и захлопывает дверцу.
ПЁС: (равнодушно) Гуф.
Гумберт нажимает кнопку звонка, не вынимая другую руку из кармана штанов.
ПЁС: Гуф. Гуф.
Порывистое приближение, шарканье — дверь распахивается — и в проеме стоит Лолита. В очках. По-новому высоко зачесаны волосы, открыты уши. Она откровенно брюхата. Бледные руки и шея обнажены. Но ни бесформенное платье для беременных, ни замызганные войлочные шлепанцы не могут скрыть ее Боттичеллевой прелести.
ЛОЛИТА: (после паузы выдыхает со всей полнотой изумления и радушия) Господи!
ГУМБЕРТ: (каркающим голосом) Муж дома?
ЛОЛИТА: Входи.
Она распластывается, прижавшись к двери, чтобы дать ему пройти.
ЛОЛИТА: (к собаке) О нет, ты останешься снаружи.
Тесная, обшарпанная, скудно обставленная гостиная с супружеской кроватью, притворяющейся диваном. Издавая маленькие вопросительные звуки, Лолита проделывает знакомые яванские жесты кистями рук, предлагая своему гостю выбрать между диваном и качалкой. Он выбирает последнее.
ЛОЛИТА: Дик с приятелем чинит заднее крыльцо. Я позову его.
Она выходит. «Дик!» Дик с приятелем вваливаются в комнату. Гумберт вытаскивает свою пустую руку из кармана штанов. Какое разочарование!
ЛОЛИТА: (звонким, напряженным голосом) Дик, это мой отчим, профессор Гумберт.
ЛОЛИТА: (к Гумберту) Дик очень плохо слышит. Говори, пожалуйста, громче. А это наш добрый сосед, Билль Крэст.
БИЛЛЬ: Рад познакомиться, профессор.
ЛОЛИТА: Такая встреча! Я пойду приготовлю что-нибудь.
БИЛЛЬ: Я помогу тебе, Долли.
Уходят. Гумберт сидит в качалке, Дик на краю дивана. На нем рабочий комбинезон, у него черный ежик и приятное, мальчишеского типа лицо. Не хватает только регулярного бритья и слухового аппарата.
ДИК: Это большой сюрприз, профессор. Надеюсь, вы останетесь погостить. Вы можете занять этот диван.
Гумберт качает головой.
ДИК: Никаких неудобств. Мы будем спать на запасном матрасе на кухне.
ГУМБЕРТ: У меня лекционное турне…
Лолита и Билль возвращаются.
ЛОЛИТА: (очень громко) У него лекционное турне. Он заехал к нам по пути. Я написала ему, чтобы он нас навестил.
ДИК: (кивая с мудрым видом) Понимаю, понимаю.
Пауза. Громко глотая, Дик и Билль пьют пиво. Никто не знает, что сказать. Лолита жадно хрустит чипсами. Билль подает Дику знак.
ДИК: Ну что ж…
(Хлопает себя по коленям и встает.)
Полагаю, вам есть много о чем поговорить. Пойдем, Билль. Продолжим работу.
(К Лолите.)
Просто позови меня, дорогая, когда я понадоблюсь.
ГУМБЕРТ: Это не тот, который мне нужен.
ЛОЛИТА: Какой — тот?
ГУМБЕРТ: Ты прекрасно знаешь. Где этот мерзавец, с которым ты сбежала?
ЛОЛИТА: (склонив голову набок и тряся ею в этом положении) Слушай, ты не будешь начинать все это снова.
ГУМБЕРТ: Очень даже буду. Три года — все эти три года — я не переставал искать его. Кто он? Где он?
ЛОЛИТА: Мне не стоило писать тебе. Это была большая ошибка. Теперь ты все испортишь.
ГУМБЕРТ: Может, твой муж сообщит мне необходимые сведения?
ЛОЛИТА: (вспыхнув и ощетинившись) Не трогай Дика! Понятно? Оставь моего бедного Дика в покое. Он ничего не знает о всей этой истории. Он думает, что я родилась в знатной семье и убежала из дому ради того, чтобы мыть посуду в трактире. Зачем осложнять и без того трудное положение, зачем разгребать всю эту грязь?
ГУМБЕРТ: Будь благоразумной девочкой — если ты рассчитываешь на мою помощь. Ну-ка, его имя!
