года я закончил курс наук в Геттингенском университете» <пер. А. Кулишер>), весьма маловероятно, чтобы Ленский в восемнадцать собирался жениться на Ольге (шестнадцатилетней); наш молодой состоятельный помещик, полагаю, определенно достиг или был близок к достижению юридического совершеннолетия; и я не думаю, что он был более чем на пять или шесть лет моложе Онегина (которому весной 1821 г. должно было исполниться двадцать шесть).

XI

Онъ могъ бы чувства обнаружить,

А не щетиниться, какъ звѣрь?

Онъ долженъ былъ обезоружить

4 Младое сердце. «Но теперь

Ужъ поздно; время улетѣло…

Къ тому жъ—онъ мыслитъ—въ это дѣло

Вмѣшался старый дуэлистъ;

8 Онъ золъ, онъ сплетникъ, онъ рѣчистъ…

Конечно: быть должно презрѣнье

Цѣной его забавныхъ словъ;

Но шопотъ, хохотня глупцовъ…»

12 И вотъ общественное мнѣнье!

Пружина чести, нашъ кумиръ!

И вотъ, на чемъ вертится міръ!

12 И вот общественное мненье! Это — первое из трех упоминаний в «ЕО» (см. главу Седьмую, третий эпиграф и главу Восьмую, XIII, 14) «Горя от ума», комедии в четырех действиях, написанной басенным ямбом, т. е. свободно рифмованными ямбическими строками разной длины (от одного слога до тринадцати) Александра Грибоедова (1795–1829). Указанная строка — из речи Чацкого (IV, X, 286):

Поверили глупцы, другим передают,

Старухи вмиг тревогу бьют,

И вот общественное мненье!

Этот фрагмент еще не был опубликован в то время, когда Пушкин вставил рассматриваемую строку в свою строфу (конец 1826 г.). Только явления VII–X действия I и полностью действие III были напечатаны в булгаринском альманахе «Русская Талия» («подарок любителям и любительницам отечественного театра») в середине декабря 1824 г. (и отрецензированы в одно время с главой Первой «ЕО»). Публикация всего текста пьесы была надолго отсрочена придирчивой цензурой. Задуманное еще в 1818 г., фактически начатое в 1822 г. и завершенное в 1824 г., это гениальное произведение, поразительно превосходящее первые театральные опыты того же автора, было знакомо Пушкину по одному из многочисленных рукописных экземпляров, имевших хождение благодаря копии, выполненной другом Грибоедова, драматургом Жандром, и спискам с нее. Одним из немногих друзей, посетившим Пушкина в его изгнании в Михайловском, был его однокашник — Иван Пущин. Он приехал 11 янв. 1825 г., накануне дня Татьяны (и Евпраксии), доставив Пушкину один из списков комедии Грибоедова, и уехал после полуночи. К этому времени наш поэт добрался, по крайней мере, до строфы XXVII главы Четвертой «ЕО». Годом позже, в главе Шестой, XI, 12, он процитировал строку из «Горе от ума».

Первое издание пьесы — с купюрами — вышло в Москве посмертно в 1833 г.; но отдельные сцены действия I были сыграны в Петербурге в 1829 г., увидели сцену и другие отрывки. Относительно полное представление пьесы состоялось 26 янв. 1831 г. Так распорядилась судьба русской литературы, что два величайших стихотворных шедевра России вышли из печати одновременно.

13 Пружина чести. См. также XXVIII, 14, «ложный стыд» («fausse honte»). Литературная банальность того времени. Ср.: Стиль, «Зритель», № 84, (6 июня, 1711 г.): «…силой тиранического обычая, которую ошибочно называют Вопросом Чести, Дуэлянт убивает своего Друга, которого любит… Позор — это величайший из всех видов Зла…», — и у Купера, «Беседа» (в «Стихотворениях», 1782), строки 181–82:

Страх тирана-обычая, и страхи иные —

Чтобы щеголи не осуждали, а дураки не глумились.

(«Беседы» — это нравоучительное произведение длиной в 908 строк, раздел которой (строки 163–202) посвящен дуэлям: Купер предлагает, чтобы вопросы чести улаживались после первых выстрелов).

XII

Кипя враждой нетерпѣливой,

Отвѣта дома ждетъ поэтъ;

И вотъ сосѣдъ велерѣчивой

4 Привезъ торжественно отвѣтъ.

Теперь ревнивцу то-то праздникъ!

Онъ все боялся: чтобъ проказникъ

Не отшутился какъ нибудь,

8 Уловку выдумавъ и грудь

Отворотивъ отъ пистолета.

Теперь сомнѣнья рѣшены:

Они на мельницу должны

12 Пріѣхать завтра до разсвѣта,

Взвести другъ на друга курокъ

И мѣтить въ ляжку иль въ високъ.

