верит: врут, разбойники!

Посредника, исправника

Прогнал! дурит по-старому.

Стал крепко подозрителен,

Не поклонись – дерет!

Сам губернатор к барину

Приехал: долго спорили,

Сердитый голос барина

В застольной дворня слышала;

Озлился так, что к вечеру

Хватил его удар!

Всю половину левую

Отбило: словно мертвая

И, как земля, черна…

Пропал ни за копеечку!

Известно, не корысть,

А спесь его подрезала,

Соринку он терял».

«Что значит, други милые,

Привычка-то помещичья!» —

Заметил Митродор.

«Не только над помещиком,

Привычка над крестьянином

Сильна, – сказал Пахом. —

Я раз, по подозрению

В острог попавши, чудного

Там видел мужика.

За конокрадство, кажется,

Судился, звали Сидором,

Так из острога барину

Он посылал оброк!

(Доходы арестантские

Известны: подаяние,

Да что-нибудь сработает,

Да стащит что-нибудь.)

Ему смеялись прочие:

«А ну, на поселение

Сошлют – пропали денежки!»

«Всё лучше», – говорит…»

«Ну, дальше, дальше, дедушка!»

«Соринка – дело плевое,

Да только не в глазу:

Пал дуб на море тихое,

И море всё заплакало —

Лежит старик без памяти

(Не встанет, так и думали!).

Приехали сыны,

Гвардейцы черноусые

(Вы их на пожне видели,

А барыни красивые —

То жены молодцов).

У старшего доверенность

Была: по ней с посредником

Установили грамоту…

Ан вдруг и встал старик!

Чуть заикнулись… Господи!

Как зверь метнулся раненый

И загремел, как гром!

Дела-то всё недавние,

Я был в то время старостой,

Случился тут – так слышал сам,

Как он честил помещиков,

До слова помню всё:

«Корят жидов, что предали

Христа… а вы что сделали?

Права свои дворянские,

Веками освященные,

Вы предали!..» Сынам

Сказал: «Вы трусы подлые!

Не дети вы мои!

Пускай бы люди мелкие,

Что вышли из поповичей

Да, понажившись взятками,

Купили мужиков,

Пускай бы… им простительно!

А вы… Князья Утятины?

Какие вы У-тя-ти-ны!

Идите вон!.. подкидыши,

Не дети вы мои!»

Оробели наследники:

А ну как перед смертию

Лишит наследства? Мало ли

Лесов, земель у батюшки?

Что денег понакоплено,

Куда пойдет добро?

Гадай! У князя в Питере

Три дочери побочные

За генералов выданы,

Не отказал бы им!

А князь опять больнехонек…

Чтоб только время выиграть,

Придумать, как тут быть,

Которая-то барыня

(Должно быть, белокурая:

Она ему, сердечному,

Слыхал я, терла щеткою

В то время левый бок)

Возьми и брякни барину,

Что мужиков помещикам

Велели воротить!

Поверил! Проще малого

Ребенка стал старинушка,

Как паралич расшиб!

Заплакал! пред иконами

Со всей семьею молится,

Велит служить молебствие,

Звонить колокола!

И силы словно прибыло,

Опять: охота, музыка,

Дворовых дует палкою,

Велит созвать крестьян.

С дворовыми наследники

Стакнулись, разумеется,

А есть один (он давеча

С салфеткой прибегал),

Того и уговаривать

Не надо было: барина

Столь много любит он!

Ипатом прозывается.

Как воля нам готовилась,

Так он не верил ей:

«Шалишь! Князья Утятины

Останутся без вотчины?

Нет, руки коротки!», —

Явилось «Положение», —

Ипат сказал: «Балуйтесь вы!

А я князей Утятиных

Холоп – и весь тут сказ!»

Не может барских милостей

Забыть Ипат! Потешные

О детстве и о младости,

Да и о самой старости

Рассказы у него

(Придешь, бывало, к барину,

Ждешь, ждешь… Неволей слушаешь,

Сто раз я слышал их):

«Как был я мал, наш князюшка

Меня рукою собственной

В тележку запрягал;

Достиг я резвой младости:

Приехал в отпуск князюшка

И, подгулявши, выкупал

Меня, раба последнего,

Зимою в проруби!

Да как чудно! Две проруби:

В одну опустит в неводе,

В другую мигом вытянет —

И водки поднесет.

Клониться стал я к старости.

Зимой дороги узкие,

Так часто с князем ездили

Мы гусем в пять коней.

Однажды князь – затейник же!

И посади фалетуром

Меня, раба последнего,

Со скрипкой – впереди.

Любил он крепко музыку.

