не обязаны выносить ухабы), завершает басню «Прохожий» в «Баснях» Дмитриева, ч. III, кн. II, № 7 (5-е изд., Москва, 1818).
Прохожий посещает монастырь и приходит в восторг от открывающегося с колокольни вида. «Какие волшебные места!» — восклицает он.
«Да! — труженик, вздохнув, отвествовал ему: —
Для проходящих».
Побасенка Дмитриева основана на старом французском анекдоте, который можно обнаружить в сборнике острот восемнадцатого века и который приписывали разным авторам. Вариант анекдота появился в первом, посмертном издании (1834–36, составители Л. Ж. Н. Монмерке, Ж. А. Ташро и А. де Шатожирон, имевшие рукопись с 1803 г.) «Анекдотов», написанных в 1657–59 гг. талантливым и остроумным Гедеоном Таллеманом де Рео (1619–92; он умер накануне своего семидесятитрехлетия), в имени которого Чижевский (с. 278), между прочим, не только делает три ошибки, но также превращает его в обозначение пустоты: «анонимные [sic] Анекдоты Tallement [sic] de [sic] Reaux [sic]» (вместо Tallemant des Réaux; совершенно непонятно, кроме того, упоминание в той же фразе Генриха IV). Я смотрел третье издание «Анекдотов» (1854–60), которое выпустили в Париже Монмерке и Полен. Этот анекдот помещен под № 108 в гл. 477, т. VII (1856), с. 463. В нем говорится: «Будучи в Сито, Генрих IV говорит: „О, как здесь красиво! Боже, какой красивый городок!“ Толстый монах на все похвалы, которые расточал король в адрес их местности, повторял: „Transeuntibus“ — <„Проходящим“ — лат.>. Король насторожился и спросил, что он хочет сказать. „Я хочу сказать, государь, что это красиво для проходящих, а не для тех, кто здесь постоянно живет“».
Обсуждая местонахождение рукописи, Монмерке считает, что тексты были известны и ранее (см. VIII, 2). Полагаю, что Дмитриев читал анекдот у Мармонтеля в «Опыте о счастье» (1787): «Печален, как монах-картезианец, которому расхваливали красоту окружающей его келью пустыни, ты скажешь: „Да, это красиво для проходящих“, transeuntibus».
Мак-Адам, Мак-Ева (в пушкинском примеч. 42; «макадамизация» — модная тема; см., например, «The London Magazine», X, [окт. 1824], 350–52) — это мощение дорог небольшими камнями или булыжниками. Изобретателем был Джон Л. Мак-Адам (1756–1836), шотландский инженер. Тягостный каламбур Вяземского связан с женским родом русского существительного «зима» (см., например, главу Седьмую, XXIX, 13–14).
XXXV
За то зимы порой холодной
Ѣзда пріятна и легка.
Какъ стихъ безъ мысли въ пѣснѣ модной —
4 Дорога зимняя гладка.
Автомедоны наши бойки,
Неутомимы наши тройки,
И версты, тѣша праздный взоръ,
8 Въ глазахъ мелькаютъ какъ заборъ.
Къ несчастью, Ларина тащилась,
Боясь прогоновъ дорогихъ;
Не на почтовыхъ, на своихъ,
12 И наша дѣва насладилась
Дорожной скукою вполнѣ:
Семь сутокъ ѣхали онѣ.
5 Автомедоны. Возницу Ахиллеса (героя «Илиады» Гомера) звали Автомедон.
7–8 Пушкинское примеч. 43 Сполдинг (1881, с. 271) называет «какой-то устарелой шуткой» и мрачно добавляет: «Многие англичане, если заменить верстовые столбы на камни с указанием расстояния в милях, а частокол — кладбищем, немедленно узнают ее американское происхождение».
14 Принимая во внимание общие и частные обстоятельства, самое большое расстояние, которое могло бы проехать семейство Лариных зимой (январь или февраль 1822 г.), с их четырьмя большими санями и восемнадцатью клячами — это две сотни миль (расстояние, которое можно покрыть, путешествуя на почтовых в легком экипаже и со сменой лошадей каждые несколько миль, всего за два дня). Это и другие соображения приводят к убеждению, что имение Лариных было расположено в двухстах милях западнее Москвы, на полпути между Москвой и Опочкой (Псковская губерния), вблизи которой находилось имение Пушкина. Таким образом, Ларины жили в нынешней Калининской области (состоящей из северной части бывшей Смоленской и западной части бывшей Тверской губерний). Это примерно в четырехстах милях южнее С.-Петербурга и граничит на западе с верховьем Западной Двины, а на востоке — с верховьем Волги. Несколько далее (XXXVII, Петровский замок; XXXVIII, Тверская улица) будет указано, что Ларины въехали в Москву с северо-запада, откуда прибыл в Москву из Михайловской ссылки и сам Пушкин, когда работал над предыдущей главой (7 сент. 1826 г.).
