Элла…
Да, утомленный и простейшей страстью
охваченный, свое призванье Ганус
как будто позабыл… Но почему-то
сдается мне, что скрыта в нем та искра,
та запятая алая заразы,
которая по всей моей стране
распространит пожар и холод чудной,
мучительной болезни: мятежи
смертельные; глухое разрушенье;
Сцена II
Вечер у Мидии. Гостиная; налево проход в залу. Освещенная ниша направо у высокого окна. Несколько гостей.
Морн говорит, — хоть сам он не поэт, —
«Должно быть так: в мельканьи дел дневных,
нежданно, при случайном сочетаньи
луча и тени, чувствуешь в себе
божественное счастие зачатья:
схватило и прошло; но знает муза,
что в тихий час, в ночном уединеньи,
забьется стих и с языка слетит
огнем и лепетом…»
КЛИЯН:
Мне не случалось
так чувствовать… Я сам творю иначе:
с упорством, с отвращеньем, мокрой тряпкой
Оба проходят.
Кто этот —
похожий на коня?{3}
Поэт Клиян.
Тсс… Он слушает…
А тот —
серебряный, со светлыми глазами, —
что говорит в дверях с хозяйкой дома?
Не знаете? Вы рядом с ним сидели
за ужином — беспечный Дандилио,
(к старику)
Так как же?
Ведь это — грех: Морн, Морн и только Морн.
И кровь поет…
ДАНДИЛИО:
Нет на земле греха.
Люби, гори — все нужно, все прекрасно…
Часы огня, часы любви из жизни
выхватывай, как под водою раб
хватает раковины — слепо, жадно:
нет времени расклеить створки, выбрать
больную, с опухолью драгоценной…
Блеснуло, подвернулось, так хватай
горстями, что попало, как попало, —
чтоб в самый миг, как лопается сердце,
пятою судорожно оттолкнуться
и вывалить, шатаясь и дыша,
сокровища на солнечную сушу
к ногам Творца — он разберет, он знает…
Пускай пусты разломанные створки,
зато гудёт все море в перламутре.
А кто искал лишь жемчуг, отстраняя
за раковиной раковину, тот
придет к Творцу, к Хозяину, с пустыми
руками — и окажется в раю
глухонемым…
(подходя)
Мне в детстве часто снился
ваш голос…
ДАНДИЛИО:
кому я снился. Но улыбку вашу
я помню. Все хотелось мне спросить вас,
учтивый путешественник: откуда
приехали?
Приехал я из Века
Двадцатого, из северной страны,
зовущейся…
(Шепчет.)
Как? Я такой не знаю…
ДАНДИЛИО:
Да что ты! В детских сказках, ты не помнишь?
Виденья… бомбы… церкви… золотые
царевичи… Бунтовщики в плащах…
метели…
Но я думала, она
не существует?
вошел, а вы уверены, что я
из грезы вышел… Так и быть, поверю
в столицу вашу. Завтра — сновиденьем
я назову ее…
Она прекрасна…
(Отходит.)
Я нахожу в ней призрачное сходство
с моим далеким городом родным, —
то сходство, что бывает между правдой
и вымыслом возвышенным…
Она,
поверьте мне, прекрасней всех столиц.
(с чашкой кофе в руке)
Я поражен ее простором, чистым,
необычайным воздухом ее:
в нем музыка особенно звучит;
дома, мосты и каменные арки,
все очертанья зодческие — в нем
безмерны, легкие, как переход
счастливейшего вздоха в тишину
высокую… Еще я поражен
всегда веселой поступью прохожих;
отсутствием калек; певучим звуком
шагов, копыт; полетами полозьев
по белым площадям… И, говорят,
Да,
один король. Ушло и не вернется
гигант в бауте{4}, в огненном плаще —
престол взял приступом, — и в тот же год
последняя рассыпалась волна
мятежная. Был заговор раскрыт:
отброшены участники его —
и, между прочим, муж Мидии, только
не следует об этом говорить —
на прииски далекие, откуда
участники, я говорю, но главный
мятежник, безымянный вождь, остался
ненайденным… С тех пор в стране покой.
Уродство, скука, кровь — все испарилось.
