должен был подать хоть какую-нибудь надежду Магдалине; я бы убил ее, если б сказал правду.
Эрбо. Как? что такое!
Бернард. Я бы убил ее словами: «У нас нет более дочери!» Мария погибла, она обесславлена!
Эрбо. Мария!
Бернард. Тише!.. Магдалина!.. (Он подходит к ней. Все савояры встают.)
Явление 2
Те же, Магдалина (которая вышла из хижины с левой стороны).
Бернард (поддерживая, ведет Магдалину). Зачем ты встала, Магдалина? Это тебе может повредить!
Магдалина. Ничего. Мне легче… Я предполагала, что сегодня возвратятся наши савояры, и с радостью вспомнила, что скоро приедет и Мария… Я еще не увижу ее, но, по крайней мере, прикоснусь к рукам тех, которые касались ее руки… Я не увижу ее, но услышу рассказы о ней…
Эрбо (в сторону). Бедная мать!
Бернард (в сторону, отирая слезы). Она не знает еще о нашем несчастии.
Магдалина (подзывает знаками к себе Жако). Жако, ты видел ее, не правда ли?
Жако (приближаясь). Кого?
Магдалина. Мою милую Марию.
Жако. Марию… я?.. (Бернард делает ему знак с замешательством.) Да… нет…
Бернард (в сторону). Дурак! (Громко и с живостью). Ты ведь знаешь, Магдалина, что Мария не жила с ними… У нее была своя особая квартира.
Магдалина. Знаю, знаю… Она для того это сделала, чтоб не иметь перед глазами дурных примеров.
Бернард (в сторону). Да, именно для того! она прекрасно воспользовалась своею предусмотрительностью!
Магдалина (подходя к Фаншете). Ну а ты, Фаншета… ты часто ее видела?
Фаншета (смотря на Эрбо и Бернарда). Я?.. очень часто.
Магдалина. Ну что ж она — весела, счастлива?
Фаншета. Да, она счастлива тем, что могла послать что-нибудь в деревню. Она всегда была довольна собой в тот день, когда после трудов могла сказать самой себе: «Вот еще немного денег, которые я могу послать матушке».
Магдалина (отирая слезы). Она так говорила! (Обнимая Фаншету). Ты добрая девушка, Фаншета; я люблю тебя! ты будешь часто ходить ко мне, не правда ли?
Фаншета. С удовольствием.
Эрбо (которому Бернард делает знаки). Вам пора успокоиться, Магдалина.
Бернард. Да, поди, Магдалина. Тебе нужно спокойствие.
Магдалина. Но мне бы хотелось знать все новости о моей милой Марии. (Она уходит вместе с Бернардом и Эрбо.)
Жако. И нам пора. (Повторяют первый хор и уходят.)
Явление 3
Мария и Пьерро.
Сцена на минуту остается пустою; потом показывается Пьерро с левой стороны, на высоте горы; сходит печально до второго поворота, смотрит в ту сторону, откуда пришел, идет ли за ним Мария, и выражает пантомимою, что видит ее остановившеюся вдали. Он берет свою лютню и наигрывает арию на голос прощальной песни Магдалины. Мария показывается, она приближается неровными шагами с поникшей головой, по звукам арии, она сходит с горы. Когда Мария входит на авансцену, Пьерро перестает играть. Мария, утомленная, падает на скамейку.
Пьерро (садясь на левую сторону). Наконец мы прошли двести лье! каждое утро, когда мы должны были идти вперед, глаза ее невольно возвращались назад, к Парижу. Я спешил поразить ее слух теми звуками, которые она в своем безумии называет голосом своей матери… И она шла за мной. Путешественники время от времени давали хлеба бедной безумной, с каждым днем трудности увеличивались, каждый день я говорил себе: «Не унывай, мой бедный Пьерро, на небе есть бог, который смотрит на тебя, а на земле мать, которая ждет тебя…» Ее мать!.. (Отчаянно.) Она там! О, боже мой! боже мой! Как ей сказать об этом несчастии.
Мария (машинально). Я с ним засыпаю и с ним пробуждаюсь, им дышу.
Пьерро. Что она говорит? Мария, бедная Мария!
Мария. Кто зовет меня?
Явление 4
Те же, Бернард.
