или Отречении Короля бобов“ (1772) есть два похожих стиха. Но те, кто желали бы узнать настоящего автора, должны принять во внимание, что тут лишь парафраз присловья, которое связывается с именем кюре д’Этрепиньи в Шампани Жана Мелье, — Вольтер напечатал отрывок из его завещания, впрочем, считающегося апокрифическим, и в этом отрывке читаем: „Мне бы хотелось, — и пусть это будет самым последним, самым пламенным моим желанием, — мне бы хотелось, чтобы последнего короля удавили кишкой последнего попа“». Те же две строки были перефразированы в русском четверостишии примерно 1820 г., которое некоторые приписывают Пушкину, хотя оно, вероятно, принадлежит Баратынскому. Оно ходило в списках с заменой «последнего» царя и попа на «русского»:
Мы добрых граждан позабавим
И у позорного столпа
Кишкой последнего попа
Последнего царя удавим.
4 Madame de Stael. Согласно не вошедшему в окончательный текст отрывку из главы Первой, Онегин в юности из сочинений этой популярной дамы прочел труд о немецкой литературе. Теперь, возможно, он обратился к «Дельфине», которая, как и «Юлия», была среди любимых романов юной Татьяны.
4 Биша. Выдающийся врач, анатом и физиолог Мари Франсуа Ксавье Биша (1771–1802), автор «Физиологических исследований о жизни и смерти» (Париж, 1799; просмотренное мною 3-е изд. — 1805). Он различал в каждом существе два рода жизни: «органическую жизнь», которая определялась асимметричным внутренним строением тела, и «животную жизнь», определяющуюся симметричным внешним строением тела. Онегина мог особенно заинтересовать раздел шестой, трактующий физиологию страстей, — там доказывается, что все страсти оказывают воздействие на функции организма. Биша оставил превосходные страницы о том, как умирает сердце, легкое, мозг; сам он умер в еще более молодом возрасте, чем Пушкин.
4 Тиссо. Симон Андре, а по другим сведениям, Самуель Огюст Андре Тиссо (1728–97), знаменитый швейцарский врач, автор труда «О здоровии литераторов» (Лозанна и Лион, 1768).
Онегин мог бы отметить вот эти два места (с. 31, 91):
«Бывали тираны, которые посылали на смерть философов, ими ненавидимых, однако они не могли их запугать. Не было бы более жестоко с их стороны оставить философам жизнь, но с тем условием, чтобы их угнетал страх, мучающий ипохондриков?»
«Ничто в мире так не споспешествует здоровью, как живость, которую общество поддерживает в нас, но удаление от общества убивает… В уединении рождается мизантропия, это чувство подавленности… это отвращение ко всему…».
Читая Тиссо, Онегин следовал совету Бомарше: «Если… ваш обед оказался невкусным… тогда оставьте моего „Цирюльника“… просмотрите образцовые труды Тиссо о воздержании или же размышляйте о политике, экономике, диете, философии и морали» («Сдержанное письмо о провале и о критике „Севильского цирюльника“», служащее предисловием к пьесе «Севильский цирюльник, или Тщетная предосторожность», «комедии в четырех актах, представленной и провалившейся в театре Французской комедии в Тюильри 23 февраля 1775», напечатана в «Полном собрании сочинений Пьера Огюстена Карона де Бомарше», Париж, 1809, т. 1).
Любопытно, что в маленькой трагедии «Моцарт и Сальери» (написана в 1830 г.) Бомарше у Пушкина дает Сальери, по свидетельству самого Сальери, совершенно иной совет (сц. II, строки 31–35):
… Бомарше
Говаривал мне: «Слушай, брат Сальери,
Как мысли черные к тебе придут,
Откупори шампанского бутылку
Иль перечти «Женитьбу Фигаро».
Некоторые комментаторы упоминают другого Тиссо, совершенно не подходящего в этом контексте, — Пьера Франсуа (1768–1854), автора «Описания войн эпохи Революции вплоть до 1815» (Париж, 1820) и «О латинской поэзии» (Париж, 1821).
5 скептического Беля. Пьер Бейль (1647–1706), французский философ.
Что именно прочел из него Онегин? Возможно, изумительно циничное и неточное изложение, с малопристойными примечаниями, истории Абеляра (ум. 1142) и Элоизы (ум. 1163) в «Историческом и критическом словаре» (Роттердам, 1697; у Пушкина было издание А. Ж. К. Бешо, 1820–24, 16 томов).