Ввысь тянутся прозрачные науки,
но, красоту и в прошлом признавая,
король сберег поэзию, волненье
былых веков — коней, и паруса,
и музыку старинную, живую, —
хоть вместе с тем по воздуху блуждают
сквозные, электрические птицы…
ДАНДИЛИО:
В былые дни летучие машины
иначе строились: взмахнет, бывало,
под гром блестящего винта, под взрывы
бензина, чайным запахом пахнёт
в пустое небо… Но позвольте, где же
наш собеседник?..
Я и не заметил,
как скрылся он…
(подходит)
Сейчас начнутся танцы…
Входит Элла и за нею Ганус.
А вот и Элла!..
(Второму)
Кто же этот черный?
Страшилище какое!
В сюртуке,
подумайте!..
Озарена… воздушна…
ЭЛЛА:
Все то же: лихорадка.
Вот — помнишь, говорила? — трагик наш..
Отелло…
Очень хорошо!.. Клиян,
идите же… Скажите скрипачам,
чтоб начали…
Гости проходят в залу.
Что ж Морн не едет?
Не понимаю… Дандилио!
ДАНДИЛИО:
любить и ожиданье. Ожиданье —
полет в ночи. И сразу — свет, паденье
в счастливый свет, — но нет уже полета…
А, музыка! Позвольте же вам руку
калачиком подать.
Элла и Клиян проходят.
ЭЛЛА:
Ты недоволен?
КЛИЯН:
Кто спутник твой? Кто этот чернорожий
ЭЛЛА:
Клиян. Ревнуешь?
КЛИЯН:
Нет. Нет. Нет. Я знаю,
ты мне верна, моя невеста… Боже!
Войти в тебя, войти бы, как в чехол
тугой и жгучий, заглянуть в твою
кровь, кости проломить, узнать, постичь,
ощупать, сжать между ладоней сущность
твою!{5}.. Послушай, приходи ко мне!
Ждать долго до весны, до нашей свадьбы!..
ЭЛЛА:
Клиян, не надо… ты мне обещал…
КЛИЯН:
О, приходи! Дай мне в тебя прорваться!
Не я молю — голодный гений мой,
тобой томясь, коробится во прахе,
хрустит крылами, молит… О, пойми,
не я молю, не я молю! То — руки
ломает муза… ветер в олимпийских
садах… Зарей и кровью налились
глаза Пегаса… Элла, ты придешь?
ЭЛЛА:
Не спрашивай, не спрашивай. Мне страшно,
мне сладостно… Я, знаешь, белый мостик,
я — только легкий мостик над потоком…
КЛИЯН:
Так завтра — ровно в десять — твой отец
Проходят гости.
А кто же,
по-вашему, счастливей всех в столице?
ДАНДИЛИО:
(нюхая табак)
Конечно — я… Я выработал счастье,
установил его — как положенье
научное…
А я внесу поправку.
В столице нашей всякий так ответит:
«Конечно — я!»
Нет. Есть один несчастный:
тот темный, неизвестный нам, крамольник,
который не был пойман. Где-нибудь
теперь живет и знает, что виновен…
Вон этот бедный негр несчастен тоже.
Всех удивить хотел он видом страшным, —
да вот никто его не замечает.
Сидит в углу Отелло мешковатый,
угрюмо пьет…
…и смотрит исподлобья.
ДАНДИЛИО:
А что Мидия думает?
Позвольте,
опять пропал наш иностранец! Словно
меж нас пройдя, скользнул он за портьеру…
Я думаю, счастливей всех король…
А, Морн!
Со смехом входит Господин Морн, за ним Эдмин.
МОРН:
(на ходу)
Великолепные блаженны!{6}..
ГОЛОСА:
Морн! Морн!
МОРН:
сияющая женщина! Дай руку,
Клиян, громоголосый сумасшедший,
багряная душа! А, Дандилио,
веселый одуванчик… Звуков, звуков,
мне нужно райских звуков!..
ГОЛОСА:
Морн приехал, Морн!
МОРН:
Великолепные блаженны! Снег
какой, Мидия… Снег какой! Холодный,
как поцелуи призрака, горячий,
как слезы на ресницах… Звуков, звуков!
А это кто? Посол с Востока, что ли?
Актер, приятель Эллы.
Мы без вас
решить старались: кто всего счастливей
в столице нашей; думали — король;
но вы вошли: вам первенство, пожалуй…
МОРН:
Что счастие? Волненье крыльев звездных.