«Играй, Ипат!» А кучеру

Кричит: пошел живей!

Метель была изрядная,

Играл я: руки заняты,

А лошадь спотыкливая —

Свалился я с нее!

Ну, сани, разумеется,

Через меня проехали,

Попридавили грудь.

Не то беда: а холодно,

Замерзнешь – нет спасения,

Кругом пустыня, снег…

Гляжу на звезды частые

Да каюсь во грехах.

Так что же, друг ты истинный?

Послышал я бубенчики,

Чу, ближе! чу, звончей!

Вернулся князь (закапали

Тут слезы у дворового,

И сколько ни рассказывал,

Всегда тут плакал он!),

Одел меня, согрел меня

И рядом, недостойного,

С своей особой княжеской

В санях привез домой!»

Похохотали странники…

Глотнув вина (в четвертый раз),

Влас продолжал: «Наследники

Ударили и вотчине

Челом: «Нам жаль родителя,

Порядков новых, нонешних

Ему не перенесть.

Поберегите батюшку!

Помалчивайте, кланяйтесь,

Да не перечьте хворому,

Мы вас вознаградим:

За лишний труд, за барщину,

За слово даже бранное —

За всё заплатим вам.

Недолго жить сердечному,

Навряд ли два-три месяца,

Сам дохтур объявил!

Уважьте нас, послушайтесь,

Мы вам луга поемные

По Волге подарим;

Сейчас пошлем посреднику

Бумагу, дело верное!»

Собрался мир, галдит!

Луга-то (эти самые),

Да водка, да с три короба

Посулов то и сделали,

Что мир решил помалчивать

До смерти старика.

Поехали к посреднику:

Смеется! «Дело доброе,

Да и луга хорошие,

Дурачьтесь, Бог простит!

Нет на Руси, вы знаете,

Помалчивать да кланяться

Запрета никому!»

Однако я противился:

«Вам, мужикам, сполагоря,

А мне-то каково?

Что ни случится – к барину

Бурмистра! что ни вздумает,

За мной пошлет! Как буду я

На спросы бестолковые

Ответствовать? дурацкие

Приказы исполнять?»

«Ты стой пред ним без шапочки,

Помалчивай да кланяйся,

Уйдешь – и дело кончено.

Старик больной, расслабленный,

Не помнит ничего!»

Оно и правда: можно бы!

Морочить полоумного

Нехитрая статья.

Да быть шутом гороховым,

Признаться, не хотелося.

И так я на веку,

У притолоки стоючи,

Помялся перед барином

Досыта! «Коли мир

(Сказал я, миру кланяясь)

Дозволит покуражиться

Уволенному барину

В останные часы,

Молчу и я – покорствую,

А только что от должности

Увольте вы меня!»

Чуть дело не разладилось.

Да Климка Лавин выручил:

«А вы бурмистром сделайте

Меня! Я удовольствую

И старика, и вас.

Бог приберет Последыша

Скоренько, а у вотчины

Останутся луга.

Так будем мы начальствовать,

Такие мы строжайшие

Порядки заведем,

Что надорвет животики

Вся вотчина… Увидите!»

Долгонько думал мир.

Что ни на есть отчаянный

Был Клим мужик: и пьяница,

И на руку нечист.

Работать не работает,

С цыганами возжается,

Бродяга, коновал!

Смеется над трудящимся:

С работы, как ни мучайся,

Не будешь ты богат,

А будешь ты горбат!

А впрочем, парень грамотный,

Бывал в Москве и в Питере,

В Сибирь езжал с купечеством,

Жаль, не остался там!

Умен, а грош не держится,

Хитер, а попадается

Впросак! Бахвал мужик!

Каких-то слов особенных

Наслушался: Атечество,

Москва первопрестольная,

Душа великорусская.

«Я – русский мужичок!» —

Горланил диким голосом

И, кокнув в лоб посудою,

Пил залпом полуштоф!

Как рукомойник кланяться

Готов за водку всякому,

А есть казна – поделится,

Со встречным всё пропьет!

Горазд орать, балясничать,

Гнилой товар показывать

С хазового конца.

Нахвастает с три короба,

А уличишь – отшутится

Бесстыжей поговоркою,

Что «за погудку правую

Смычком по роже бьют!»

Подумавши, оставили

Меня бурмистром: правлю я

Делами и теперь.

А перед старым барином

Бурмистром Климку назвали,

Пускай его! По барину

Бурмистр! перед Последышем

Последний человек!

У Клима совесть глиняна,

А бородища Минина,

Посмотришь, так подумаешь,

Что не найти крестьянина

Степенней и трезвей.