6 творенья Фонтенеля. Бернар ле Бовье де Фонтенель (1657–1757), новое издание полного собрания сочинений в 3 томах которого появилось в Париже в 1818 г., мог привлечь Онегина своими «Разговорами о множестве миров» (1686) или, еще скорее, «Рассуждением о терпении» (1687).
Но более вероятно предположить, не забывая тень Ленского и тот беспечный разговор о радостях сельской жизни, который происходит в главе Третьей, I–II, что Онегин выбрал «Пасторальные стихотворения, с приложением трактата о природе эклоги» (1688). Лучшим произведением Фонтенеля остаются, однако, «Диалоги мертвых» (1683), где сквозь поверхностное остроумие и жесткие рационалистические схемы того времени пробивается сильная и ясная мысль.
7–8 Среди русских поэтических произведений, увидевших свет в конце 1824 и начале 1825 г., особо отмечались тогдашней критикой: сборник стихотворений Жуковского; «Бахчисарайский фонтан» Пушкина; отрывки из «Горя от ума» Грибоедова (в «Русской Талии»; см. коммент. к главе Первой, XXI, 5–14).
Кроме того, были хорошие отзывы о «Думах» Рылеева и о стихотворениях Пушкина, Баратынского, Кюхельбекера, Дельвига, Языкова и Козлова в различных журналах.
В литературном альманахе Дельвига «Северные цветы на 1825 год», вышедшем в свет к Рождеству 1824 г., Онегин мог обнаружить фрагмент в четыре строфы (глава Вторая, VII–X), описывающий чистую душу юного идеалиста, чья жизнь была оборвана его рукой четыре года назад (14 янв. 1821 г.).
В последнюю неделю февраля 1825 г., приобретя главу Первую, он, улыбаясь, — не то снисходительно, не то с ностальгией — прочел бы о себе, Каверине, Чаадаеве, Катенине и Истоминой, когда старинный его приятель принимается любовно вспоминать свою безалаберную юную жизнь в 1819–20 гг.
Примерно в ту же пору (начало 1825 г.) он мог бы найти в трех первых номерах «Сына Отечества» за тот год ядовитую критику Булгарина, разбирающего тома X и XI карамзинской «Истории государства Российского» (Булгарин считал, что Карамзин несправедливо изображает царя Бориса Годунова злодеем).
9 альманахи, и журналы. Основными литературными журналами и сборниками, которые именовались альманахами (отличаясь от журналов главным образом тем, что выходили нерегулярно, иногда в качестве «ежегодников», имеющих сходство с антологиями карманного формата), в 1824–25 гг. были «Мнемозина» (изд. Одоевский и Кюхельбекер), «Северные цветы» Дельвига, булгаринское театральное обозрение «Русская Талия» и др. Альманах, который сейчас у меня в руках, — «Полярная звезда», «карманная книжка на 1824-й год для любительниц и любителей российской словесности, изданная А. Бестужевым и К. Рылеевым, С.-Петербург, 322 страницы, с иллюстрациями».
Понятие «альманах», как оно употреблялось в России, обозначая более или менее регулярно выходящие сборники новых литературных произведений, стало общепринятым с выходом в 1796 г. альманаха «Аониды», изданного Карамзиным в подражание знаменитому французскому «Almanach des Muses», который выходил с 1764 по 1833 г. и представлял собой «recueil» <«сборник»> тут же всеми забываемых (хотя было и несколько выдержавших испытание временем) стихотворений.
Среди журналов (литературных обозрений, еженедельников, ежемесячиков, ежеквартальников) в 1824–1825 гг. можно отметить «Вестник Европы», «Новости литературы» и «Сын Отечества». Наибольшим успехом пользовались булгаринская «Северная пчела» и журнал Полевого «Московский телеграф», выходивший раз в две недели. Последний публиковал в 1830 г. неприязненные отзывы о Пушкине (см., например, резкую статью Полевого о главе Седьмой в № 5). В «Северной пчеле» на протяжении 1824–25 гг. Булгарин восхвалял Пушкина, по разным поводам упоминая его стихотворения. Полная перемена тона происходит лишь в 1830 г.; в № 5 за этот год Булгарин, касаясь стихотворения Пушкина «Мая 26, 1828» <«Дар напрасный, дар случайный..»>, все еще признает «гениальное вдохновение» нашего поэта, но уже в № 30 (12 марта 1830 г) Булгарин печатает статейку под заглавием «Анекдот» с грубыми нападками на Пушкина, а вслед за тем яростно набрасывается на главу Седьмую в № 35 (22 марта 1830 г.) и № 39(1 апр. 1830 г.).