ЛОЛИТА: (повернувшись, роется на захламленном столике) Я думала, ты давно угадал…
(С лукавой и грустной улыбкой.)
Это было такое сенсационное имя. Ты бы не поверил… Я сама едва могу поверить — и теперь никого нет, кому бы я могла похвастать.
ГУМБЕРТ: Пожалуйста, его имя.
ЛОЛИТА: Оставь этот разговор. Это не так уже важно. Хочешь папиросу?
ГУМБЕРТ: Нет. Его имя.
ЛОЛИТА: (закуривает и решительно качает головой) Уже поздно устраивать скандал.
ГУМБЕРТ: Хорошо. Боюсь, мне пора. Привет мужу. Приятно было повидать тебя.
ЛОЛИТА: Ах, это так глупо настаивать. Мне, право, не стоит его называть. Но с другой стороны — ты действительно так хочешь знать, кто это был? Так вот, это был…
Тихонько, конфиденциально, высоко подняв узкие брови и выпятив запекшиеся губы, со светскими нотками, не без нежности, иронично и как бы издавая приглушенный свист, она произносит имя:
ЛОЛИТА: Куильти.
Гумберт изумленно глядит на нее.
ЛОЛИТА: Да, Клэр Куильти, драматург. Ах, да ты ведь тысячу раз видел его лицо на папиросных рекламах. И он был в той милой гостинице в Брайсланде — помнишь? И он написал ту пьесу, которую мы исполняли в Бердслейской школе. Он приходил на репетиции. А потом преследовал наш автомобиль, как ненормальный. Ты знаешь, что такое «циник»? Вот это он и есть: лысый, хохочущий циник. Да, это он. Клэр Куильти. Единственный мужчина, которого я безумно любила.
ГУМБЕРТ: А Дик?
ЛОЛИТА: Ах, Дик — чудный. Полное супружеское счастье и все такое. Но я совсем не это имею в виду.
ГУМБЕРТ: А я? Я, конечно, не в счет?
Некоторое время она смотрит на него, будто пытаясь осознать довольно нудный и неудобный факт, что Гумберт был ее любовником. Этот бедненький роман отвергается ею, как скучный вечер в гостях, как в пасмурный день пикник, как тоскливая дождевая капля.
Он убирает свое колено от радиуса действия ее тычка — одного из новоприобретенных жестов.
ЛОЛИТА: Не говори глупостей. Что прошло, то прошло. Ты, в общем, был хорошим отчимом.
ГУМБЕРТ: Где он сейчас?
ЛОЛИТА: Клэр Куильти? Да какое это имеет значение? Думаю, в Паркингтоне. У него там дом, настоящий старый замок.
(Роется в стопке журналов на нижней полке стола.)
Где-то была его фотография.
(Вытягивает затертую книжку журнала «Взгляд».)
Ага, вот где.
Своими тонкими руками она открывает журнал, показывая фотографию «Замка Ужаса», того самого, который появляется в первом кадре Пролога. С глубоким вздохом она изрекает:
ЛОЛИТА: Жизнь — серия бешеных комических номеров. Если бы романист описал мою судьбу, ему бы никто не поверил.
Она направляет в камин стрелу папиросы, быстро постукивая по ней указательным пальцем, совершенно как это делала ее мать. Курение строго воспрещалось в царствование Гумберта Грозного.
ГУМБЕРТ: Нет. Не думаю. Итак, вернемся к делу. В Бердслее ты, значит, предала меня.
ЛОЛИТА: Предала? Нет. Вообще-то Ку — знаешь, его все звали Ку — относился к тебе с пониманием и сочувствием. Много лет назад, только никому не рассказывай, у него были неприятности с полицией из-за жалобы одной маленькой девочки. Видишь, вы были из одного теста. О, он знал о нас с тобой всё, катался со смеху, слушая меня.
Она улыбается, выдыхает дым, качает головой, бросает папиросу.
ЛОЛИТА: Он, знаешь, видел насквозь, всё и всех. Он не был как ты или я, а был гений. Он придерживался восточной философии жизни. Он верил в Жизнь. Ах, он был замечательный человек. Забавно, я рассказываю о нем в прошедшем времени, как будто мы все умерли.
ГУМБЕРТ: Куда именно он отвез тебя, когда ты с ним сбежала?
ЛОЛИТА: Да, это было ужасно гадко с моей стороны, признаю. Он повез меня на шикарное ранчо рядом с Эльфинстоном. Ранчо «Дук-Дук». Глупое название.