Цезарь, который, по словам Гиббона, на наемных колесницах проезжал сотню миль за день, не мог бы, конечно, состязаться со своими русскими коллегами. Императрица Елизавета, дочь Петра Великого, в 1750-е годы имела специальную карету-сани, в которой, наряду с прочим, были печь и карточный столик; запрягая по двенадцати лошадей (которые менялись через каждые несколько миль) в эту карету-сани, она не уступала своему отцу, совершая путешествие по снегу из С.-Петербурга в Москву (486 миль) за сорок восемь часов. Александр I примерно в 1810 г. побил это достижение, преодолев маршрут за сорок два часа, а Николай I в декабре 1833 г. (согласно дневниковой записи Пушкина) — за феноменальные тридцать восемь часов.
С другой стороны, зима могла намести столько снега, что путешествие «по снежному пути» становилось не лучше, чем по слякоти и грязи. Так, Вульф отмечает в своем дневнике, что из-за обильного снегопада он целый день — с раннего утра и до восьми вечера — преодолевал на дядиной тройке сорок верст между Торжком и Малинниками в Тверской губернии. Тяжелый караван Лариных тянулся, должно быть, немногим быстрее.
В черновике (2371, л. 73) Пушкин написал сначала «неделю», затем вычеркнул и поставил «дней десять».
Бродский (комментарий «ЕО», с. 399) дает неверную дату приезда Лариных в Москву. Они прибыли в самом начале (а не в самом конце) 1822 г., вскоре после Рождества 1821 г. (см. XLI, 13). К августу 1824 г. Татьяна была замужем за князем N. уже около двух лет (см. главу Восьмую, XVIII, 2).
XXXVI
Но вотъ ужъ близко. Передъ ними
Ужъ бѣлокаменной Москвы,
Какъ жаръ крестами золотыми
4 Горятъ старинныя главы.
Ахъ, братцы! какъ я былъ доволенъ,
Когда церквей и колоколенъ,
Садовъ, чертоговъ полукругъ
8 Открылся предо мною вдругъ!
Какъ часто въ горестной разлукѣ,
Въ моей блуждающей судьбѣ,
Москва, я думалъ о тебѣ!
12 Москва…. какъ много въ этомъ звукѣ
Для сердца Русскаго слилось!
Какъ много въ немъ отозвалось!
7 чертогов. Роскошные торжественные залы, великолепные здания, дворцы.
12 Москва… Ср. первую строку поэмы Пирса Эгана «Жизнь в Лондоне», кн. I, гл. 2:
Лондон! ты всеобъемлющее слово…
XXXVII
Вотъ, окруженъ своей дубравой,
Петровскій за́мокъ. Мрачно онъ
Недавнею гордится славой.
4 Напрасно ждалъ Наполеонъ,
Послѣднимъ счастьемъ упоенной,
Москвы колѣнопреклоненной
Съ ключами стараго Кремля:
8 Нѣтъ, не пошла Москва моя
Къ нему съ повинной головою.
Не праздникъ, не пріемный даръ,
Она готовила пожаръ
12 Нетерпѣливому герою.
Отселѣ, въ думу погружёнъ,
Глядѣлъ на грозный пламень онъ.
2 Петровский замок. Джон Ллойд Стивенс «Случаи во время путешествия в Грецию, Турцию, Россию и Польшу» (2 тома, Нью-Йорк, 1838), II, 72–73: «Педровский [sic] — место, дорогое сердцу каждого русского… Замок — старое и своеобразное, но интересное строение красного кирпича с зеленого цвета куполом и белыми карнизами… Главное место прогулок… величественный старый лес».
Вот как описывает Петровский парк в 1845 г. один из второстепенных поэтов Михаил Дмитриев в своих «Московских элегиях» (Москва, 1858), с. 40–41:
Весело смотрит на них наш Петровский готический замок!
Круглые башни, витые трубы, остросводные окна,
Белого камня резные столбы, темно-красные стены!
В темной, густой и широкой зелени сосен старинных
Весел и важен он, дед между внучат младых и веселых!
Этот Михаил Дмитриев (1796–1866) был племянником Ивана Дмитриева и пушкинским зоилом.
4–14 Огонь уже занимался повсюду, когда 3/15 сент. 1812 г. Наполеон входил в Москву. Он перебрался из своей резиденции в горящем Кремле в центре Москвы, в Петровский замок в западном пригороде 4 сент. Следующий день был облачным. Ливень ночью и дождь шестого числа затушили пожар.