3 сосед велеречивый. Я полагаю, что Зарецкий в представлении Пушкина был связан с героем «Опасного соседа» Василия Пушкина (см. коммент. к главе Пятой, XXVI, 9) — Буяновым, произносящим речь в борделе (строка 58):

Ни с места — продолжал сосед велеречивый…

10 Любопытная перекличка с письмом Татьяны (строка 60) и ее обращением к книге толкования снов (глава Пятая, XXIV, 9–10).

13 Взвести друг на́ друга курок. Обратите внимание на перемещение ударения на предлог «на».

XIII

Рѣшась кокетку ненавидѣть,

Кипящій Ленскій не хотѣлъ

Предъ поединкомъ Ольгу видѣть,

4 На солнце, на часы смотрѣлъ,

Махнулъ рукою напослѣдокъ —

И очутился у сосѣдокъ.

Онъ думалъ Олиньку смутить,

8 Своимъ пріѣздомъ поразить;

Не тутъ-то было: какъ и прежде,

На встрѣчу бѣднаго пѣвца

Прыгнула Олинька съ крыльца,

12 Подобна вѣтреной надеждѣ,

Рѣзва, безпечна, весела,

Ну точно та же, какъ была.

5 Махнул рукою. Единственный очевидный случай, в котором буквализм должен отступить (и дать место исчерпывающему толкованию) — это когда фраза касается национальных жестов или мимических движений, которые в точном переводе на английский язык лишены смысла; русский жест отказа, выражаемый словосочетанием «махнул рукой» (или «рукою»), заключается во взмахе одной руки сверху вниз, означающем утомление или поспешное освобождение и отказ от решения проблемы. Если исполнитель проанализирует его в медленном движении, он увидит, что его правая рука, с пальцами, которые он держит достаточно свободно, очерчивает полукруг слева направо, в то время как голова делает небольшой поворот справа налево. Иначе говоря, жест в действительности состоит из двух одновременных небольших движений: рука отказывается от того, что она держала или надеялась удержать, а голова отворачивается, чтобы не видеть поражения или осуждения.

Выходит, что нет никакого способа перевести «махнул рукою» с помощью глагола и слова «рука» или «рукой» так, чтобы передать и сам свободный взмах и тот отказ, который при этом подразумевается. Из моих предшественников только мисс Рэдин уловила, по крайней мере, существо проблемы.

8 Своим приездом. Как это обычно в русском языке, подчеркивается непеший способ прибытия.

10 На встречу. Фр. «à la rencontre».

12 Подобна ветреной надежде. Ср.: глава Первая, XXV, 12, «Подобный ветреной Венере», и свойства «надежды» в главе Пятой, VII, 6–14.

XIV

«Зачѣмъ вечоръ такъ рано скрылись?

Былъ первый Олинькинъ вопросъ.

Всѣ чувства въ Ленскомъ помутились,

4 И, молча, онъ повѣсилъ носъ.

Исчезла ревность и досада

Предъ этой ясностію взгляда,

Предъ этой нѣжной простотой,

8 Предъ этой рѣзвою душой!…

Онъ смотритъ въ сладкомъ умиленьѣ;

Онъ видитъ: онъ еще любимъ!

Ужъ онъ, раскаяньемъ томимъ,

12 Готовъ просить у ней прощенье,

Трепещетъ, не находитъ словъ:

Онъ счастливъ, онъ почти здоровъ…

9 Он смотрит в сладком умиленье. «Il regarde avec un doux attendrissement». См. коммент. к главе Седьмой, II,5.

XV–XVI

Эти две строфы (и XXXVIII) известны только по их публикации Я. Гротом в книге «Пушкин и его лицейские товарищи и наставники» (С.-Петербург, 1887), с. 211–13 (см.: Томашевский, Акад. 1937) с копии (в настоящее время утраченной), выполненной князем В. Одоевским.

XV

Да, да, ведь ревности припадка —

Болезнь, так точно, как чума,

Как черный сплин, как лихорадка,

4 Как повреждение ума.

Она горячкой пламенеет,

Она свой жар, свой бред имеет,

Сны злые, призраки свои.

8 Помилуй Бог, друзья мои!

Мучительней нет в мире казни

Ее терзаний роковых.

Поверьте мне: кто вынес их,

12 Тот уж конечно без боязни

Взойдет на пламенный костер,

Иль шею склонит под топор.

3 черный сплин. См. коммент. к главе Первой, XXXVII, 6–10 и XXXVIII, 3–4.

XVI

Я не хочу пустой укорой

Могилы возмущать покой;

Тебя уж нет, о ты, которой

4 Я в бурях жизни молодой

Обязан опытом ужасным

И рая мигом сладострастным,

Как учат слабое дитя,

8 Ты душу нежную, мутя,

Учила горести глубокой.

Ты негой волновала кровь,

Ты воспаляла в ней любовь

12 И пламя ревности жестокой;

Но он прошел, сей тяжкий день:

Почий, мучительная тень!