ГУМБЕРТ: Куда именно? По какому шоссе?
ЛОЛИТА: Никакого шоссе — пыльная дорога, ведущая вверх, на небольшую гору. Но это, вообще, теперь все равно, так как ранчо больше не существует. А жаль, потому что это было что-то особенное. Ты представить себе не можешь феноменальную роскошь этого ранчо — там было всё, ну просто всё, даже собственный водопад внутри дома. Знаешь, когда мы с Ку приехали, нам устроили нечто вроде коронации.
ГУМБЕРТ: Кто устроил? Там были и другие люди?
ЛОЛИТА: Ах, просто куча буйных мальчишек и пара старых толстых нудистов. И поначалу все шло просто отлично. Я была кем-то вроде принцессы, и Ку обещал отвезти меня в Голливуд и сделать из меня звезду экрана и все такое. Но до этого так и не дошло. А вместо того я должна была с остальными Бог знает что проделывать для съемок грязных фильмов, пока Ку неизвестно где пропадал. Когда он вернулся, я сказала ему, что мне нужен только он, а не эта толпа извращенцев. Был скандал, и он вышвырнул меня. Вот и всё.
ГУМБЕРТ: Ты могла вернуться ко мне.
ЛОЛИТА: (улыбка, пожиманье плечами) Ах, не знаю… Ты бы убил меня. И к тому же я была уже взрослой, сама могла о себе позаботиться. Так что я была горничной в мотелях и мыла посуду в пришоссейных ресторанах. Потом поняла, что больше не могу, и попробовала вернуться на ранчо. Но оно просто не существовало больше, сгорело дотла. Так странно.
(Задумчиво затягивается папиросой.)
Ну вот, потом я опять работала в закусочных, и однажды Дик подвез меня. Мы оба были одиноки, и так все у нас началось.
Она прикрывает глаза, откидываясь назад, на подушку дивана, выставляет живот и опускает одну байковую ножку на пол.
«Я знал теперь все, что мне нужно было знать. В мои намерения не входило терзать мою милочку. Где-то за лачугой радио запело после трудового дня о безумной, обреченной любви, и вот она была передо мной, уже потрепанная, с уже не детскими вспухшими жилами на узких руках, вот она полулежала передо мной, моя Лолита, безнадежно увядшая в семнадцать лет, — и я глядел, и не мог наглядеться, и знал, что я люблю ее больше всего, что когда-либо видел или мог вообразить на этом свете, или о чем мечтал… От нее оставалось лишь листопадное эхо моей нимфетки — но, слава Богу, я боготворил не только эхо. Я любил мою Лолиту, эту Лолиту, бледную и оскверненную, с чужим ребенком под сердцем, но все еще сероглазую, все еще с сурмянистыми ресницами, все еще русую и миндальную, все еще Карменситу, все еще мою, мою… Changeons de vie, ma Carmen, allons vivre quelque part où nous ne serons jamais séparés [цитата из повести Меримэ][90], все равно, даже если эти ее глаза потускнеют до рыбьей близорукости и сосцы набухнут и потрескаются, — даже тогда я все еще буду с ума сходить от нежности при одном виде твоего дорогого осунувшегося лица, при одном звуке твоего гортанного молодого голоса, моя Лолита».
ГУМБЕРТ: Лолита, это, может быть, бессмысленно и бесполезно, но я должен это сказать. Жизнь весьма коротка. Отсюда до старого автомобиля двадцать пять шагов. Сделай эти двадцать пять шагов. Сейчас. Прямо сейчас. Как есть. Взяв с собой эту тарелку с арахисом. И будем жить-поживать до скончанья века.
ЛОЛИТА: Ты хочешь сказать, что дашь нам немного денег, только если? Только если я пересплю с тобой в гостинице? Ты это хочешь сказать?
ГУМБЕРТ: Нет, нет. Ты меня превратно поняла. Я хочу, чтобы ты покинула своего случайного Дика и эту страшную дыру и переехала ко мне — жить со мной, умереть со мной, всё, всё со мной, навсегда…
ЛОЛИТА: (по-детски гримасничая) Ты ненормальный.
ГУМБЕРТ: Обдумай, Лолита. Я буду ждать сколько угодно, если ты решишь обдумать. Ничего не изменится. Кроме того только… что жизнь будет сохранена. Во всяком случае,
