Просто вспомнила. Как-то раз мы катались на гребной лодке, Филлис, Агнеса и я, и нашли бухту, и начали купаться, когда из леса вдруг явился Чарли. И конечно, он не собирался плескаться с нами, а Филлис сказала…
ОФИЦИАНТ: Не желает ли юная леди еще молока?
ЛОЛИТА: Пожалуй, да.
ГУМБЕРТ: Так что сказала Филлис?
ЛОЛИТА: Ничего.
ГУМБЕРТ: А я надеялся услышать еще одну колоритную историю из твоей лагерной жизни.
ЛОЛИТА: Все, больше не будет.
В этом месте они проводят три дня, совершив несколько поездок по окрестностям. Гумберт фотографирует Лолиту среди скал в Дьявольском Крашеном Каньоне — горячие источники, малютки-гейзеры, булькающая грязь, пузырящиеся лужицы. Другая поездка приводит их в Пещеру Рождественской Ели, глубокое сырое место, где Гумберт ёжится от холода и клянет свой путеводитель. Долгая поездка к разочаровывающей цели — выставке домодельных статуэток местной скульпторши — не улучшила Лолитиного настроения. Она делает вид, будто ее тошнит. Они пересекают необыкновенно скудную и скучную пустыню. Вновь появляются лесистые холмы.
Ранчо «Лисий Ручей». Это последний и самый претенциозный мотель на их пути: двухэтажное сооружение очень модного и уродливого типа, стоящее среди железнодорожных путей и автомагистралей, заполненных грузовиками. Контора мотеля ярко освещена. Время — где-то глубоко ночью.
УПРАВЛЯЮЩИЙ: Так-с, всё, что мы можем предложить, — это комнату с двойной кроватью.
Лолита рассматривает сувениры, расставленные на конторской стойке.
ЛОЛИТА (к Гумберту, который занят регистрацией) Я хочу этот ридикюль.
ГУМБЕРТ: Погоди, дорогая.
ГУМБЕРТ: Mais c’est si laid.[78]
ЛОЛИТА: Si laid или не si laid — а я хочу.
ГУМБЕРТ: Ну хорошо, хорошо.
УПРАВЛЯЮЩИЙ: (рассчитываясь с Гумбертом) Пятьдесят и, позвольте взглянуть, три девяносто пять за это. Один серебряный доллар и новенький пятицентовик. Желает ли юная леди свою монограмму на нем?
ЛОЛИТА: Да. Мои инициалы — Д. Г.
УПРАВЛЯЮЩИЙ: Ага. Очень хорошо. Куда мой старик сунул эти инициалы? Папа! Ах, вот же они.
ЛОЛИТА: Д. Г. Долорес Гейз.
В эту минуту Гумберт пишет свое имя на регистрационном бланке. Он уже написал: «Гумберт Г…», но с величайшим самообладанием спохватывается и дописывает «…ейз».
УПРАВЛЯЮЩИЙ: Попроси у своего папы доллар, Долорес. Это как в скороговорке: доллар — Долли, не правда ли?
У входа в «Ранчо». Управляющий показывает Гумберту, куда поставить автомобиль.
Комната. Полы покрыты ковровой тканью, от пола до потолка — венецианские окна; платяной шкаф в нише, ванная выложена кафелем; проносящиеся грузовики и поезда аккомпанируют диалогу.
ГУМБЕРТ: Эта «Гейз» была досадной оговоркой твоего прелестного язычка. Пока мы останавливаемся в гостиницах, ты — запомни — Долорес Гумберт. Оставим «Гейз» для исправительного заведения.
ЛОЛИТА: Говоришь об этой школе в Бердслее?
ГУМБЕРТ: Ты поступишь в очень хорошую частную школу в Бердслее. Но всего одно на ушко сказанное подруге слово, одна минута глупого бахвальства, и я могу отправиться за решетку, а ты — в детское исправительное заведение.
