– что-нибудь, – можно было бы квартирой пожертвовать), то советы ее стали смутнее. Она любит видеть человека перед собой, под рукой у нее, загадывать вперед не склонна, но я думаю, что если действительно решимся и переедем сюда осенью, то она поможет. Она еще советует мне одному застрять на три месяца здесь, с обещанием найти мне кров, но (не говоря уже о том, что мне боязно и не очень даже приятно на нее положиться – ее холодные глаза и сахарный голосок меня бесят невыносимо) это, конечно, дичь – без тебя жить не могу. Эта последняя, сегодня начинающаяся неделя мучительна, хочу домой, в свои угол, энергия моя сякнет, я дико устал, не могу больше. Единственно, что все бы действительно исправило, это получение Leeds’a (вчера, пока меня не было, у Саблиных был Pares и определенно сказал ему, что если паче чаяния – пэрского чаяния, которому Глеб опостылел вконец – так прямо и объяснил, – Глеб получит, а не я лидское место, то я, конечно, получу лондонское (это не вяжется с предположением Елизаветы Гилль по поводу Morrisson). Я у Pares’a послезавтра. Очень неудачно, что он к Евг. Басил, пришел ненароком и меня не было. Ответы на два твоих вопросика: 1) да, – Гилль берет устроить кэмбриджскую лекцию, – и я тебя прихвачу; 2) дочка Губского большая, полная, краснощекая девица с несколько пустыми глазами, как бывает у девиц ее типа.

Вечер провел вчера с Саблиными. Она мне преспокойно сказала, сколько оставить прислуге: 10 ш. Jeeves’y 5 горничной и 5 кухарке, а так как единственный способ приехать с чемоданом и большой коробкой (Букин автомобиль) от них сюда – это взять такси, то сегодняшнее утро (плюс завтрак, который сейчас съем) обошлось мне в 25 шиллингов, после чего, как я уже писал, остается у меня 30 фунт, и несколько шилл.

После завтра(ка) поделаю Пр>иэля (все не могу кончить, – а к вечеру так устаю, что даже не могу читать газету), в 5.30 буду у баронессы, а в 8 у Геллеров. No, – emphatically, Em not a man about town. В июне поедем в горы. Вот.

Целую тебя, мое счастье, и ТЕБЯ ТОЖЕ ЦЕЛУЮ, МИТЕНЬКА МОЙ. СПАСИБО ЗА МИЛЕЙШИЙ РИСУНОК!

В.

Не забудь отказаться от квартиры при въезде, а?

242. 18 апреля 1939 г.

Лондон – Париж, рю ле Мору а, 31,

отель «Роял Версаль»

6 ч. 18 – IV

Душенька моя, пишу тебе по пути домой, из почтамта, ибо так запарился, что если отложу до дому, то уже не выйду. Вчера днем был у баронессы – ничего нового, читают. Обедал у Геллеров, там встретился с Мишей Любрж., все они чрезвычайно энергично принялись за мою судьбу, у них «громадные связи» и т. д. Завтра Геллер должен мне звонить об определенном ходе, предпринятом для Leeds. Какое перо… Сегодня завтракал с Серг. Родз. – там тоже «читают». Оттуда поехал в City, передал Осе для тебя 25 фунтов и был у Spurrier (Long), который оказался жеманным восковым молодым красавцем. Кажется, удастся продать «Защиту Л.», т. е. мы уже говорили об авансе, – 60 ф. (перевод включен, мой). Обещают это разрешить вскоре. Авансы мои не покрыты. Сейчас иду домой, буду обедать с Осей, который живет в том же доме, как и я, очень был удивлен. Рано лягу, истомлен. Целую тебя, моя обожаемая; кажется, еще никогда так не скучал по тебе. Завтра тоже трудный день.

МИТЕНЬКУ МОЕГО ОБНИМАЮ.

В.

243. 19 апреля 1939 г.

Лондон, Гров-энд-Гарденс —

Париж, рю ле Мору а, 31, отель «Роял Версаль»

19 —IV

5 часов

Любовь моя, получил оба твоих письма, адресованных сюда прямо и через Саблиных. Все в порядке, пиши прямо сюда мне, без c/o Zetlin. 47 – это номер моих апартаментов, и швейцар уже хорошо меня знает.

Теперь так: я предчувствую, что мне не управиться с делами за эту неделю. Я жалею, что условился с Лурье ехать на автомобиле, – отказаться теперь ужасно неловко (он уже заказал место на пароходе, да и вообще не предпринял бы автомобильное путешествие с женой и мной, если бы не желание из этого сделать «а treat», мне, себе, жене, – а поехал бы один поездом). С другой же стороны, они возвращаются, на автомобиле же, через неделю и опять-таки предлагают меня взять с собой. Другими словами, мне ничего не будет стоить (кроме новой визы) эта отлучка отсюда. Впрочем, я тебе сперва напишу о моих сегодняшних делах, чтобы было яснее:

Утром звонил Любржинский, а потом Вера Геллер о том, что: 1) будут нажимать через связи на Leeds, 2) Ева через обширных родственников мужа пытается временно устроить мне русскую учебу в военном или морском заведении, 3) нажимают на Dennison Ross’a – с племянником которого я, оказывается, был очень дружен в Trinity, – я совсем забыл! И наконец, 4) М. Любржинский предлагает мне помочь денежно, если я здесь останусь. Вообще, все мне говорят, что за две-три недели ничего нельзя сделать, а нужно тут засесть. Поехал за твоим письмецом к Саблиным, а потом завтракал с Коноваловым. Ничего нового он мне не сообщил и ничего не может сделать с бумагами. Оттуда я пошел к Sir Bernard. При мне он продиктовал письмо в Leeds (в котором между прочим говорится, что «If G. Struve leaves his post here, it shall be offered to Nabokoff») о том, что посылает им мои бумаги. Бумаги были вложены, и письмо ушло. Он был чрезвычайно приветлив, я сидел у него больше часу. Кроме того, на всякий случай он мне дал – тоже великолепное – рекомендательное письмо к одной из «шишек» Чикагского университета, Professor Samuel N. Harper, находящемуся сейчас здесь. (П)о дороге к Губскому, у которого обедаю (с какой-то писательницей Beau-sobre), занесу это письмо в его гостиницу.

