Эх, неудачно! Портит картину…
Напротив… Рассматривайте это как побочное наказание вашей стране за шум и нерадивость. А какова там реакция?
Оцепенение, обморок.
Ничего. Скоро очнутся. (Телефон.) Это уже, наверное, Сон. Довольно государственных дел на сегодня.
Полковник занялся телефоном.
(К министру.) Между прочим, мне не нравится ваша форма. Ходите в штатском. Что за пошлые регалии!.. Или вот что: я как-нибудь на досуге выдумаю вам мундир… Что-нибудь простое и элегантное.
Эти ордена — вехи моей жизни.
Обойдетесь без вех. Ну что, полковник, где Сон?
К сожалению, это не ваш маклер, а здешний представитель наших несчастных соседей: он просит у вас немедленной аудиенции.
Быстро сообразили. А я думал, что сначала обратятся к господам геологам. Помните, полковник, вы в свое время предлагали?
Я тогда же исправил мою ошибку и предложил прибегнуть к помощи психиатров. Вы посланника сейчас примете?
Я его вообще не приму. Очень нужно!
Хотите, я с ним поговорю?
Я даже не понимаю, какого черта он смеет являться ко мне.
Его направил к вам наш министр иностранных дел.
Я с ним поговорю с удовольствием. У меня есть кое-какие счеты с этими господами.
Делайте как хотите, меня ваши счеты не касаются.
А ваши директивы?
Обычные. Скажите ему, что, если его страна не сдастся мне до полуночи, я взорву их столицу.
В таком случае я предлагаю сообщить нашему тамошнему представителю, чтобы немедленно началась оттуда эвакуация наших сограждан, — их там обосновалось немало.
Не знаю, почему они не могут присутствовать. Подумаешь!.. Словом, делайте как хотите. Ах, как мне уже приелись эти слова: ультиматум, взрыв, воздействие, — повторяешь их, а люди понимают тебя только постфактум. Я вас больше не задерживаю, дорогой Министр.
Это мы сейчас… Полковник, направьте его ко мне.
А он в приемной сидит.
Превосходно. Бегу. Дорогой полковник, если вы хотите меня потом повидать…
Цыц!
Вот, вы видите мое положение.
Ничего… Ободритесь. Предвкушаю немалое удовольствие от беседы с господином гох-посланником.[8] (Уходит.)
Если Сон не придет до двенадцати, попрошу его отыскать. Вашу форму я тоже изменю. Может быть, одеть вас тореадором?
В мои служебные обязанности входит также и выслушивание ваших острот.
Или — неаполитанским рыбаком? Тирольцем? Нет, — я вас наряжу самураем.
Если я не покончил самоубийством, то лишь потому, что бред безумца не стоит моей смерти.
Я, кажется, вам уже запретил разговоры о бреде.
Как вам угодно. (Пауза.) А какой был собор в Санта-Моргане… приезжали туристы, прелестные девушки с “кодаками”…
Во всяком случае, вы не можете пожаловаться на то, что я мало сегодня поработал.
СОН:
Не можно, а должно! Все готово?
СОН:
Да. Думаю, вы будете довольны.
Я вас ждал с величайшим нетерпением. С тех пор как я решил этот кабинет покинуть, он возбуждает во мне скуку, неприязнь и даже, знаете, Сон, какой-то страх. Ну, что ж, — когда смотрины?
Я, разумеется, не вправе вмешиваться… однако разрешите узнать: вы что же, собираетесь переехать?
Как, дорогой полковник, разве я вас еще не посвятил в свою маленькую тайну? Какая неосмотрительность! Да, уезжаю.
И куда, смею спросить?
А, вот в этом-то вся штука. Вы, кажется, не очень сильны в географии?
Мои успехи в этой области критике не подлежат.
Тогда вы, конечно, слыхали о небольшом острове Пальмора{77} в восьмистах морских милях от южнейшего мыса вашей страны? Ага! Не знаете!
Такого острова нет.
Двойка с минусом, полковник. Словом, этот остров мной реквизирован. Мне даже кажется по временам, что и начал-то я с вашей страны именно потому, что среди ваших владений есть такой самоцвет. Избавило меня от лишних хлопот… Нежнейший климат, вечная весна, радужные птички… И величина как раз мне подходящая: Пальмору можно объехать на автомобиле по береговой дороге в… в сколько часов, Сон?
СОН:
Скажем, в пять, если не слишком торопиться.
О, я и не буду торопиться. Я истосковался по покою, по тишине, — вы не можете себе представить, как я люблю тишину. Там растут ананасы, апельсины, алоэ — словом, все растения, начинающиеся на “а”. Впрочем, вы все это найдете, полковник, в любом учебнике… Вчера я отдал приказ в двухдневный срок очистить остров от его населения и снести к чертовой матери виллы и гостиницы, в которых прохлаждались ваши разбогатевшие купцы. (К Сону.) Это, конечно, исполнено?
СОН:
Еще бы.
Не огорчайтесь, полковник, я, вероятно, выберу вашу столицу в столицы мира и буду к вам наезжать — этак, раз в три месяца, на несколько дней, посмотреть, все ли благополучно. Ну, конечно, и туда будете мне посылать доклады, — живым языком написанные, — и, главное, без цифр, без цифр, без цифр… Там буду жить в дивном дворце, — и вот этот милый человек{78} только что набрал для меня целый штат. Оттуда буду спокойно править миром, — но при этом моя машиночка останется там, где находится сейчас, — весьма далеко отсюда, — и даже не в той стране, откуда я родом — и которой вы тоже не знаете, — а в другой, в области… Смотрите, я чуть не проболтался! Вот было бы хорошо… Я вижу, что вы оба навострили ушки, а теперь опять приуныли. Слава Богу, больше не увижу этого письменного стола, который щерится на меня и выгибает спину. На Пальмору, скорей на Пальмору!{79} (К полковнику.)
