Скачать:PDFTXT
Стихи

моих,

в буераки, к чужим атаманам!

Геометрию их, Венецию их

назовут шутовством и обманом.

Только ты, только ты все дивилась вослед

черным, синим, оранжевым ромбам…

«N писатель недюжинный, сноб и атлет,

наделенный огромным апломбом…»

Монтрё

1 октября 1974 г.

Стихи из рассказов и романов

«Когда, слезами обливаясь…»

Когда, слезами обливаясь,

ее лобзая вновь и вновь,

шептал я, с милой расставаясь:

прощай, прощай, моя любовь,

прощай, прощай, моя отрада,

моя тоска, моя мечта,

мы по тропам заглохшим сада

уж не пройдемся никогда

(Подражание романсу. Из рассказа «Адмиралтейская игла» в сборнике «„Весна в Фиальте“ и другие рассказы»)

Берлин 1933 г.

«Распростясь с пустой тревогой…»

Распростясь с пустой тревогой,

палку толстую возьми

и шагай большой дорогой

вместе с добрыми людьми.

По холмам страны родимой

вместе с добрыми людьми,

без тревоги нелюдимой,

без сомнений, черт возьми.

Километр за километром,

ми-ре-до и до-ре-ми,

вместе с солнцем, вместе с ветром,

вместе с добрыми людьми.

(Из рассказа «Облако, озеро, башня»)

Берлин 1937 г.

«Хорошо-с, – а помните, граждане…»

Хорошо-с, – а помните, граждане,

как хирел наш край без отца?

Так без хмеля сильнейшая жажда

не создаст ни пивца, ни певца.

Вообразите, ни реп нет,

ни баклажанов, ни брюкв…

Так и песня, что днесь у нас крепнет,

задыхалась в луковках букв.

Шли мы тропинкой исторенной,

горькие ели грибы,

пока ворота истории

не дрогнули от колотьбы,

пока, белизною кительной

сияя верным сынам,

с улыбкой своей удивительной

Правитель не вышел к нам!

(Из рассказа «Истребление тиранов»)

Париж 1938 г.

<Из сборника Федора Годунова-Чердынцева «Стихи»>

1

Мяч закатился мой под нянин

комод, и на полу свеча

тень за концы берет и тянет

туда, сюда – но нет мяча.

Потом там кочерга кривая

гуляет и грохочет зря

и пуговицу выбивает,

а погодя – полсухаря.

Но вот выскакивает сам он

в трепещущую темноту,

через всю комнату и прямо

под неприступную тахту.

2

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

и по углам наглеют ночью,

своим законным образцам

лишь подражая между прочим.

3

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

при музыке миниатюрной

с произношением смешным.

4

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

И снова заряжаешь ствол

до дна, со скрежетом пружинным

в упругий вдавливая пол,

и видишь, притаясь за дверью,

как в зеркале стоит другой

и дыбом радужные перья

из-за повязки головной.

5

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

под лестницею винтовой

и за буфетом одиноким,

забытым в комнате пустой.

6

По четвергам старик приходит

учтивый, от часовщика,

и в доме все часы заводит

неторопливая рука.

Он на свои украдкой взглянет

и переставит у стенных.

На стуле стоя, ждать он станет,

чтоб вышел полностью из них

весь полдень. И благополучно

окончив свой приятный труд,

на место ставит стул беззвучно,

и, чуть ворча, часы идут.

7

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

Пожалуйте вставать. Гуляет

по зеркалам печным ладонь

истопника: определяет,

дорос ли доверху огонь.

Дорос. И жаркому гуденью

день отвечает тишиной,

лазурью с розовою тенью

и совершенной белизной.

8

Как буду в этой же карете

чрез полчаса опять сидеть?

Как буду на снежинки эти

и ветви черные глядеть?

Как тумбу эту в шапке ватной

глазами провожу опять?

Как буду на пути обратном

мой путь туда припоминать?

(Нащупывая поминутно

с брезгливой нежностью платок,

в который бережно закутан

как будто костяной брелок.)

9

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

так впечатление былое

во льду гармонии живет…

10

Влезть на помост, облитый блеском,

упасть с размаху животом

на санки плоские – и с треском

по голубому… А потом,

когда меняется картина

и в детской сумрачно горит

рождественская скарлатина

или пасхальный дифтерит,

съезжать по блещущему ломко,

преувеличенному льду,

в полутропическом каком-то,

полутаврическом саду…

11

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

Бювар с бумагою почтовой

всего мне видится ясней;

она украшена подковой

и монограммою моей.

Уж знал я толк в инициалах,

печатках, сплющенных цветках

от девочки из Ниццы, алых

и бронзоватых сургучах.

12

В канавы скрылся снег со склонов,

и петербургская весна

волнения, и анемонов,

и первых бабочек полна.

Но мне не надо прошлогодних,

увядших за зиму ванесс,

лимонниц, никуда не годных,

летящих сквозь прозрачный лес.

Зато уж высмотрю четыре

прелестных газовых крыла

нежнейшей пяденицы в мире

средь пятен белого ствола.

13

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

Ни шапки надевать не надо,

ни легких башмаков менять,

чтоб на песок кирпичный сада

весною выбежать опять.

14

О, первого велосипеда

великолепье, вышина;

на раме «Дукс» или «Победа»;

надутой шины тишина.

Дрожанье и вилы в аллее,

где блики по рукам скользят,

где насыпи кротов чернеют

и низвержением грозят.

А завтра пролетаешь через,

и, как во сне, поддержки нет,

и, этой простоте доверясь,

не падает велосипед.

15

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

синеет, синего синей,

почти не уступая в сини

воспоминанию о ней…

16

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . от валуна

посередине от опушки

еще как днем освещена.

17

Фарфоровые соты синий,

зеленый, красный мед хранят.

Сперва из карандашных линий

слагается шершаво сад.

Березы, флигельный балкончик —

все в пятнах солнца. Обмакну

и заверну погуще кончик

в оранжевую желтизну.

Меж тем в наполненном бокале,

в лучах граненого стекла —

какие краски засверкали,

какая радость зацвела!

18

Одни картины да киоты

в тот год остались на местах,

когда мы выросли, и что-то

случилось с домом: второпях

все комнаты между собою

менялись мебелью своей,

шкапами, ширмами, толпою

неповоротливых вещей.

И вот тогда-то, под тахтою,

на обнажившемся полу,

живой, невероятно милый,

он обнаружился в углу.

(Из романа «Дар»)

«Благодарю тебя, отчизна…»

Благодарю тебя, отчизна,

за злую даль благодарю!

Тобою полн, тобой не признан,

я сам с собою говорю.

И в разговоре каждой ночи

сама душа не разберет,

мое ль безумие бормочет,

твоя ли музыка растет…

(Из романа «Дар»)

«Во тьме в незамерзающую воду…»

Во тьме в незамерзающую воду,

сквозь тихо падающий снег,

в обычную летейскую погоду

вот этим я ступлю на брег.

И к пристающему парому

сук тянется, и медленным багром

паромщик тянется к суку сырому,

и медленно вращается паром.

(Из романа «Дар»)

«Здесь все так

Скачать:PDFTXT

моих, в буераки, к чужим атаманам! Геометрию их, Венецию их назовут шутовством и обманом. Только ты, только ты все дивилась вослед черным, синим, оранжевым ромбам… «N писатель недюжинный, сноб и