Пушкин писал шефу корпуса жандармов генералу Бенкендорфу (граф Александр Бенкендорф, 1783–1844) 24 марта 1830 г. из Москвы: «Г-н Булгарин, утверждающий, что он пользуется некоторым влиянием на вас [Булгарин был политическим агентом], превратился в одного из моих самых яростных врагов из-за одного приписанного им мне критического отзыва…».
Правда, «Литературная газета» Дельвига, в которой главную роль играл Пушкин, напечатала резкие критические разборы двух очень посредственных, но популярных романов Булгарина (нравоучительно-сатирического «Ивана Выжигина», 1086 с., и исторического романа «Димитрий Самозванец», 1551 с.), опубликованных соответственно в марте 1829 г. и в марте 1830 г.; особенно убийственной была неподписанная статья Дельвига («Литературная газета», № 14, 1830), которую Булгарин счел вышедшей из-под пера Пушкина; но особой причиной, спровоцировавшей булгаринские выпады, стала ходившая в списках эпиграмма Пушкина (написана в феврале 1829 г.). Вот она:
Не то беда, что ты поляк:
Костюшко лях, Мицкевич лях!
И тут не вижу я стыда;
Беда, что ты Видок Фиглярин.
Имеется в виду Франсуа Эжен Видок (1775–1857), глава французской тайной полиции, чьи поддельные «Мемуары» пользовались такой огромной популярностью в 1828–29 гг. «Фиглярин» — от «фигляр» («шут»), рифмуется с фамилией адресата эпиграммы.
Булгарин, проявив смелость, напечатал эту эпиграмму без подписи в «Сыне Отечества», XI, 17 (26 апр. 1830 г), с. 303, добавив такое примечание: «В Москве ходит по рукам и пришла сюда [в С.-Петербург] для раздачи любопытствующим эпиграмма одного известного поэта». Булгарин изменил два последних слова, поставив вместо них «Фаддей Булгарин», после чего текст стал звучать как прямое личное оскорбление.
«Анекдот» (с подзаголовком «Из английского журнала») сообщает, в частности:
«Путешественники гневаются на нашу старую Англию (Old England), что чернь в ней невежливо обходится с иноземцами и вместо бранных слов употребляет название иноземного народа [возможно, намек на то, что „bugger“ — педераст — произведено от „Bulgar“ — болгарский]… В просвещенной Франции [где] иноземцы, занимающиеся Словесностью, пользуются особенным уважением туземцев… появился какой-то Французский стихотворец, который, долго морочив публику передразниванием Байрона и Шиллера (хотя не понимал их в подлиннике), наконец упал в общем мнении, от стихов хватился за Критику…».
И далее «Анекдот» рассказывает, что этот наглец очернил благородного писателя германского происхождения, завершая выпад против Пушкина упоминанием о том, что сей «француз»— ничтожный виршеплет, «у которого сердце холодное и немое существо, как устрица», да вдобавок он еще пьяница, доносчик и нечист на руку за карточным столом[80].
12 такие мадригалы. Хотя, как правило, первые большие поэмы Пушкина «Руслан и Людмила», «Кавказский пленник» и «Бахчисарайский фонтан» вызывали восторженные отклики критиков, нашлось несколько непримиримых противников, и среди них озлобленно консервативный Михаил Дмитриев, — в «Вестнике Европы» № 3 (13 февр. 1825 г.) он отказывал Пушкину в настоящем поэтическом даровании, утверждая, что «стихи, которые с таким жаром называют музыкою, для потомства и даже для современников не значат почти ничего».
XXXVI
И что жъ? Глаза его читали,
Но мысли были далеко;
Мечты, желанія, печали
4 Тѣснились въ душу глубоко.
Онъ межъ печатными строками
Читалъ духовными глазами
Другія строки. Въ нихъ-то онъ
8 Былъ совершенно углублёнъ.
То были тайныя преданья
Сердечной, темной старины,
Ни съ чѣмъ несвязанные сны,
12 Угрозы, толки, предсказанья,
Ильдлинной сказки вздоръ живой,
Иль письма дѣвы молодой.
В произведении, автор которого, как правило, прилагает все старания к