Что счастие? Снежинка на губе{7}…
Что счастие?..
(тихо)
Послушай, отчего
так поздно ты приехал? Скоро гости
разъедутся: выходит так, как будто
нарочно мой возлюбленный приехал
к разъезду…
МОРН:
(тихо)
Счастие мое, прости мне:
дела… Я очень занят…
ГОЛОСА:
Танцы, танцы!
МОРН:
Позвольте, Элла, пригласить вас…
Гости проходят в залу. Остались: Дандилио и Ганус.
ДАНДИЛИО:
Вижу,
Отелло заскучал по Дездемоне.
О, демон в этом имени{8}…
ГАНУС:
(глядя вслед Морну)
ДАНДИЛИО:
Что делать, Ганус.
ГАНУС:
Вы как сказали?
ДАНДИЛИО:
Говорю, давно ли
покинули Венецию?{9}
ГАНУС:
Оставьте
меня, прошу…
Дандилио проходит в залу. Ганус поник у стола.
ЭЛЛА:
(быстро входит)
Здесь никого нет?..
ГАНУС:
Элла,
мне тяжело…
ЭЛЛА:
Что, милый?..
ГАНУС:
Я чего-то
мне словно сердце сводит…
ЭЛЛА:
Бедный мавр…
ГАНУС:
Вы давеча мне говорили… Был я
так счастлив… Вы ведь говорили правду?
ЭЛЛА:
Ну, улыбнитесь… Слышите, из залы
смычки сверкают!
ГАНУС:
Скоро ли конец?
Тяжелый, пестрый сон…
ЭЛЛА:
Да, скоро, скоро…
Ганус проходит в залу.
ЭЛЛА:
(одна)
Как это странно… Сердце вдруг пропело:
всю жизнь отдать, чтоб этот человек
был счастлив… И какой-то легкий ветер
прошел, и вот я чувствую себя
способною на самый тихий подвиг.
Мой бедный мавр! И, глупая, зачем
я привела его с собою? Прежде
не замечала — только вот теперь,
ревнуя за него, я поняла,
что тайным звоном связаны Мидия
и быстрый Морн… Все это странно…
ДАНДИЛИО:
(выходит, ища кого-то)
Ты
не видела? Тут этот иностранец
не проходил?
ЭЛЛА:
Не видела…
ДАНДИЛИО:
Скользнул, как тень… Мы только что вели
беседу с ним…
Элла и Дандилио проходят.
ЭДМИН:
(подводит Мидию к стулу)
не пляшется.
А вы, как и всегда,
таинственно безмолвны, — не хотите
мне рассказать, чем занят Морн весь день?
ЭДМИН:
Не все ль равно? Делец ли он, ученый,
художник, воин, просто человек
восторженный — не все ли вам равно?
Да сами вы чем заняты? Оставьте —
охота пожимать плечами!.. Скучно
мне с вами говорить, Эдмин…
ЭДМИН:
Я знаю..
Скажите мне, когда здесь Морн, один
вы сторожите под окном, а после
уходите с ним вместе… Дружба дружбой,
но это ведь…
ЭДМИН:
Так нравится мне…
Разве
нет женщины — неведомой, — с которой
вы ночи коротали бы приятней,
чем с призраком чужого счастья, — в час,
когда здесь Морн?.. Вот глупый — побледнел…
МОРН:
(входит, вытирая лоб)
Что счастие? Клиян пронесся мимо
и от меня, как ветер, Эллу взял…
(К Эдмину.)
Друг, прояснись! Сощурился тоскливо,
как будто собираешься чихнуть…
Поди, танцуй…
Эдмин выходит.
МОРН:
…О, как же ты похожа
на счастие, моя Мидия! Нет,
не двигайся, не нарушай сиянья…
Мне холодно от счастья. Мы — на гребне
прилива музыкального… Постой,
не говори. Вот этот миг — вершина
двух вечностей…
Всего-то прокатилось
два месяца с того живого дня,
когда ко мне таинственный Эдмин
тебя привел. В тот день сквозным ударом
глубоких глаз ты покорил меня.
В них желтым светом пристальная сила
вокруг зрачка лучится… Иногда
мне кажется, ты можешь, проходя
по улицам, внушать прохожим — ровным
дыханьем глаз — что хочешь: счастье, мудрость,
сердечный жар… Вот я скажу, — не смейся:
к твоим глазам душа моя прилипла,
как в детстве прилипаешь языком
к туманному металлу, если в шутку
лизнешь его, когда мороз пылает…
Теперь скажи, чем занят ты весь день?