XVII

И вновь задумчивый, унылый

Предъ милой Ольгою своей,

Владиміръ не имѣетъ силы

4 Вчерашній день напомнить ей;

Онъ мыслитъ: «буду ей спаситель.

Не потерплю, чтобъ развратитель

Огнемъ и вздоховъ и похвалъ

8 Младое сердце искушалъ;

Чтобъ червь презрѣнный, ядовитый

Точилъ лилеи стебелекъ;

Чтобы двухутренній цвѣтокъ

12 Увялъ еще полураскрытый.»

Все это значило, друзья:

Съ пріятелемъ стрѣляюсь я.

XVIII

Когда бъ онъ зналъ, какая рана

Моей Татьяны сердце жгла!

Когда бы вѣдала Татьяна,

4 Когда бы знать она могла,

Что завтра Ленскій и Евгеній

Заспорятъ о могильной сѣни:

Ахъ, можетъ быть, ея любовь

8 Друзей соединила бъ вновь!

Но этой страсти и случайно

Еще никто не открывалъ.

Онѣгинъ обо всемъ молчалъ;

12 Татьяна изнывала тайно;

Одна бы няня знать могла,

Да недогадлива была.

1–2 В 1819 г. Марселина Деборд-Вальмор (см. коммент. к главе Третьей, между XXXI и XXXII, Письмо Татьяны, строки 35–46) опубликовала романс, начинаюшийся со слов «S’il avait su quelle âme il a blessée…» <«Если бы он знал, какую душу ранил..»>.

7–8 ее любовь / Друзей соединила б вновь. Она вспомнила бы, кроме того, что героиня Руссо Юлия д’Этанж (чей отец, мрачный Барон, убил друга в поле — и это воспоминание всегда преследовало его) в первой части романа сумела предотвратить поединок между своим возлюбленным и его лучшим другом.

XIX

Весь вечеръ Ленскій былъ разсѣянъ,

То молчаливъ, то веселъ вновь;

Но тотъ, кто музою взлелѣянъ,

4 Всегда таковъ: нахмуря бровь,

Садился онъ за клавикорды,

И бралъ на нихъ одни аккорды;

То, къ Ольгѣ взоры устремивъ,

8 Шепталъ: не правда ль? я счастливъ.

Но поздно; время ѣхать. Сжалось

Въ немъ сердце, полное тоской;

Прощаясь съ дѣвой молодой,

12 Оно какъ будто разрывалось.

Она глядитъ ему въ лицо.

— «Что съ вами? — «Такъ» И на крыльцо.

4 нахмуря бровь. Буквальное понимание приводит к курьезной ошибке: правильной формой было бы употребление существительного во множественном числе — «брови».

14 Так. Соответствует жесту пожимания плечами.

XX

Домой пріѣхавъ, пистолеты

Онъ осмотрѣлъ, потомъ вложилъ

Опять ихъ въ ящикъ, и, раздѣтый,

4 При свѣчкѣ, Шиллера открылъ;

Но мысль одна его объемлетъ;

Въ немъ сердце грустное не дремлетъ:

Съ неизъяснимою красой

8 Онъ видитъ Ольгу предъ собой.

Владиміръ книгу закрываетъ,

Беретъ перо; его стихи,

Полны любовной чепухи,

12 Звучатъ и льются. Ихъ читаетъ

Онъ вслухъ, въ лирическомъ жару,

Какъ Д. пьяный на пиру.

12–14 Барон Антон Дельвиг (6 авг. 1798–14 янв. 1831) — один из самых близких друзей Пушкина, второстепенный поэт, автор милых идиллий, народных песен, искусных сонетов и нескольких превосходных дактилических гекзаметров, любопытно сочетавший стиль классический и простонародный, амфору и самовар. Очень выразительный рисунок (ок. 1820 г.), на котором он — веселый и пьяный, в очках и растрепанный — воспроизведен из альбома его современника в статье И. Медведевой «Павел Яковлев и его альбом»[68].

По удивительному совпадению, Дельвиг умер в годовщину смерти вымышленного персонажа, Ленского (который в канун роковой дуэли сравнивается с Дельвигом); а поминальная — в память смерти Дельвига — встреча его друзей (Пушкина, Вяземского, Баратынского и Языкова) состоялась в московском ресторане 27 янв. 1831 г. — в точности за шесть лет до роковой дуэли Пушкина.

Именно Дельвиг язвительно заметил, что чем ближе к небесам, тем холоднее стихи (как сообщил об этом Пушкин в рукописной заметке), и именно Дельвиг собирался поцеловать руку Державину во время посещения последним Лицея (см. коммент. к главе Восьмой, II, 3).

Лучшее стихотворение Дельвига — то, которое он посвятил Пушкину, своему товарищу по Лицею в январе 1815 г. (издано в том же году в «Российском музеуме», № 9). Юноша шестнадцати лет, предсказывающий в подробностях литературное бессмертие юноше пятнадцати лет в таком же бессмертном стихотворении, —