Бернард. Да, оставим ей хоть небольшую надежду, которой я уже совершенно не имею. (Оборотясъ и увидя Пьерро.) Кого я вижу?.. Пьерро!.. И с ним… О, боже мой! лицо ее бледно! глаза ее безумны…
Пьерро. Вы не ошиблись, Бернард; это бедная безумная, которую я к вам привел.
Бернард. Безумная! Безумная за то, что была преступна!
Пьерро (с усилием). Преступна! что он сказал? Преступна! Это неправда! слышите ли вы, это неправда!
Бернард. Что ты говоришь?
Пьеррд (так же). Если б Мария была преступна, она не возвратилась бы из Парижа на родину, я не прошел бы с ней двести лье, чтоб привести к умирающей матери больную дочь! слышите ли вы, Бернард, вы оклеветали родную дочь! (Плачет.)
Бернард (с радостию). Возможно ли? честь моей Марии, моей бедной дочери, не посрамлена! Мария достойна нас!.. Но расскажи нам, мой друг Пьерро…
Пьерро (грубо). Сперва нужно позаботиться об ней… после вы всё узнаете. (Он подходит к Марии.)
Бернард. А ее мать… великий боже!.. ее мать!.. если она увидит ее в таком положении! Если б я попробовал поговорить с нею.
Пьерро. Нет, погодите. Сперва я… Мария!
Мария. Мария!
Пьерро. Это я — Пьерро!.. Вы знаете Пьерро?
Мария. Пьерро? Ах! идти, снова идти! (Она встает и опять садится, почти упадая.) О, как я много страдаю!
Бернард. Бедная дочь моя!
Пьерро. Нет, Мария, нет! Нам не нужно больше идти… мы уже пришли.
Мария. Пришли?
Пьерро. Да. Посмотрите: вот деревня… Вы узнаете эту деревню?
Мария (смотря вокруг себя, поднимается и идет в глубину театра). Деревня! Ах, да, да! деревня! как здесь хорошо!
Мария. Деревня, хижина!.. нужно ехать… идти туда… в Париж.
Бернард. Опять!
Мария. Да, мне нужно идти. Прощайте, прощайте! (Она делает несколько шагов и останавливается.) Но мне нужно, нужно, чтоб кто-нибудь меня предостерегал… чтоб я не верила, когда мне скажет он: «Я люблю тебя!» — чтоб оттолкнуть его, когда он будет лежать у ног моих…
Играют арию.
Это талисман, талисман, которым благословила меня мать… (С радостью.) Да, да… это он!.. (Бросаясь на колени, она поет.)
Работай больше и честней,
Молись… с молитвой грусть забудешь.
И думай иногда о…
(Она припоминает.)
И думай… и думай…
(Останавливается и опускает голову. Бернард и Пьерро в отчаянии.)
Явление 5
Те же, Магдалина, Эрбо.
Они являются на пороге двери в то время, когда Мария поет. Эрбо старается удержать Магдалину, но она дрожащими шагами приближается к Марии, стоящей на коленях, кладет ей руки на голову и продолжает петь.
Магдалина.
И думай иногда о матери твоей!
За это счастлива ты будешь…
Ее голос поражает Марию, она мало-помалу поднимается, смотрит на Магдалину, хочет говорить, но из груди ее вырываются только крики, задушаемые рыданьями. Она протягивает руки к Магдалине.
Мария. Матушка! матушка! (Она падает почти без чувств на грудь матери.)
Пьерро и Бернард. Спасена! спасена!
Магдалина (с радостью). Ах! она меня узнала!.. О, вы не знаете, какое влияние может иметь мать на свою дочь!
Мария приходит в себя, все окружают ее.
Эрбо. Погодите! Пьерро. Она открывает глаза!
Мария. Матушка!.. она жива… жива!.. так это был сон?
Все. Да, да, Мария! это был сон!
Мария (смотря в лицо своему отцу). А!.. батюшка! батюшка! И ты жив!.. (Улыбаясь.) О, как ты страшен был в этом сне!
Бернард (в сторону). Боже мой! благодарю тебя! дочь моя не отталкивает меня!
Мария. И Пьерро… и господин Эрбо… Вы все здесь… А он… Арт… (С ужасом.) Нет, не Артур… Андре!.. Андре!..
Все. Андре!
Мария. Я его тоже увижу, когда пойду в горы… Не правда ли?
