что она

Будет тот же сатана,

То есть я, своей особой!»

Тут он вываренной злобой

Начал тело наливать

Да над ним что-то шептать.

Вышла баба: оглянулась,

Миру злобно улыбнулась

И, лишь только на часок

Увидала чертов рог,

Прямо черта хвать по морде.

Закипела радость в черте;

«Будь мне старшая сестра,

Ты, как вижу я, добра… —

Сатана сказал и в щеку

Чмок красотку краснооку… —

Будь ты Бабою-Ягой,

С костяной ходи ногой,

Я тебя тотчас пристрою,

Не давай людям покою,

Да собьешь каких с пути,

Верны счеты им веди…

Как приблизишься ты к аду,

Дам за всех тебе награду!»

Тут исчез вдруг сатана…

Вот теперь, я чай, ясна

Вам причина, по которой

Ни с ленивцем, ни с обжорой,

Ни с разбойником она

Быть не может сравнена.

Всех Яга превосходила,

В ней вся дьявольская сила

Находилася в одной…

Дни летели чередой.

По чертовскому наказу,

Не теряя даром часу,

Зло она творила всем,

Иногда кое за чем

Приближалася и к аду,

Получала там награду

И опять заняться злом

В мир пускалася потом.

Раз случайно, ради шутки,

Забралась она на сутки

К Тихомиру в царство, — там

Счета нет ее делам

И позорным, и бесстыдным,

Человечеству обидным.

Там царевну невзначай,

Чтоб схватить хотя на чай

С сатаны, она украла,

У себя ее держала,

Не пускала никуда,

Запирала ворота

На замок, как уходила;

А царевна всё грустила,

Всё рыдала ночь и день

И была бледна как тень…

В одиночестве страдала,

Как уйти, она не знала:

Пятиглавый страшный Змей

Наблюдал всегда за ней…

Дом колдуньи был так страшен,

По углам двенадцать башен,

Ров кругом, и нет моста…

Вся околица пуста,

Тут нигде жилья не видно…

Но хоть вчуже жить обидно,

А уж всё, чем умирать,

Лучше малость подождать,

Не придет ли час спасенья,

Или, может, сожаленье

На Ягу вдруг нападет

И она ее снесет,

Возвратит в родное царство…

А колдуньино коварство

Всё росло. На целу ночь

Улетала она прочь,

Возвращалася с добычей.

И такой у ней обычай:

Угождай чем больше ей,

Тем она всё злей да злей!

Змей служил ей преусердно,

Люд губил немилосердно,

Приносил домой тела,

А колдунья их брала,

В разны твари превращала

Иль варила и съедала…

Глава третья. ЦАРЕВНА ЛЮБАНА И ЦАРЕВИЧ СПИРИДОН

Скоро сказка говорится,

Да не скоро то творится,

Что рассказывают в ней…

Победив богатырей,

Подошел Булат наш к древу,

Отвязал младую деву,

Потупил смущенный взор

И завел с ней разговор…

«Я девица не простая

(Так, Булата озирая,

Начала она): мой род,

Царством властвуя, живет

И богато и счастливо,

Всех окольных царств на диво.

Я дочь царская Любана,

Надо мною слишком рано

Разразилася беда.

Я, беспечна, молода,

Проживала беззаботно,

Но судьбе было угодно

Наказать меня: злодей —

Царь соседний Федосей —

Как-то раз меня увидел,

Вдруг влюбился — и похитил.

Был с отцом моим он враг,

Не надеялся никак,

Быв беднее всех в округе,

Получить меня в супруги,

Да и мне он не был люб,

Потому что очень глуп…

Он скакал без остановки,

Не давал коню сноровки,

Вдруг сегодня встречу нам

Здесь попался царь Варлам.

Он, как знала я, давненько

Был влюблен в меня маленько…

Лишь меня увидел он,

Страшно сделался взбешен,

Закричал, мечом захлопал,

Страшно конь под ним затопал,

Он с него тотчас сошел,

Речь с противником завел,

За меня с ним поругался.

