[XIIб]
Он видит: Те<рек> разъяренный
Трясет и точит берега, —
Над ним с чела скалы нагбенной
Висит олень склонив рога;
Обвалы сыплются и блещут
Вдоль скал прямых потоки хлещут
Меж гор меж двух [высоких] стен
Идет ущел<ие> — стеснен
Вверху — чуть видны небеса —
Природы мрачная краса
Везде являет дикость ту же
Онегин тронут в первый <раз>
[XIIв]
Во время оное былое!..
[В те дни ты знал меня Кавказ]
В свое святилище пуст<ое>
Ты [призывал] меня не раз.
В тебя влюблен я был безум<но>
[Меня приветствовал ты] шумно
[Могучим гласом бурь своих]
[Я слышал] рев ручьев твоих,
И снеговых обвалов [грохот]
[И клик орлов] и пенье дев
И Терека свирепый рев,
И эха дальнозвучный хохот
Казбека царственный венец
[XIII]
Стесненный холмами вокруг,
Стоит Бешту остроконечный
И зеленеющий Машук,
Машук, податель струй целебных;
Вокруг ручьев его волшебных
Больных теснится бледный рой;
Кто Почечуя, кто Киприды;
В волнах чудесных укрепить,
Кокетка злых годов обиды
Помолодеть — хотя на миг.
[XIV]
Питая горьки размышленья,
Среди печальной их семьи,
Онегин взором сожалень
Глядит на дымные струи
И мыслит, грустью отуманен:
«Зачем я пулей в грудь не ранен?
Зачем, как тульский заседатель,
Я не лежу в параличе?
Зачем не чувствую в плече
Хоть ревматизма? — ах, создатель!
Я молод, жизнь во мне крепка;
Чего мне ждать? тоска, тоска!..
[XV]
Блажен кто стар! блажен, кто болен,
Над кем лежит судьбы рука!
Но я здоров, я молод, волен
Чего мне ждать? тоска! тоска!..»
Простите, снежных гор вершины,
И вы, кубанские равнины;
Он едет к берегам иным
Он прибыл из Тамани в Крым
С Атридом спорил там Пилад,
Там закололся Митридат,
Там пел Мицкевич вдохновенный
И, посреди прибрежных скал,
Свою Литву воспоминал.
[XVI]
Прекрасны вы, брега Тавриды;
Когда вас видишь с корабля
При свете утренней Киприды,
Как вас впервой увидел я;
Вы мне предстали в блеске брачном:
На небе синем и прозрачном
Сияли груды ваших гор,
Долин, деревьев, сёл узор
Разостлан был передо мною.
А там, меж хижинок татар…
Какой во мне проснулся жар!
Какой волшебною тоскою
Стеснялась пламенная грудь!
Но, Муза! прошлое забудь.
[XVII]
Какие б чувства ни таились
Тогда во мне — теперь их нет:
Они прошли иль изменились…
Мир вам, тревоги прошлых лет!
В ту пору мне казались нужны
Пустыни, волн края жемчужны,
И моря шум, и груды скал,
И гордой девы идеал,
И безыменные страданья…
Другие дни, другие сны;
Смирились вы, моей весны
Высокопарные мечтанья,
И в поэтический бокал
Воды я много подмешал.
[XVIII]
Иные нужны мне картины:
Перед избушкой две рябины,
Калитку, сломанный забор,
На небе серенькие тучи,
Перед гумном соломы кучи —
Да пруд под сенью ив густых,
Теперь мила мне балалайка
Перед порогом кабака.
Мои желания — покой,
Да щей горшок, да сам большой.
[XIX]
Я, завернув на скотный двор…
Тьфу! прозаические бредни,
Фламандской школы пестрый сор!
Таков ли был я, расцветая?
Скажи, Фонтан Бахчисарая!
Такие ль мысли мне на ум
Навел твой бесконечный шум,
Когда безмолвно пред тобою
Зарему я воображал
Средь пышных, опустелых зал…
Спустя три года, вслед за мною,
Скитаясь в той же стороне,
Онегин вспомнил обо мне.
[XX]
Я жил тогда в Одессе пыльной…
Там долго ясны небеса,
Свои подъемлет паруса;
Там все Европой дышит, веет,
Все блещет Югом и пестреет
Разнообразностью живой.
Звучит по улице веселой,
Где ходит гордый славянин,
Француз, испанец, армянин,
И грек, и молдаван тяжелый,
И сын египетской земли,
Корсар в отставке, Морали.
[XXI]
Одессу звучными стихами
Наш друг Туманский описал,
Но он пристрастными глазами
В то время на нее взирал.
Приехав он прямым поэтом,
Пошел бродить с своим лорнетом
Один над морем — и потом
Очаровательным пером
Сады одесские прославил.