Меня страшно нервит, что придется вернуться в Париж, не доделав дел, т. е. не дождавшись разрешения лидского вопроса, а вместе с тем я не могу жить дольше без вас.

Да, переехать в Лондон нужно непременно: откажись от квартиры и забери залог. Буду теперь хлопотать насчет виз – не у Будберг, а у тех же Lutyens (Ева в один день устроила брату службу у Sir Alfred Mond’a), но поговорю и с Саблиными, и с Губскими.

Charwoman была. Послезавтра зайду к Винаверу. Маму перевели в III класс больницы, положение все то же… Поскорее вышли деньги – а то там 5000 долгу. Румыну написал и старику. Осоргин прав: слишком мало ходов, чтобы ферзю было некуда отступить… Надо ехать, шесть часов. Обожаю тебя свыше меры и слов.

В.

244. 20 апреля 1939 г.

Лондон – Париж, рю ле Мору а, 31,

отель «Роял Версаль»

12.30

Любовь моя дорогая, вчера обедал у Губских (очень милые) с недавно бежавшей из России дамой, проделавшей много тюрьм (Beausobre). Сегодня утром в 10.30 был у Sir Dennison Ross, написавшего) обо мне в Leeds своему кузену, профессор(у) воет, язык. Теперь уж все на мази. Завтра или послезавтра буду у Гамса насчет виз. Сейчас иду завтракать (пишу тебе из почтамта по дороге) к Miss Curran (Secretary of Hist. Soc.), которая тоже pulls strings. Затем пью чай на Pic(c)adilly с Гринбергом, а обедаю у Гальперна. Завтра читаю куски из «Sebastian» у Harris’ов. Прелестная солнечная погода, все блестит и отражается. Синие таксомоторы, проезжая мимо красных автобусов, становятся на мгновение фиолетовыми. Ross был очарователен. Выезжаю в воскресение утром, в 6.30, так что к восьми, думаю, буду в Париже. Я люблю тебя. В общем, несмотря на то, что конкретного еще ничего нет, the outlook во всех отношениях looks hopeful – и Leeds или no Leeds, но мы к осени сюда переедем. Мне же, вероятно, придется вернуться сюда через неделю, с Лурье. Целую тебя, моя душенька.

И ТЕБЯ, МОИ СЕЛЬТАКАТЬ, ЦЕЛУЮ.

В.

245. 21 апреля 1939 г.

Лондон, Гр о в-энд-Гардене – Париж, рю Буало, 59

21 – IV _39

4.30

Любовь меня[142], сегодня совсем трагическое письмо из Праги, у мамы нарыв в легком, ее перевели в отдел тяжелобольных, где она делит комнату с умирающей. Денег ни гроша, Саблинские еще не могли прийти, а как насчет твоей высылки из Парижа? Мучительно, мучительно, что нельзя поторопить. Совершенно не знаю, что сделать! Соломон предлагала одну комбинацию, поговорю еще с ней. Письмо Е. К. вконец отчаянное. Ужасно…

У меня сегодня рекордный день в смысле всяких дел. Вчера завтракал в Historical Society с очень любезной его секретаршей, в hall’e какого-то баснословного века, пригласил ее на мое сегодняшнее чтение. Оттуда отправился на Пикадилли, где пил чай с Гринбергом. Он очень трогателен, предложил мне, смущаясь, «фунтов десять», я ответил, что при случае у него займу, долгосрочно. Затем поехал домой и выбрал, что читать, первые три главы из «Sebastian». Люблю тебя. Послезавтра! Затем поехал обедать к Гальперну, не очень приятненькому, осторожно двигающемуся, чтобы не просыпать себя, которым он полон. Все это громадные концы на громадных автобусах. Сегодня в десять утра был у Prof. S. N. Harper (занимающего в Чикаго такое же – но еще более властительное – место, как Pares здесь). Он оказался большой упругой душкой и сказал, что с первого июля (запомни дату) будут шансы меня устроить в Чикаго, к этому сроку он просит м(еня) прислать ему мои бумаги. Послезавтра он едет в Россию. У него работает Parry. Словом, и тут есть надежда. От него помчался – пришлось взять такси – к Винаверу. Совершенно не изменившему(ся) за 20 лет! Мы очень дружески с ним потолковали, он одобрил все мои действия и обещал поговорить с Трофимовым (русским лектором в Манчестере), чтобы тот дал «удар плеча» в Leeds’e. Кроме того, он по моей просьбе написал ко мне письмо (оно придет на rue Boileau) «с предложением приехать читать в Манчестере». Я это попросил, чтобы получить визу сюда, ибо вижу, что, несомненно, придется вернуться с Лурье. Комитет (выбирающих кандидатов и т. д.) собирается только в конце будущей недели, и за этим, надеюсь, последует вызов в Leeds на interview, на котором задают тебе всякие самые неожиданные вопросы (what are your hobbies, напр.) Затем поехал завтракать к Саблиным. Если получу какое-нибудь место в Англии (между прочим, намечаются еще ваканции), то с визой нам никаких трудностей не будет. Во всяком случае (т. е. для того, чтобы просто перебраться сюда к осени, на ура) я еще повидаю Гамса, – к которому вчера и сегодня безнадежно звонил,