Впрочем, тот не испугался,

Слез с усталого коня,

Привязал скорей меня,

И пошла у них потеха,

Но мне было не до смеха:

Беспокойна и грустна,

Дум мучительных полна,

Я стояла, чуть дышала,

Смерть на помощь призывала,

Чтоб спастися от беды,

Вдруг явился, витязь, ты…»

И она благодаренье

За нежданное спасенье

Тут Булату воздает…

А Булат не узнает

Сам себя от восхищенья

И какого-то смущенья,

Страстен взгляд его очей,

Странен смысл его речей…

Но томить я вас не стану:

Он влюбляется в Любану

Просто-запросто и ей

Объясняется скорей,

Без дальнейших прибауток,

Как внушил ему рассудок.

Тут Любана покраснела,

На Булата посмотрела

И влюбилася сама,

Просто молвить, без ума.

Решено было: согласье

На взаимное их счастье

У родителей просить…

Жарко друг друга любить

Поклялись они до гроба

И пустилися в путь оба,

Чтоб царевну отыскать

И спокойней пировать

После свадьбу. Конь Варлама,

Не сердитый, хоть упрямый,

Был младой царевной взят,

Посадил ее Булат;

Он сказал было невесте,

Что не худо б ехать вместе,

Да, стыдлива и скромна,

Заупрямилась она…

Третий день они уж скачут,

То надеются, то плачут

О царевне молодой,

Что украдена Ягой,

Ждут с часу на час с ней встречи,

И о ней лишь только речи

Меж собой они ведут,

Либо песенки поют

Про любовну страсть друг к другу

Да про скучную разлуку…

День под вечер уж склонялся, —

Конь Булата спотыкался, —

Нет ни лесу, ни жилья,

Всё песчанее земля.

Ждут, не выедут ли в поле,

Где б пустить коней по воле

И самим поотдохнуть:

Утомил их долгий путь,

Да известно, что и голод,

Как-нибудь себе тут молод,

Всё не тетка, а скорей

Лютой мачехи лютей,

А они давно не ели:

На пути нет даже ели,

А не только что дерев,

Чуть стоящих от плодов,

Как бывало это прежде…

Едут далее, в надежде

Степь песчану миновать,

Луг цветущий увидать,

Но напрасно ожиданье…

Солнце тмит свое сиянье,

Вечер мрачный настает,

Конь чем далее вперед,

Тем песок всё глубже, глубже…

«Эх, прости, создатель! глуп же

Я, вернуться бы назад!» —

Размышляет так Булат.

А Любана без движенья,

Словно некое виденье,

На коне своем сидит,

Ничего не говорит.

В ней давно ослабла сила,

И уздечку опустила

От усталости рука…

Сильно их гнетет тоска,

Холод, голод и усталость:

Камень тут взяла бы жалость!

Но Булат не за себя

Плакал, всей душой любя

Черноокую Любану,

Он бы снес больнее рану,

Лишь была б только она

От беды сохранена…

Уж кони едва ступали,

Беспрестанно подымали

Вверх песчаные столбы…

Не уйти, знать, от судьбы!

Ночь кругом, на что решиться?

«Лучше нам остановиться,

До рассвета подождать,

Чтоб коней не потерять», —

Говорит Булат Любане,

Не заметивши в тумане,

Что Любана чуть жива —

Нет ответа на слова.

Испугался он ужасно

И к царевне стал несчастной

Громко, жалобно взывать…

Стало на небе светать,

Он остатками настоя

Лил в лицо ей, громко воя,

И, печальна и бледна,

Вдруг опомнилась она;

Стали думать о спасеньи,

Тут завидел в отдаленьи

Поле пышное Булат,

Поскакал, сердечно рад,

Он туда с больной Любаной.

Вдруг, о ужас! словно пьяный,

Пошатнулся в страхе он,

Словно громом поражен:

На него, в змеиной шубе,

На своей огромной ступе,

С дикой яростью врага,

Баба кинулась Яга…

Перед солнечным закатом,

Распростившися с Булатом,

Серп поехал на восток.