Наследники построили

Кафтан ему: одел его —

И сделался Клим Яковлич

Из Климки бесшабашного,

Бурмистр первейший сорт.

Пошли порядки старые!

Последышу-то нашему,

Как на беду, приказаны

Прогулки. Что ни день,

Через деревню катится

Рессорная колясочка:

Вставай! картуз долой!

Бог весть с чего накинется,

Бранит, корит; с угрозою

Подступит – ты молчи!

Увидит в поле пахаря

И за его же полосу

Облает: и лентяи-то,

И лежебоки мы!

А полоса сработана,

Как никогда на барина

Не работал мужик,

Да невдомек Последышу,

Что уж давно не барская,

А наша полоса!

Сойдемся – смех! У каждого

Свой сказ про юродивого

Помещика: икается,

Я думаю, ему!

А тут еще Клим Яковлич.

Придет, глядит начальником

(Горда свинья: чесалася

О барское крыльцо!),

Кричит: «Приказ по вотчине!»

Ну, слушаем приказ:

«Докладывал я барину,

Что у вдовы Терентьевны

Избенка развалилася,

Что баба побирается

Христовым подаянием,

Так барин приказал:

На той вдове Терентьевой

Женить Гаврилу Жохова,

Избу поправить заново,

Чтоб жили в ней, плодилися

И правили тягло!»

А той вдове – под семьдесят,

А жениху – шесть лет!

Ну, хохот, разумеется!..

Другой приказ: «Коровушки

Вчера гнались до солнышка

Близ барского двора

И так мычали, глупые,

Что разбудили барина, —

Так пастухам приказано

Впредь унимать коров!»

Опять смеется вотчина.

«А что смеетесь? Всякие

Бывают приказания:

Сидел на губернаторстве

В Якутске генерал.

Так на кол тот коровушек

Сажал! Долгонько слушались:

Весь город разукрасили,

Как Питер монументами,

Казненными коровами,

Пока не догадалися,

Что спятил он с ума!»

Еще приказ: «У сторожа,

У ундера Софронова

Собака непочтительна:

Залаяла на барина,

Так ундера прогнать,

А сторожем к помещичьей

Усадьбе назначается

Ерёмка!..» Покатилися

Опять крестьяне со смеху:

Ерёмка тот с рождения

Глухонемой дурак!

Доволен Клим. Нашел-таки

По праву должность! Бегает,

Чудит, во всё мешается,

Пить даже меньше стал!

Бабенка есть тут бойкая,

Орефьевна, кума ему,

Так с ней Климаха барина

Дурачит заодно.

Лафа бабенкам! бегают

На барский двор с полотнами,

С грибами, с земляникою;

Всё покупают барыни,

И кормят, и поят!

Шутили мы, дурачились,

Да вдруг и дошутилися

До сущей до беды:

Был грубый, непокладистый

У нас мужик Агап Петров,

Он много нас корил:

«Ай, мужики! Царь сжалился,

Так вы в хомут охотою…

Бог с ними, с сенокосами!

Знать не хочу господ!..»

Тем только успокоили,

Что штоф вина поставили

(Винцо-то он любил).

Да черт его со временем

Нанес-таки на барина:

Везет Агап бревно

(Вишь, мало ночи глупому,

Так воровать отправился

Лес – среди бела дня!),

Навстречу та колясочка

И барин в ней: «Откудова

Бревно такое славное

Везешь ты, мужичок?..»

А сам смекнул откудова.

Агап молчит: бревешко-то

Из лесу из господского,

Так что тут говорить!

Да больно уж окрысился

Старик: пилил, пилил его,

Права свои дворянские

Высчитывал ему!

Крестьянское терпение

Выносливо, а временем

Есть и ему конец.

Агап раненько выехал,

Без завтрака: крестьянина

Тошнило уж и так,

А тут еще речь барская,

Как муха неотвязная,

Жужжит под ухо самое…

Захохотал Агап!

«Ах шут ты, шут гороховый!

Никшни!» – да и пошел.

Досталось тут Последышу

За дедов и за прадедов,

Не только за себя.

Известно, гневу нашему

Дай волю! Брань господская

Что жало комариное,

Мужицкая – обух!

Опешил барин! Легче бы

Стоять ему под пулями,

Под каменным дождем!

Опешили и сродники,

Бабенки было бросились

К Агапу с уговорами,

Так он вскричал: «Убью!..

Что брага, раскуражились

Подонки из поганого

Корыта… Цыц! Никшни!

Крестьянских душ владение

Покончено. Последыш ты!

Последыш ты! По милости

Мужицкой нашей глупости

Сегодня ты начальствуешь,

А завтра мы Последышу

Пинка – и кончен бал!

