—
Какъ, Грандисонъ?… а, Грандисонъ!
Да, помню, помню. Гдѣ же онъ? —
12 «Въ Москвѣ, живетъ у Симеона;
Меня въ сочельникъ навѣстилъ:
Недавно сына онъ женилъ.
12 у Симеона. Симеоновский переулок — того же прихода (см. коммент. к XL, 3). Св. Симеон Столпник старший (390?—459) был сирийским отшельником, проведшим тридцать семь унылых лет на столбе высотой около шестидесяти шести футов и шириной в три фута.
13 По Сочельнику определяется дата приезда Татьяны и ее матери в Москву (январь или февраль 1822 г.).
XLII
А тотъ… но послѣ все раскажемъ.
Не правда ль? Всей ея роднѣ
Мы Таню завтра же покажемъ.
4 Жаль, разъѣзжать нѣтъ мочи мнѣ;
Едва, едва таскаю ноги.
Но вы замучены съ дороги;
Пойдемте вмѣстѣ отдохнуть…
8 Охъ, силы нѣтъ…устала грудь…
Мнѣ тяжела теперь и радость,
Ужъ никуда не годна я…
12 Подъ старость жизнь такая гадость…»
И тутъ, совсѣмъ утомлена,
Въ слезахъ раскашлялась она.
1 А тот. «Тот» здесь может означать «последний». Действительно, не вполне ясно, говорит ли тетя Алина еще о сыне прежнего поклонника ее кузины или имеет в виду того, «другого Грандисона», ухаживавшего ранее за ней, Алиной.
XLIII
Татьяну трогаютъ; но ей
Не хорошо на новосельѣ,
4 Привыкшей къ горницѣ своей.
Подъ занавѣскою шелковой
Не спится ей въ постелѣ новой,
И ранній звонъ колоколовъ,
8 Предтеча утреннихъ трудовъ,
Ее съ постели подымаетъ.
Садится Таня у окна.
Рѣдѣетъ сумракъ, но она
12 Своихъ полей не различаетъ:
Предъ нею незнакомый дворъ,
11 Редеет сумрак. Английский поэт сказал бы: «Ночь на исходе» (например, Байрон, «Лара», начало II песни).
XLIV
И вотъ: по родственнымъ обѣдамъ
Представить бабушкамъ и дѣдамъ
4 Ея разсѣянную лѣнь.
Роднѣ, прибывшей издалеча,
Повсюду ласковая встрѣча,
И восклицанья, и хлѣбъ-соль.
8 «Какъ Таня выросла! Давно ль
Я, кажется, тебя крестила?
А я такъ на руки брала!
А я такъ за уши драла!
12 А я такъ пряникомъ кормила!»
И хоромъ бабушки твердятъ:
«Какъ наши годы-то летятъ!»
8–14 Не совсем ясно, где и когда эти московские родственники могли видеть Татьяну ребенком. Мы можем предположить, что некоторые из них приезжали к Лариным в деревню.
11 А я так за уши драла! Ср.: Грибоедов, «Горе от ума», дейст. III, строки 391–92 (старуха Хлёстова):
Я помню, ты дитёй с ним часто танцевала,
Я за уши его дирала, только мало.
XLV
Но въ нихъ не видно перемѣны;
Все въ нихъ на старый образецъ:
У тетушки Княжны Елены
4 Все тотъ же тюлевый чепецъ;
Все бѣлится Лукерья Львовна,
Все то же лжетъ Любовь Петровна,
Иванъ Петровичъ также глупъ,
8 Семенъ Петровичъ также скупъ,
У Пелагѣи Николавны
Все тотъ же другъ, мосье Финмушъ,
И тотъ же шпицъ, и тотъ же мужъ;
12 А онъ, все клуба членъ исправный,
Все также смиренъ, также глухъ,
И также ѣстъ и пьетъ за двухъ.
3–10 Тетя Алина (французское уменьшительное от Александры), кузина Полины Лариной, с которой мы уже встречались, и эта тетушка Елена — обе старые девы и, возможно, сестры; обе — из родовитой семьи (это могли быть княжны Щербацкие). Лукерья Львовна, возможно, другая двоюродная бабушка Татьяны. Любовь, Иван и Семен, очевидно — дети одних родителей, их отец — Петр, возможно, отец Дмитрия Ларина. Палагея, или Пелагея, дочь Николая, может быть кузиной либо госпожи Лариной, либо ее покойного мужа; а мосье Финмуш — домашним учителем детей Пелагеи.
12 клуба член исправный. Очевидно, член московского так называемого Английского клуба (который не был ни «английским», ни, строго говоря, вообще «клубом»), знаменитого своей хорошей кухней и игорными столами. В те времена в нем насчитывалось около шестисот членов. Этот московский Английский клуб не следует смешивать со значительно более модным петербургским Английским клубом, основанным 1 марта 1770 г. неким Корнелиусом Гардинером (в русских источниках — Гарнер), английским банкиром, в котором было триста членов.