Месяц по небу потек,

Звезды в небе засверкали,

Он всё ехал дале, дале,

То надеждою живим,

То отчаяньем томим.

Про колдунью мыслил гневно,

Думал встретиться с царевной,

У врага ее отнять,

С нею в царство прискакать

И просить ее в награду.

Он к коню забыл пощаду,

Гнал без памяти его,

Сам не зная для чего.

Вот прошло уж трое суток,

Стал грустить он, кроме шуток,

Не встречая никого:

Скука мучала его.

Мучим тайною тревогой,

Ехал он путем-дорогой.

Вдруг однажды при реке

Видит город вдалеке —

На пространстве необъятном

Он, в величии нарядном,

Красовался, процветал,

Чем-то дивным поражал…

«Что за диво, что за чудо!

Побывать бы в нем не худо,

Чтоб немного отдохнуть,

А потом и снова в путь», —

Серп подумал и помчался…

Конь от жара задыхался,

Он его всё боле гнал

И в минуту доскакал.

Город пышен, как столица,

Всюду праздничные лица.

«Что тут, праздник, что ль, какой?» —

У красотки молодой

Невзначай спросил проказник

И узнал, что точно праздник:

У царя родился сын,

Так сегодня день крестин…

Серп не знал, за что приняться:

Погодить иль в путь пускаться?

И, решившись наконец,

Поскакал он во дворец.

Там с придворными съякшался,

Разговорами занялся,

Был прилично угощен

И к царю потом сведен.

Царь был рад ему душевно

И с царицей да царевной

Ну расспрашивать его:

Прибыл к ним он для чего?

Он сказал, что так, случайно,

И открыл потом, за тайну,

Что царевны молодой,

Что похищена Ягой,

Он с усердьем рабским ищет

И за ней по свету рыщет.

«Отдохни немного, братец,

Я вина хотя ушатец

Для тебя поставить рад,

Я сегодня тороват:

У меня, вот видишь, диво,

Жил доселе я счастливо,

И во сне, и наяву,

Но счастливей заживу:

Сын третьего дни родился,

А сегодня уж молился

На крестинах сам своих,

Вот, брат, делаем каких!

Это всё б еще не диво,

Да растет он очень живо,

Не по дням, а по часам,

Посмотри, братец, хоть сам —

Верно, скажешь: просто милка!»

Тут велел он, чтоб кормилка

Принесла к нему дитя.

Серп подумал, что шутя

Царь об нем разговорился,

И немало удивился,

Как увидел, что оно

Не шутя говорено:

Вдруг в покой дитя вбежало

И раскланиваться стало,

Завело об чем-то речь,

Стало прутом кошку сечь.

Серп не верил, чтоб малютке

Было только трои сутки,

Говорил, что лет уж пять

Он изволит проживать,

Но, побывши с ним с полсуток,

Стал уверен, кроме шуток,

Потому что вдруг при нем

Больше стал он полвершком…

Сила в нем была велика,

Бегал он, как заяц дикой,

Не по летам был умен,

Назывался Спиридон.

Глава четвертая. ПРЕВРАЩЕНИЯ ЛЮБАНЫ И ЛЮБОВНАЯ СТРАСТЬ БАБЫ-ЯГИ

А-та-та, да а-ту-ту!

Как во нашем во свету

Дива разные творятся:

В чугунах змеи варятся,

Леший ходит по лесам,

Не дает покоя нам,

Ведьмы ездят на ухвате,

Черти скачут на лопате,

От рассвета до зари

Бой ведут богатыри,

Петухи между собою

Тоже склонны очень к бою:

Между всем, что лишь живет,

Драка вечная идет!

Рыба ищет там, где глубже,

Человек — где жить получше,

И обычной чередой

Всё проходит под луной…

А-та-та, да а-ту-ту!

Сказку дальше поведу…

Как опомнился Булат,

Так он стал сердечно рад,

Что с Ягою повстречался.