Все. Что она говорит?
Маркиз (снаружи). Мария!.. милая Мария!
Мария. Этот голос… оставьте меня!.. это он!.. он! Я вам говорю… Я увижу его… Андре!
Бернард. Всё погибло!
Явление 6
Те же, командор, маркиз де Сиври.
Командор (выходя с левой стороны). Здесь, здесь!
Маркиз. Мария! Мария!..
Мария. Андре!.. (Увидя его богатый наряд, она отходит и говорит с отчаянием.) Артур!.. О, так это не сон! (Скрывает свое лицо на груди матери.)
Маркиз. Да, Мария! Это Артур!.. но Артур навсегда свободный! твой на всю жизнь!.. Этот ненавистный брак не состоялся!.. И теперь, когда матушка моя умерла, я наконец твой… О, прости меня за твои слезы и страдания… Будь моей женой, Мария! моей женой!
Все. Его женой!
Мария. Артур! Артур!.. Это он… а я… невеста его… О, как я счастлива!.. Боже мой! как я счастлива! (Бросается в объятия Артура.)
Командор. И меня простите, прелестная Мария… Я хоть и волокита, но добрый дядя моего племянника… ведь я расстроил его свадьбу и сам женюсь на его невесте!
КОММЕНТАРИИ
Н. А. Некрасов никогда не включал свои драматические произведения в собрания сочинений. Мало того, они в большинстве, случаев вообще не печатались при его жизни. Из шестнадцати законченных пьес лишь семь были опубликованы самим автором; прочие остались в рукописях или списках и увидели свет преимущественно только в советское время.
Как известно, Некрасов очень сурово относился к своему раннему творчеству, о чем свидетельствуют его автобиографические записи. Но если о прозе и рецензиях Некрасов все же вспоминал, то о драматургии в его автобиографических записках нет ни строки: очевидно, он не считал ее достойной даже упоминания. Однако нельзя недооценивать значения драматургии Некрасова в эволюции его творчества.
В 1841-1843 гг. Некрасов активно выступает как театральный рецензент (см.: наст. изд., т. XI).
Уже в первых статьях и рецензиях достаточно отчетливо проявились симпатии и антипатии молодого автора. Он высмеивает, например (и чем дальше, тем все последовательнее и резче), реакционное охранительное направление в драматургии, литераторов булгаринского лагеря и — в особенности — самого Ф. В. Булгарина. Постоянный иронический тон театральных рецензий и обзоров Некрасова вполне объясним. Репертуарный уровень русской сцены 1840-х гг. в целом был низким. Редкие постановки «Горя от ума» и «Ревизора» не меняли положения. Основное место на сцене занимал пустой развлекательный водевиль, вызывавший резко критические отзывы еще у Гоголя и Белинского. Некрасов не отрицал водевиля как жанра. Он сам, высмеивая ремесленные поделки, в эти же годы выступал как водевилист, предпринимая попытки изменить до известной степени жанр, создать новый водевиль, который соединял бы традиционную легкость, остроумные куплеты, забавный запутанный сюжет с более острым общественно-социальным содержанием.
Первым значительным драматургическим произведением Некрасова было «Утро в редакции. Водевильные сцены из журнальной жизни» (1841). Эта пьеса решительно отличается от его так называемых «детских водевилей». Тема высокого назначения печати, общественного долга журналиста поставлена здесь прямо и открыто. В отличие от дидактики первых пьесок для детей «Утро в редакции» содержит живую картину рабочего дня редактора периодического издания. Здесь нет ни запутанной интриги, ни переодеваний, считавшихся обязательными признаками водевиля; зато созданы колоритные образы разнообразных посетителей редакции. Трудно сказать, желал ли Некрасов видеть это «вое произведение на сцене. Но всяком случае, это была его первая опубликованная пьеса, которой он, несомненно, придавал определенное значение.
Через несколько месяцев на сцене был успешно поставлен водевиль «Шила в мешке не утаишь — девушки под замком не удержишь», являющийся переделкой драматизированной повести В. Т. Нарежного «Невеста под замком». В том же 1841 г. на сцене появился и оригинальный водевиль «Феоклист Онуфрич Боб, или Муж не в своей тарелке». Критика реакционной журналистики, литературы и драматургии, начавшаяся в «Утре в редакции», продолжалась и в новом водевиле.