ЛОЛИТА: Кстати, ты сказал «частная». Это что, школа для девочек?
ГУМБЕРТ: Да.
ЛОЛИТА: В таком случае, я там учиться не стану. Я хочу учиться в нормальной школе.
ГУМБЕРТ: Не будем ссориться и препираться сегодня. Я измотан. Нам надо будет отправляться в дорогу рано утром. Прошу тебя, Долли Гумберт.
ЛОЛИТА: Ненавижу твое имя. Это клоунское имя: Хамлет Хамберт. Омлет Гамбургович.
ГУМБЕРТ: Или просто «Гамлет». Могу предположить, что меня ты ненавидишь даже больше, чем мое имя. Ах, Лолита, если бы ты знала, что ты делаешь со мной. Когда-нибудь ты пожалеешь об этом.
ЛОЛИТА: Пожалуйста, можешь валять дурака сколько хочешь.
ГУМБЕРТ: Ну хорошо, давай-ка попробуем совладать с этими жалюзи. С этими венецианскими окнами. Война с Венецией. Не могу справиться с этими планками.
ЛОЛИТА: Я не слушаю, что ты там бормочешь.
ГУМБЕРТ: Жаль. Это наша последняя ночь в пути. Интересно, какой дом для нас подыскали в Бердслее. Надеюсь, он будет кирпичный, увитый плющом.
ЛОЛИТА: Мне все равно.
ГУМБЕРТ: Но неужели тебе не кажется, что это было волшебное путешествие? Скажи, что тебе больше-всего понравилось? Думаю, вчерашний каньон, а? Я никогда не видывал таких радужных скал.
ЛОЛИТА: А по мне так радужные скалы омерзительны.
ГУМБЕРТ: (имитируя добродушный смешок) Пусть будет по-твоему.
Она снимает ботинки. Ее движения сонно-замедленны.
ЛОЛИТА: Я хочу пить.
ГУМБЕРТ: Там есть лед в кувшине.
Звяканье.
ЛОЛИТА: (невнятно) Я хочу газированную воду.
ГУМБЕРТ: Хочешь, я принесу тебе бутылку из автомата?
Лолита зевает и кивает.
ГУМБЕРТ: Виноградной? Вишневой?
ЛОЛИТА: Вишневой. Нет, возьми виноградной.
Зевает.
Просторный внутренний двор, залитое неоном безлюдное пространство. Гумберт бредет к автомату с напитками, что стоит перед входом в отельную контору. Монета. Бутылка. Повторение фокуса. Он откупоривает обе бутылки.
ГОЛОС ПОЖИЛОГО МУЖЧИНЫ: У миссис жажда?
Это глуховатый пожилой отец управляющего мотелем; он сидит и курит в темноте.
ГУМБЕРТ: Прошу прощения?
СТАРИК: Женщин частенько мучит жажда.
ГУМБЕРТ: Это моя дочь…
СТАРИК: Как вы сказали?
ГУМБЕРТ: …захотела воды.
СТАРИК: Нет, спасибо, очень мило с вашей стороны.
ГУМБЕРТ: (после короткой паузы) Что ж, спокойной ночи.
СТАРИК: Вот и моя жена была такой же — но она предпочитала пиво.
Смешок, шамканье, кашель во тьме.
Гумберт возвращается в номер, неся две бутылки. Подходит к двери. У него нет ключа. Только он поднял руку, чтобы постучать в дверь, как где-то в соседнем номере звонит телефон, и на мгновение тень прошлого, сочетание памятных деталей налагается на настоящее («…лучше прийти поскорее…»). Гумберт тихонько стучит в дверь. Нет ответа.
ГУМБЕРТ: (не слишком громко зовет) Лолита!
Нет ответа. Он опять стучит, затем вглядывается в темноту комнаты сквозь прорези жалюзи. Комнату слабо освещает ночник. Лолита, полураздетая, лежит навзничь на постели, погруженная в сон.