«Наконец-то я добрался

До тебя, бесовска дочь,

Без сестры не выду прочь!

Я задам тебе трезвону,

Будет свет дрожать от стону,

Так тебя приколочу!» —

Он подумал и к мечу

Устремился, а колдунья

(Знать, она была болтунья)

Без умолку говорит,

В чем-то всё его корит

И его о чем-то просит…

Тут Булат свой меч заносит,

По башке колдунью бьет,

Меч колдунью не берет! ..

Ха, ха, ха! да хи, хи, хи!

И пустилась во смехи!..

Насмеявшися досыта,

Закричала: «Хоть обида

Мне побои от тебя,

Но прощаю я, любя,

Всю вину тебе, как брату!

(Глазки сделала Булату

Тут она и страшно рот

Искривила, как урод!)

Ты меня не уничтожишь,

А себя лишь растревожишь:

Лучше нужде покорись

И на мне, Булат, женись!

Я хотя и некрасива,

Но зато я в мире — диво,

Не найдешь такой другой;

Очарована тобой,

Вся горю я, вся пылаю,

О тебе одном мечтаю,

О тебе и ночь и день

Я грущу, бродя как тень!

Помню, взвидела я в жизни

В первый раз тебя в отчизне,

Был ты в поле на коне

И пришел по нраву мне!

Ах! не будь моим тираном!

И к моим сердечным ранам

Сострадание имей!»

Тут она еще глупей

Посмотрела на Булата…

«Даром мне тебя не надо,

Что ты, старая Яга!

Жизнь мне, что ль, не дорога?

Убирайся к черту в гости,

Да прибей его со злости,

Да подай скорей сестру,

А не то — в пыль изотру!»

— «Нет же, нет тебе сестрицы!

Не хотел любить Ягицы,

Так не будет век любовь

Греть твою отныне кровь!

Ты меня ввергаешь в горе,

Отпуск дам я Миловзоре, —

Лишь останься ты со мной,

Мой тиран, владыка мой!

Что, не хочешь? Ну так ладно,

Для тебя будет накладно…

А! соперницу свою

Здесь вблизи я узнаю!

Нет, не дам тебе, тирану,

Целовать свою Любану!» —

И бросается стрелой

Ведьма к деве молодой…

А Любана в отдаленьи

Пребывала в размышленьи

И смотрела, как вдали

Небо близко от земли.

К ней колдунья подлетела,

Всю Любану обозрела,

Да и ну над ней шептать,

Черной палицей махать!

До нее лишь дотронулась,

Злобным взором улыбнулась,

Посмотрела ей в лицо —

И Любана в деревцо

Обратилася в минуту,

Да еще, к большому чуду,

Тотчас в землю тут вросла

И качаться начала…

Ветви пышно развевались,

Подымались, наклонялись —

Всё своим порядком шло:

Колдовство свое взяло!

В бой с Ягой Булат пустился,

Но он сколько ни храбрился,

Ведьме просто — ничего,

Лишь накладно для него…

Он же был притом уставши:

Не поевши, не поспавши,

Трое суток ездил он,

Поневоле не силен…

«Скучно жить мне одинокой,

Покорись судьбе жестокой,

Эй, послушай! покорись,

Поскорей на мне женись,

Я не вечно безобразна,

Я бываю и прекрасна:

Есть в году такие дни,

Наступают уж они.

Буду лучше я рядиться,

Да румяниться, белиться,

Так, поверь, заворожу

И к себе приворожу!» —

Так Яга ему твердила,

А он выл, что силы было,

Над несчастным деревцом,

Обратясь к нему лицом.

Ветви с лаской наклонялись

И как будто улыбались,

То как будто плач и стон

От него вдруг слышал он…

День уж к вечеру склонялся,

С деревцом он не прощался,

Всё над ним еще сидел,

На него он всё глядел.

Гибким станом любовался,

Превращенью дивовался

И был полон грустных дум.

Вдруг вверху он слышит шум,

Оглянулся: Змей крылатый,

Весь одет в стальные латы,

И