Всё хорошо, но дело в том,
Что степь нагая там кругом;
Кой-где недавний труд заставил
[XXII]
А где, бишь, мой рассказ несвязный?
В Одессе пыльной, я сказал.
Я б мог сказать: в Одессе грязной —
И тут бы, право, не солгал.
В году недель пять-шесть Одесса,
По воле бурного Зевеса,
Потоплена, запружена,
Все домы на аршин загрязнут,
Лишь на ходулях пешеход
По улице дерзает в брод;
Кареты, люди тонут, вязнут,
И в дрожках вол, рога склоня,
Сменяет хилого коня.
[XXIII]
Но уж дробит каменья молот,
И скоро звонкой мостовой
Покроется спасенный город,
Как будто кованой броней.
Однако в сей Одессе влажной
Еще есть недостаток важный;
Чего б вы думали? — воды.
Потребны тяжкие труды…
Что ж? это небольшое горе,
Особенно, когда вино
Без пошлины привезено.
Благословенные края!
[XXIV]
Лишь только грянет с корабля,
С крутого берега сбегая,
Уж к морю отправляюсь я.
Потом за трубкой раскаленной,
Волной соленой оживленный,
Как мусульман в своем раю,
С восточной гущей кофе пью.
Иду гулять. Уж благосклонный
Открыт Casino; чашек звон
Там раздается; на балкон
Маркёр выходит полусонный
С метлой в руках, и у крыльца
Уже сошлися два купца.
[XXV]
Глядишь и плошадь запестрела.
Все оживилось; здесь и там
Бегут за делом и без дела,
Однако больше по делам.
Дитя расчета и отваги,
Идет купец взглянуть на флаги,
Проведать, шлют ли небеса
Ему знакомы паруса.
Какие новые товары
Пришли ли бочки жданных вин?
И что чума? и где пожары?
И нет ли голода, войны
Или подобной новизны?
[XXVI]
Но мы, ребята без печали,
Среди заботливых купцов,
Мы только устриц ожидали
От цареградских берегов.
Что устрицы? пришли! О радость!
Летит обжорливая младость
Глотать из раковин морских
Затворниц жирных и живых,
Слегка обрызнутых лимоном.
Шум, споры — легкое вино
Из погребов принесено
На стол услужливым Отоном[88];
Меж тем невидимо растет.
[XXVII]
Пора нам в Оперу скорей:
Там упоительный Россини,
Европы баловень — Орфей.
Не внемля критике суровой,
Он звуки льет — они кипят,
Они текут; они горят
Как поцелуи молодые,
Все в неге, в пламени любви,
Как зашипевшего Аи
Но, господа, позволено ль
С вином равнять do-re-mi-sol?
[XXVIII]
А только ль там очарований?
А разыскательный лорнет?
А закулисные свиданья?
A prima dona? a балет?
А ложа, где, красой блистая,
Негоцианка молодая,
Самолюбива и томна,
Толпой рабов окружена?
Она и внемлет и не внемлет
И каватине, и мольбам,
И шутке с лестью пополам…
А муж — в углу за нею дремлет,
В просонках фора закричит,
Зевнет и — снова захрапит.
[XXIX]
Финал гремит; пустеет зала;
Шумя, торопится разъезд;
При блеске фонарей и звезд,
Сыны Авзонии счастливой
Его невольно затвердив,
А мы ревем речитатив.
Но поздно. Тихо спит Одесса;
И бездыханна и тепла
Прозрачно-легкая завеса
Объемлет небо. Все молчит;
Лишь море Черное шумит…
[XXX]
Средь новоизбранных друзей
Забыв о сумрачном повесе
Герое повести моей —
Онег<ин> никогда со мною
Не хвастал дружбою почтовою
А я счастливый человек
Не переписывался ввек
Ни с кем — Каким же изумленьем,
Судите, был я поражен
Когда ко мне явился он
Неприглашенным привиденьем —
Как громко ахнули друзья
И как обрадовался я! —
[XXXI]
[Взглянув] друг на друга потом
Как Цицероновы Авгуры
Мы засмеялися тишком…
[XXXII]
Недолго вместе мы бродили
По берегам Эвкс<инских> вод.
Судьбы нас снова разлучили
И нам назначили поход
Онегин очень охлажденный
И тем что видел насыщенный
Пустился к невским берегам
А я от милых Южн<ых> дам
От <жирных> устриц черноморских
От оперы от темных лож
И слава Богу от вельмож
Уехал в тень лесов Т<ригорских>
В далекий северн<ый> уезд
И был печален мой приезд.