Дело безнадежно. Гумберт не решается позвать управляющего, чтобы тот открыл дверь своим ключом: нимфетка спит в таком виде, который не слишком подобает ребенку.
Гумберт с открытым ртом спит в автомобиле. Рассвет. Из мотельной комнаты один за другим появляются члены большой семьи — сонные дети, сумка-холодильник, разрешенный для проживания пёс, детская кроватка — и заполняют многоместный автомобиль-фургон, пестрящий рекламными наклейками различных курортов и природных красот: иллюстрированное послесловие гумбертовского медового месяца. Кто-то из детей включает в автомобиле радиоприемник.
АКТ III
Бердслейская школа. Частная школа для девочек, штат Айдахо. Солнечный весенний день. Во всех вазах ветки с сережками. Мы находимся в комнате для занятий музыкой. Здесь же проходят уроки драмы. Несколько девочек, включая Лолиту, по большей части одетые в спортивные костюмы, некоторые босые, сидят кружком, некоторые на полу. Мисс Корморант, худощавая блеклая лесбиянка, рассказывает им о пьесе, которую они собираются сыграть на Весеннем фестивале искусств.
МИСС КОРМОРАНТ: Для нашего Весеннего фестиваля, который пройдет в следующем месяце, мы поставим пьесу Клэра Куильти. Когда я преподавала в Ониксе, мистер Ку, как мы его называли, иногда приезжал из Брайсланда режиссировать танцевальную пантомиму. Девочки обожали его. Как-то он рассказал мне, как ему вместе со знаменитым художником, покойным Льюисом Раскином, предложили написать пьесу для детей. Потом мистер Куильти опубликовал ее под названием «Зачарованные Охотники». Вот эту пьесу мы и поставим. Чему ты смеешься, Лолита? Я сказала что-то смешное?
ЛОЛИТА: Нет, мисс Корморант.
МИСС КОРМОРАНТ: Эта пьеса — очаровательная фантазия. Несколько охотников заблудились в лесу, где странная девочка, которую они повстречали, погружает их в нечто вроде транса. Они соотносятся с мифическими существами. Конечно, потом оказывается, что эта девочка — учащаяся расположенного неподалеку Института Сверхчувственных знаний, и все кончается вполне правдоподобно. Мистер Куильти в конце месяца будет выступать с лекцией в Бердслейском колледже, и я не сомневаюсь, что он поможет нам поставить эту пьесу.
Бердслейский колледж (заведение с совместным обучением, в котором преподает Гумберт Гумберт). Сережки, стоявшие в первой сцене в бутонах, теперь распустились. Пронзительный звон разносится по всем коридорам. Студенты выходят из класса, где Гумберт собирает свои лекционные записки.
Мисс Щатски, очень неопрятная молодая женщина в бесформенном свитере, говорит с ним.
ГУМБЕРТ: Да, я понимаю, что вы хотите сказать, мисс Шатски.
МИСС ШАТСКИ: Я бы еще хотела расспросить вас о других любовных связях По. Не думаете ли вы, что…
Длинный коридор колледжа с дрожащими лучами солнца вдалеке. Гумберт проходит его до конца, направляясь к выходу. На пробковой доске, висящей на стене, он мимоходом читает различные объявления:
МИСС ЭММА КИНГ, УРОКИ ФОРТЕПИАНО.
ВЕСНА НАСТУПИЛА — СКАЖИТЕ ЭТО, ВРУЧАЯ НАРЦИССЫ ОТ АДЕЛЬ (ЦВЕТОЧНАЯ ЛАВКА КАМПУСА).
НАЙДЕН ЖЕНСКИЙ КОЖАНЫЙ РЕМЕНЬ.
ПЯТНИЦА, 20:00, ГЛАВНЫЙ ЛЕКЦИОННЫЙ ЗАЛ. ИЗВЕСТНЫЙ ДРАМАТУРГ КЛЭР КУИЛЬТИ ВЫСТУПИТ С ЛЕКЦИЕЙ «ЛЮБОВЬ К ИСКУССТВУ».