XXXVIII
Прощай, свидѣтель падшей славы,
Петровскій за́мокъ. Ну! не стой,
Пошолъ! Уже столпы заставы
4 Бѣлѣютъ: вотъ ужъ по Тверской
Возокъ несется чрезъ ухабы.
Мелькаютъ мимо бутки, бабы,
Мальчишки, лавки, фонари,
8 Дворцы, сады, монастыри,
Бухарцы, сани, огороды,
Купцы, лачужки, мужики,
Бульвары, башни, казаки,
12 Аптеки, магазины моды,
Балконы, львы на воротахъ.
И стаи галокъ на крестахъ.
6–14 В этом калейдоскопе впечатлений есть некий отзвук сна Татьяны.
9 Бухарцы. Жители Бухары (Бохара), русской Азии, к северу от Афганистана. В Москве они торговали восточными товарами, такими как самаркандские ковры и халаты.
13 львы на воротах. Львы из железа или алебастра, выкрашенные в гадкий зеленый цвет и водруженные, обычно парами, на воротах дома или перед ними в качестве геральдического знака. В пасти они часто держали внушительные железные кольца, бывшие, однако, чисто символическими, поскольку не имели ни малейшего отношения к открыванию ворот.
В романе Писемского «Тысяча душ», своего рода русском «Красном и черном» — и таком же ничтожном в смысле литературного стиля, есть забавный пассаж о львином орнаменте (ч. IV, гл. 5): «Каждый почти торжественный день [действие происходит в провинциальном городе] повеса этот и его лакей садились на воротные столбы, поджимали ноги, брали в рот огромные кольца и, делая какие-то гримасы из носу, представляли довольно похоже львов».
XXXIX
Вероятно — воображаемый пропуск, создающий ощущение некоторой неопределенной повторяемости обыденных впечатлений.
XL
Въ сей утомительной прогулкѣ
Проходитъ часъ, другой, и вотъ
У Харитонья въ переулкѣ
4 Возокъ предъ домомъ у воротъ
Остановился. Къ старой теткѣ,
Четвертый годъ больной въ чахоткѣ,
Онѣ пріѣхали теперь.
Въ очкахъ, въ изорванномъ кафтанѣ,
Съ чулкомъ въ рукѣ, сѣдой Калмыкъ.
Встрѣчаетъ ихъ въ гостиной крикъ
12 Княжны, простертой на диванѣ.
Старушки съ плачемъ обнялись,
И восклицанья полились.
3 У Харитонья. Москвич определял свое местожительство по близости его к той или иной церкви. Упоминаемый здесь святой мученик пострадал на Востоке при Диоклетиане около 303 г.
Пушкин поселил Лариных в том же месте проживания «высшего света», где сам провел в детстве несколько лет. Приход св. Харитонья располагался в восточной части Москвы, поэтому Ларины, въехавшие в западные ворота, должны были пересечь весь город.
Наш поэт родился (26 мая 1799 г.) в арендовавшемся, ныне не существующем, доме в Немецкой улице (переименованной в улицу Бауманскую в честь молодого революционера, убитого в 1905 г. в столкновении с полицией). Осень и зима 1799 г. прошли в Михайловском — имении матери в Псковской губернии. После короткого пребывания в С.-Петербурге семья Пушкина вновь жила в Москве с 1800 по 1811 гг., переезжая на лето в Захарьино (или Захарово) — имение, купленное в 1804 г. (и проданное в 1811 г.) бабушкой поэта по линии матери — Марией Ганнибал — в Звенигородском уезде, милях двадцати пяти от Москвы. Пушкины жили (с 1802 по 1807 гг.) в доме № 8 по Большому Харитоньевскому переулку. Дядя нашего поэта — Василий Пушкин жил в Малом Харитоньевском переулке. Этими сведениями я обязан отчасти господам Левинсону, Миллеру и Чулкову, соавторам книги «Пушкинская Москва» (Москва, 1937), и Н. Ашукину, автору исследования «Москва в жизни и творчестве A. C. Пушкина» (Москва, 1949).
XLI
Княжна, mon ange! — Pachette! — Алина!
— Кто бъ могъ подумать? — Какъ давно!
На долго ль? — Милая! Кузина!
4 Садись — какъ это мудрено!
Ей Богу, сцена изъ романа…
— А это дочь моя, Татьяна. —
Ахъ, Таня! подойди ко мнѣ —
8 Какъ будто брежу я во снѣ….
Кузина, помнишь Грандисона?