[Предпоследняя строфа]
О где б Судьба не назначала
Мне безыменный уголок,
Где б ни был я, куда б ни мчала
Где поздний мир мне б ни сулила
Где б ни ждала меня могила
Благословлю моих друзей
Нет нет! нигде не позабуду
Их милых, ласковых речей —
Воображать я вечно буду
Вас, тени прибережных ив
Вас, мир и сон Тригорских нив.
[Последняя строфа]
И полосатые холмы
И в роще скрытые дороги,
И дом, где пировали мы —
Приют сияньем Муз одетый
Младым Языковым воспетый
Когда из капища наук
Являлся он в наш сельский круг
И нимфу Сор<оти> прославил,
И огласил поля кругом
Очаровательным стихом;
Но там [и] я свой след оста<вил>
Там, ветру в дар, на темну ель
Повесил звонкую свирель —
*
Далее идут комментарии к «Отрывкам из „Путешествия Онегина“», приведенным выше.
[I]
Блажен, кто смолоду был молод,
Блажен, кто во-время созрел,
Кто постепенно жизни холод
4 С летами вытерпеть умел;
Кто странным снам не предавался,
Кто черни светской не чуждался,
Кто в двадцать лет был франт иль хват,
8 А в тридцать выгодно женат;
Кто в пятьдесят освободился
От частных и других долгов;
Кто славы, денег и чинов
12 Спокойно в очередь добился,
О ком твердили целый век:
N.N. прекрасный человек.
В беловой рукописи (2382, л. 120). Эта строфа = десятой строфе главы Восьмой. Пушкин также записал первую строку в ПБ 18, л. 4.
[II]
Блажен, кто понял голос строгой
Необходимости земной,
Кто в жизни шел большой дорогой,
Кто цель имел и к ней стремился
Кто знал, за чем он в свет явился
И Богу душу передал
«Мы рождены, сказал Сенека,
Для пользы ближних и своей» —
12 Но тяжело, прожив пол-века,
Утраченных бесплодных лет.
В беловой рукописи (2382, л. 119 об.).
9–10 «Мы рождены, сказал Сенека, / Для пользы ближних и своей». В трактате Луция Аннея Сенеки (ум. 65) «De otio» <«O досуге»>, адресованном его другу — Аннею Серену, сказано (III, 3): «Что, несомненно, вменяется человеку в обязанность, так это быть полезным людям; если может, то многим; если не может многим, то хотя бы немногим; если не может немногим, то хотя бы близким; а если и этого не может, то хотя бы себе». И в «Послании» (LX) своему другу Каю Луцилию Сенека пишет: «Жив тот, кто многим приносит пользу; жив тот, кто сам себе полезен» <пер. С. А. Ошерова>.
[III]
Несносно думать что напрасно
Была нам молодость дана
Что изменяли ей всечасно
4 Что обманула нас она
Что наши лучшие желанья,
Что наши свежие мечтанья
Истлели быстрой чередой —
Одних обедов длинный ряд,
12 И вслед за чинною толпою
Идти не разделяя с ней
Ни общих мнений ни страстей.
В беловой рукописи (2382, л. 119 об.). За исключением начала первой строки, эта строфа = строфе XI в главе Восьмой.
[IV]
Предметом став суждений шумных,
Несносно (согласитесь в том)
Между людей благоразумных
4 Прослыть притворным чудаком,
Или печальным сумасбродом,
Иль сатаническим уродом,
Иль даже Демоном моим.
8 Онегин (вновь займуся им),
Убив на поединке друга,
Дожив без цели, без трудов
До двадцати шести годов,
12 Томясь в бездействии досуга
Без службы, без жены, без дел,
Ничем заняться не умел.
В беловой рукописи (2382, л. 100). Эта строфа = строфе XII в главе Восьмой.
[V]
Наскуча или слыть Мельмотом
Проснулся раз он патриотом
4 Дождливой, скучною порой
Россия, господа, мгновенно
Ему понравилась отменно
И решено. Уж он влюблен,
8 Уж Русью только бредит он
Уж он Европу ненавидит
С ее политикой сухой,
С ее развратной суетой.
12 Онегин едет; он увидит
Святую Русь: ее поля,
Пустыни, грады и моря
Исключена из беловой рукописи. Эта строфа напечатана в Акад. 1937 и других изданиях в «Путешествии Онегина». Сам Пушкин вычеркнул ее из беловой рукописи и (в заметке на полях) приписал ее или ее часть к Десятой главе — в той же или в иной форме. См. Десятую главу, Дополнение к комментариям.
[VI]
Он собрался, и, слава Богу,
Июня третьего числа
Коляска легкая в дорогу
4 Его по почте понесла.
Среди равнины полудикой
Он видит Новгород-великой.
Смирились площади — средь них
Не бродят тени великанов:
Завоеватель скандинав,
Законодатель Ярослав
12 С четою грозных Иоанов,
И вкруг поникнувших церквей
Кипит