МОРН:
А у тебя глаза, — нет, покажи, —
какие-то атласные, слегка
раскосые… О, милая… Мне можно
поцеловать лучи твоих ключиц?
Стой, осторожно, — этот черный трагик
за нами наблюдает… Скоро гости
уйдут… Ты потерпи…
МОРН:
(смеется)
Да мне нетрудно:
ты за ночь надоешь мне…
Не шути,
я не люблю…
Музыка смолкла. Из залы идут гости.
ДАНДИЛИО:
(к Иностранцу)
Куда вы исчезали?
Я просыпался. Ветер разбудил.
Оконницу шарахнуло. С трудом
заснул опять…
ДАНДИЛИО:
С трудом вам здесь поверят.
МОРН:
А, Дандилио… Не успел я с вами
поговорить… Что нового собрали?
Какие гайки ржавые, какие
жемчужные запястья?
ДАНДИЛИО:
Плохо дело:
на днях я огненного попугая —
громадного и сонного, с багряным
пером в хвосте — нашел в одной лавчонке,
где вспоминает он туннель дымящий
тропической реки… Купил бы, право,
да кошка у меня — не уживутся
загадочные эти божества…
Я каждый день хожу им любоваться:
он попугай святой, не говорящий.
(ко Второму)
Пора домой. Взгляни-ка на Мидию:
мне кажется, ее улыбка — скрытый
Нет, подожди, несут еще
вина. Попьем.
А стало скучновато…
МОРН:
(открывая бутылку)
Так! Вылетай, космическая пробка,
в лепные небеса! Взрывайся, пена,
как хаос бьющий, прущий… тпру… меж пальцев
Творца.
ГОСТИ:
За короля! За короля!
ДАНДИЛИО:
Вы что же, Морн? Не пьете?
МОРН:
Нет, конечно.
Жизнь отдают за короля; а пить —
За этот край счастливый!
КЛИЯН:
ДАНДИЛИО:
От этого вина
и в голове польются звезды…
ЭЛЛА:
за огненного попугая!
КЛИЯН:
Элла,
за наше «завтра»!
МОРН:
За хозяйку дома!
ГАНУС:
Хочу спросить… Неясно мне… Что, выпить
за прежнего хозяина нельзя?
(роняет бокал)
Так. Всё на платье.
Солью…
ДАНДИЛИО:
слезами счастья! Всякое пятно
мгновенно сходит…
(к Элле, тихо)
Слушай, твой актер
пьян, вероятно…
(И трет платье.)
МОРН:
Я читал в одном
трактате редкостном — вот, Дандилио,
вы книгочий, — что, сотворяя мир,
Бог пошутил некстати…
ДАНДИЛИО:
В той же книге,
я помню, было сказано, что дому
приятен гость и нужен, как дыханье,
но ежели вошедший воздух снова
не выйдет — посинеешь и умрешь.
Как? так рано?
ДАНДИЛИО:
Заходите…
Нехорошо! Остались бы…
ЭЛЛА:
(к Ганусу, тихо)
Прошу вас,
зайдете к ней… Она устала.
ГАНУС:
(тихо)
Я…
не понимаю?
ЭЛЛА:
(тихо)
Где же радость встречи,
когда спать хочется?..
ГАНУС:
(тихо)
Нет, я останусь…
Отходит в полутьму к столу круглому. Одновременно прощались гости.
(к Мидии)
Я не забуду пребыванья в вашей
столице колдовской: чем сказка ближе
к действительности, тем она волшебней.
Но я боюсь чего-то… Здесь незримо
тревога зреет… В блеске, в зеркалах,
я чувствую…
КЛИЯН:
Да вы его, Мидия,
не слушайте! Он к вам попал случайно.
Хорош волшебник! Знаю достоверно —
он у купца на побегушках… возит
образчики изделий иноземных…
Не так ли? Ускользнул!
ЭЛЛА:
Прощай, Мидия…
Отчего так сухо?
ЭЛЛА:
Нисколько… Я немножечко устала…
ЭДМИН:
Пойду и я… Спокойной ночи.
Глупый!..
(Смеется.)