XLVI
Ихъ дочки Таню обнимаютъ.
Младыя граціи Москвы
4 Татьяну съ ногъ до головы;
Ее находятъ что-то странной,
Провинціяльной и жеманной,
Потомъ, покорствуя природѣ,
Дружатся съ ней, къ себѣ ведутъ,
Цѣлуютъ, нѣжно руки жмутъ,
12 Взбиваютъ кудри ей по модѣ,
И повѣряютъ нараспѣвъ
Сердечны тайны, тайны дѣвъ,
2 Младые грации Москвы. Мелодичнейшая строка.
6 жеманной. Простота постороннего человека может произвести на людей впечатление неестественности.
8 впрочем. Русское слово является в его различных оттенках значения эквивалентом французских «d’ailleurs», «au reste» и «par contre» <«притом», «к тому же», «зато»>.
12 Московская и петербургская мода слепо следовали парижской и лондонской, так что уместно привести следующий отрывок из книги С. Уиллет Каннингтон «Одежда английских женщин в девятнадцатом веке» (Лондон, 1937), с. 95: «В течение всего десятилетия [1820–1830] происходило неизменное увеличение размеров [женской] головы, особенно в ширину. Волосы, вместо того чтобы свисать вертикально вниз локонами вдоль лица [как было модно в 1822 г.], теперь [ок. 1824 г.] взбивались буклями на висках, придавая лицу округлую форму».
XLVII.
Чужія и свои побѣды,
Надежды, шалости, мечты.
Текутъ невинныя бесѣды
4 Съ прикрасой легкой клеветы.
Потомъ, въ отплату лепетанья,
Ея сердечнаго признанья
Умильно требуютъ онѣ.
8 Но Таня, точно какъ во снѣ,
Ихъ рѣчи слышитъ безъ участья,
Не понимаетъ ничего,
И тайну сердца своего,
12 Завѣтный кладъ и слезъ и счастья,
Хранитъ безмолвно между тѣмъ,
И имъ не дѣлится ни съ кѣмъ.
XLVIII
Татьяна вслушаться желаетъ
Въ бесѣды, въ общій разговоръ:
Но всѣхъ въ гостиной занимаетъ
4 Такой безсвязный, пошлый вздоръ,
Все въ нихъ такъ блѣдно, равнодушно;
Они клевещутъ даже скучно;
Въ безплодной сухости рѣчей,
8 Распросовъ, сплетенъ и вѣстей,
Не вспыхнетъ мысли въ цѣлы сутки,
Хоть невзначай, хоть наобумъ;
Не улыбнется томный умъ,
12 Не дрогнетъ сердце хоть для шутки.
И даже глупости смѣшной
Въ тебѣ не встрѣтишь, свѣтъ пустой!
1 вслушаться. Трудный глагол для перевода. Он означает слушать чутким ухом, сосредоточиваться на том, что говорится, прилагать все возможное внимание.
XLIX
Архивны юноши толпою
На Таню чопорно глядятъ,
И про нее между собою
4 Неблагосклонно говорятъ.
Одинъ, какой-то шутъ печальной
Ее находитъ идеальной,
И, прислонившись у дверей,
8 Элегію готовитъ ей.
У скучной тетки Таню встрѣтя,
Къ ней какъ-то В…. подсѣлъ
И душу ей занять успѣлъ.
12 И близъ него ее замѣтя,
Объ ней, поправя свой парикъ,
Освѣдомляется старикъ.
1 Архивны юноши. Прозвище, данное другом Пушкина Соболевским (согласно пушкинскому черновику — МБ 2387 А, л. 22 — критических заметок осени 1830 г.), для обозначения его, Соболевского, коллег — молодых людей из дворянских семейств, получивших теплые местечки в Московском архиве коллегии иностранных дел (см. также коммент. к главе Второй, XXX, 13–14). Пушкинисты делали неуверенные попытки объяснить отношение пушкинских юношей к Татьяне тем, что Архив приютил группу литераторов (таких, как князь Одоевский, Шевырев и Веневитинов), погруженных в туман немецкой идеалистической философии, Пушкину чуждой. Однако в черновике (1–4) Пушкин заставил архивных юношей говорить о «милой деве» с восторгом.
Напомним, что педант и низкопоклонник Молчалин в «Горе от ума» Грибоедова тоже «числился по Архивам» (дейст. III, строка 165) или, как написал английский комментатор «Горя от ума» Д. Ф. Костелло, «состоял на службе в Государственном архиве» (Оксфорд, 1951, с. 177).
Пушкинский зоил — второстепенный поэт Михаил Дмитриев (см. коммент. к XXXVII, 2) — также служил там.
Служба эта была весьма условна; и выбор данного вида гражданского поприща молодыми людьми, не желавшими идти в армию, объяснялся тем, что из всех невоенных учреждений лишь Коллегия иностранных дел (к которой в Москве в то время относились только Архивы) считалась в 1820-е годы достойным местом службы для дворянина.