Кампус. Гумберт пересекает просторную лужайку, направляясь к автомобильной стоянке; несколько человек выходят из библиотеки. Преподаватель английского и двое студентов устроили знаменитому гостю, Куильти, и его неизменной спутнице, Вивиан Даркблум, небольшой тур по книгохранилищу. Вивиан — элегантная, коротко стриженная, длинноногая леди в дивно сшитом костюме; у нее выразительные экзотичные черты лица, несколько подпорченные грубостью кожи. Следующая сцена проходит при сильном весеннем ветре, продувающем кампус насквозь.
ПРЕПОДАВАТЕЛЬ: (к Куильти) На будущей неделе Департамент антропологии проведет необычную выставку в отделе редкой книги. Они покажут несколько ковров и, кажется, икон, которые профессор и миссис Брукс вывезли из Москвы.
КУИЛЬТИ: Очаровательно.
ПРЕПОДАВАТЕЛЬ: (заметив проходящего мимо Гумберта) А, профессор Гумберт!
Гумберт останавливается.
ПРЕПОДАВАТЕЛЬ: Мистер Куильти, это профессор Гумберт, наш приглашенный лектор на кафедре сравнительного литературоведения.
КУИЛЬТИ: Мне кажется, мы не были представлены друг другу. Или были? Видел вас пару раз в Рамздэле и где-то еще. Приятные моменты.
Он мурлычет себе что-то под нос и ухмыляется.
ВИВИАН ДАРКБЛУМ: (очень отчетливо) А я Вивиан Даркблум.
КУИЛЬТИ: (его галстук и редкие волосы треплет ветер) Моя соавтор, моя вечерняя тень. Ее имя звучит как анаграмма. Но она настоящая женщина, или, во всяком случае, реальная. Ты на дюйм выше меня ростом, не так ли, дорогуша?
ВИВИАН: (наводя свою бриллиантовую улыбку на Гумберта) Моя племянница, Мона, учится с вашей дочкой в Бердслейской школе.
ГУМБЕРТ: С моей падчерицей.
КУИЛЬТИ: (обращаясь к преподавателю и двум студентам) Знаете, что первым делом мне обычно говорят люди, когда я знакомлюсь с ними? Это как они любят или попросту обожают мою телевизионную «Нимфетку».
ГУМБЕРТ: Я что-то смутно припоминаю…
КУИЛЬТИ: Браво! Я порой себя спрашиваю, что, строго говоря, является более смутным — смутное воспоминание или смутное предчувствие? (К Вивиан.) Это вопрос философского порядка, дорогуша, не для твоих прелестных ушек. Призраки прошлого или фантомы будущего — что мы выберем?
ГУМБЕРТ: Некоторые из моих лучших друзей фантомы.
КУИЛЬТИ: У вас есть чувство юмора, признаю. Но какой ветер! Quel vent! Хорошо, что не надел свой парик. Хотите папиросу?
Гумберт отказывается.
КУИЛЬТИ: Я обязан курить только «Дромки», но это другие. Это сигареты очень редкого испанского сорта, специально для меня изготовленные, для удовлетворения моих неотложных нужд.
(Сотрясается в омерзительном хихиканье.)
И всегда у вас здесь так дует?
В это время по зыблющейся лужайке приближаются фотограф и репортер, ведомые преподавателем, у которого на голове львиная шевелюра.
ПРЕПОДАВАТЕЛЬ С ШЕВЕЛЮРОЙ: Мистер Куильти, городская газета желает поместить вашу фотографию.
РЕПОРТЕР: Как долго вы пробудете в Бердслее?
КУИЛЬТИ: Ах, не знаю. Неделю. Может быть, дольше.
РЕПОРТЕР: Вы продолжаете свою поездку с Восточного побережья в Аризону, так?
КУИЛЬТИ: Да. У меня