Иди домой, похаживай,

Поджавши хвост, по горницам,

А нас оставь! Никшни!..»

«Ты бунтовщик», – с хрипотою

Сказал старик; затрясся весь

И полумертвый пал!

«Теперь конец!» – подумали

Гвардейцы черноусые

И барыни красивые;

Ан вышло – не конец!

Приказ: пред всею вотчиной,

В присутствии помещика,

За дерзость беспримерную

Агапа наказать.

Забегали наследники

И жены их – к Агапушке,

И к Климу, и ко мне!

«Спасите нас, голубчики!

Спасите!» Ходят бледные:

«Коли обман откроется,

Пропали мы совсем!»

Пошел бурмистр орудовать!

С Агапом пил до вечера,

Обнявшись, до полуночи

Деревней с ним гулял,

Потом опять с полуночи

Поил его – и пьяного

Привел на барский двор.

Всё обошлось любехонько:

Не мог с крылечка сдвинуться

Последыш – так расстроился…

Ну, Климке и лафа!

В конюшню плут преступника

Привел, перед крестьянином

Поставил штоф вина:

«Пей да кричи: помилуйте!

Ой, батюшки! ой, матушки!»

Послушался Агап,

Чу, вопит! Словно музыку,

Последыш стоны слушает;

Чуть мы не рассмеялися,

Как стал он приговаривать:

«Ка-тай его, раз-бой-ника,

Бун-тов-щика… Ка-тай!»

Ни дать ни взять под розгами

Кричал Агап, дурачился,

Пока не допил штоф:

Как из конюшни вынесли

Его мертвецки пьяного

Четыре мужика,

Так барин даже сжалился:

«Сам виноват, Агапушка!» —

Он ласково сказал…»

«Вишь, тоже добрый! сжалился», —

Заметил Пров, а Влас ему:

«Не зол… да есть пословица:

Хвали траву в стогу,

А барина – в гробу!

Всё лучше, кабы Бог его

Прибрал… Уж нет Агапушки…»

«Как умер?»

– «Да, почтенные:

Почти что в тот же день!

Он к вечеру разохался,

К полуночи попа просил,

К белу свету преставился.

Зарыли и поставили

Животворящий крест…

С чего? Один Бог ведает!

Конечно, мы не тронули

Его не только розгами —

И пальцем. Ну а всё ж

Нет-нет – да и подумаешь:

Не будь такой оказии,

Не умер бы Агап!

Мужик сырой, особенный,

Головка непоклончива,

А тут: иди, ложись!

Положим, ладно кончилось,

А всё Агап надумался:

Упрешься – мир осердится,

А мир дурак – доймет!

Всё разом так подстроилось:

Чуть молодые барыни

Не целовали старого,

Полсотни, чай, подсунули,

А пуще: Клим бессовестный,

Сгубил его, анафема,

Винищем!..

Вон от барина

Посол идет: откушали!

Зовет, должно быть, старосту,

Пойду взгляну камедь!»

3

Пошли за Власом странники;

Бабенок тоже несколько

И парней с ними тронулось;

Был полдень, время отдыха,

Так набралось порядочно

Народу – поглазеть.

Все стали в ряд почтительно

Поодаль от господ…

За длинным белым столиком,

Уставленным бутылками

И кушаньями разными,

Сидели господа:

На первом месте – старый князь,

Седой, одетый в белое,

Лицо перекошённое

И – разные глаза.

В петлице крестик беленький

(Влас говорит: Георгия

Победоносца крест).

За стулом в белом галстуке

Ипат, дворовый преданный,

Обмахивает мух.

По сторонам помещика

Две молодые барыни:

Одна черноволосая,

Как свекла губы красные,

По яблоку – глаза!

Другая белокурая,

С распущенной косой,

Ай, косонька! как золото

На солнышке горит!

На трех высоких стульчиках

Три мальчика нарядные,

Салфеточки подвязаны

Под горло у детей.

При них старуха нянюшка,

А дальше – челядь разная:

Учительницы, бедные

Дворянки. Против барина —

Гвардейцы черноусые,

Последыша сыны.

За каждым стулом девочка,

А то и баба с веткою —

Обмахивает мух.

А под столом мохнатые

Собачки белошерстые.

Барчонки дразнят их…

Без шапки перед барином

Стоял бурмистр:

«А скоро ли, —

Спросил помещик, кушая, —

Окончим сенокос?»

«Да как теперь прикажете:

У нас по положению

Три дня в неделю барские

С тягла: работник с лошадью,

Подросток или женщина,

Да полстарухи в день.

Господский срок кончается…»

«Тсс! тсс! –