5 шут печальный. В черновике (2368, л. 31 об.) — «Московских дам поэт печальный», а в зачеркнутых строках — «поэт печальный и журнальный» и «поэт бульварный».
«Шут» имеет много значений; основные из них: придворный шут, клоун, паяц, а также игривый эвфемизм для обозначения «черта» и «домового», породивший (фамильярный и добродушный) эквивалент понятия «негодяй» в разговорной речи пушкинского времени (галлицизм la drôle <чудак>; см. коммент. к XLIX, 10).
10 В[яземский]. Полностью имя написано в черновике (2368, л. 31 об.).
Есть нечто очень привлекательное в том, что Пушкин заставляет своих лучших друзей развлекать своих любимых героев. В главе Первой, XVI, 5–6, Каверин ждет Онегина в модном петербургском ресторане, теперь же Вяземский в Москве своей милой беседой смягчает Танину скуку, доставляя ей впервые, после того как она покинула дорогие ее сердцу леса, минуты удовольствия. Старик в парике, очарованный новой знакомой Вяземского, — это, конечно, не князь N., бывший онегинский приятель-повеса, а теперь толстый генерал, которого вскоре встретит Татьяна, но в некотором роде его предшественник.
Вяземский в письме к жене из Петербурга 23 янв. 1828 г. пишет в связи с опубликованным в «Московском Вестнике» отрывком из этой главы: «Есть описание Москвы Пушкина, не совсем ознаменованное талантами его. Как-то вяло и холодно, хотя, разумеется, есть много и милого. Он, шут, и меня туда ввернул».
Критик Н. Надеждин, рецензируя главу в «Вестнике Европы», 1830, находил, что стиль описания — «истинно Гогартовский».
L
Но тамъ, гдѣ Мельпомены бурной
Протяжный раздается вой,
Гдѣ машетъ мантіей мишурной
4 Она предъ хладною толпой,
Гдѣ Талія тихонько дремлетъ
И плескамъ дружескимъ не внемлетъ,
Гдѣ Терпсихорѣ лишь одной
(Что было также въ прежни лѣты,
Во время ваше и мое)
Не обратились на нее
12 Ни дамъ ревнивые лорнеты,
Ни трубки модныхъ знатоковъ
Изъ ложъ и кресельныхъ рядовъ.
LI
Ее привозятъ и въ Собранье.
Тамъ тѣснота, волненье, жаръ,
Музыки грохотъ, свѣчъ блистанье,
4 Мельканье, вихорь быстрыхъ паръ,
Красавицъ легкіе уборы,
Людьми пестрѣющіе хо́ры,
Невѣстъ обширный полукругъ,
8 Всѣ чувства поражаетъ вдругъ.
Здѣсь кажутъ франты записные
Свое нахальство, свой жилетъ
И невнимательный лорнетъ.
12 Сюда гусары отпускные
Спѣшатъ явиться, прогремѣть,
Блеснуть, плѣнить и улетѣть.
1 Собранье. Вигель так описывает его вид в начале девятнадцатого века; «Записки» (Москва, 1928), I, 116: «Чертог в три яруса, весь белый, весь в колоннах, от яркого освещения весь как в огне горящий… и в конце его, на некотором возвышении, улыбающийся всеобщему веселью мраморный лик Екатерины». Полное название клуба (основанного в 1783 г.) было с 1810 г. — Русское благородное собрание. Он был известен так же, как Дворянский Клуб или Дворянское собрание.
13–14 Спешат явиться… Блеснуть… и улететь. Хорошо известная в поэзии Запада интонация. Ср.: Мур, «Лалла Рук: Огнепоклонники» (5-е изд., Лондон, 1817, с. 184):
На день блеснул он опереньем,
Пленил наш взор и улетел!
LII
У ночи много звѣздъ прелестныхъ,
Красавицъ много на Москвѣ.
Но ярче всѣхъ подругъ небесныхъ
4 Луна въ воздушной синевѣ.
Но та, которую не смѣю
Тревожить лирою моею,
Какъ величавая луна
8 Средь женъ и дѣвъ блеститъ одна.
Съ какою гордостью небесной
Земли касается она!
Какъ нѣгой грудь ея полна!
12 Какъ томенъ взоръ ея чудесной!….
Но полно, полно; перестань:
Ты заплатилъ безумству дань.
1 звезд прелестных. Некоторые понимают это как «распутные звезды» («прелестница» при этом — «падшая женщина», а «падающая звезда» — «прелестная звезда»), но такое понимание притянуто за уши.
1–4 звезд… Луна. Комментаторы видят здесь пародию на «Элегию. Незабвенной»:
…и между юных, милых дев
— ужасное стихотворение Михаила Яковлева в журнале Воейкова «Новости литературы», № 15 (С.-Петербург, 1826), с. 149.
Еще же ранее была «Таврида» (1798) Семена Боброва, процитированная Бродским в комментарии к «ЕО» (1950), с. 274:
О, миловидная Зарема!
Все звезды в севере блестящи,
Все дщери севера прекрасны,
Но ты