Надинь.
– — Это кто стоит с mademoiselle Кларой? Неужели мисс Бетси превратилась в такую худенькую и стройную? — заметил Тавровский, глядя на луг, где бегали дети.
Надинь оправила вуаль на своей голове и довольно резко сказала:
– — Это новая гувернантка, русская.
– — Это что значит? зачем русская? — спросил удивленный Тавровский, смотря на Марка Семеныча, который с досадою отвечал:
– — Я надеюсь, что моим детям надо уметь говорить по-русски?
– — Mademoiselle Клара, mademoiselle Клара! — кричала Надинь, махая платком.
Француженка подбежала к террасе и раскланялась с Тавровским.
– — Позовите детей и… как ее…
– — Mademoiselle Анет?
– — Да!
Разговор, разумеется, был на французском языке, на котором Надинь и продолжала, обращаясь к Тавровскому:
– — Я должна вас предупредить, что эта mademoiselle Анет очень смешная особа; она держит себя, как будто она член нашего семейства.
И Надинь засмеялась.
– — Ты привыкла к mademoiselle Кларе и ее манерам, и потому она тебе такой кажется! — с горячностью возразил Марк Семеныч.
Надинь подняла брови, как бы удивленная чем-то; и, улыбаясь иронически, сказала:
– — Ты так преследуешь mademoiselle Клару, что я начинаю подозревать, что тебе не удалось приобресть ее расположение.
– — Полноте! вы обижаете его! неужели у него такой вкус! — смеясь, сказал Тавровский.
– — Шутки ваши слишком странны, Надежда Александровна! Вы очень хорошо знаете, что если бы гувернантка моих детей была и красавица, то и тогда бы я не стал заискивать ее расположение.
– — Пуританин! — смеясь, подхватила Надежда Александровна и шепотом произнесла:- Тише: она близко.
Mademoiselle Анет в самом деле имела спокойно-величавую походку, которая при ее выразительно-красивом лице невольно бросалась в глаза, — тем более что возле нее, как угорь, вертелась mademoiselle Клара.
– — Какая хорошенькая! поздравляю! Право, приятно иметь такую гувернантку,- шептал Тавровский.
Mademoiselle Анет медленно вошла на ступеньки террасы, пустив вперед детей, которые кинулись с распростертыми объятиями к Тавровскому. Mademoiselle Анет осталась на последней ступеньке, спокойно вынося взгляды сидящих.
Марк Семеныч подал стул mademoiselle Анет. Поблагодарив его, она села.
Надежда Александровна тотчас же встала и пошла в гостиную.
Тавровский, играя с детьми, не сводил глаз с новой гувернантки и шепнул Эженю:
– — Ты, я думаю, очень рад, что у вас такая хорошенькая гувернантка?
– — Еще бы! у ней отличные руки и уши. Я попробую снять с нее портрет,- важно отвечал Эжень.
– — И подари мне.
– — Граф! — кричала из гостиной Надежда Александровна.
Тавровский нехотя вошел в гостиную и сел в креслы, возле кушетки, на которой полулежала хозяйка дома. Она спросила язвительно:
– — Вы, кажется, тоже были поражены ее надменностью?
– — Она очень хороша собой.
– — Как это скучно! Я вовсе не об этом хочу говорить,- не без досады перебила его Надежда Александровна.
– — Извините!
С минуту длилось молчание. Надежда Александровна сказала:
– — Ах, как шумят дети!
– — Я скажу, чтоб они шли играть дальше.
– — Не беспокойтесь… Mademoiselle Анет!
Mademoiselle Анет явилась в дверях.
– — Потрудитесь увести детей в сад,- сказала Надежда Александровна.
Mademoiselle Анет молча пошла.
– — Знаете ли, она у меня с утра, а я еще голоса ее не слыхала: она, кажется, боится говорить. Впрочем, у ней, может быть, дурные зубы.
– — Посмотрите, какие отличные! вот она улыбнулась! — воскликнул Тавровский.
– — Странно! я заметила, что женщины с дурными зубами все очень серьезны.
– — Везде есть исключения. Вы так проницательны, что, верно, заметили, какая у ней маленькая ножка.
Надежда Александровна вспыхнула, и невольно ее нога быстро спряталась под платье.
Тавровский подошел к дверям террасы и стал глядеть на луг, где бегали дети, mademoiselle Анет и Марк Семеныч. Надежда Александровна тихонько подкралась к Тавровскому и тоже глядела на луг.
В самом деле, было очень любопытно видеть mademoiselle Анет, которая, отбросив свою гордую осанку, резвилась, как дитя. Она ловко изгибалась, обманывая детей, догонявших ее, и вдруг сделала такое движение, что гребенка выпала у ней из косы, и длинные, густые волосы, ничем не связанные, рассыпались по ее плечам. Она силилась вырваться из рук обрадовавшихся детей, чтоб привести свои волосы в порядок, но они не давали ей этого сделать.
– — Какие волосы! как хороша она так! — сказал Тавровский.
Надежда Александровна кусала губы, щурясь, глядя на луг, и отвечала:
– — Я держу пари, что эта гребенка упала с расчетом.
– — И расчет был верен, потому что она так великолепно-хороша…
– — Мне кажется, что она какая-нибудь колдунья. Посмотрите, как разбегался мой муж: хочет показать, что он еще молод! — смеясь принужденно, говорила Надежда Александровна.
– — Я пойду тоже бегать! — сказал Тавровский и кинулся с террасы.
– — Поль! Поль! — стиснув зубы, кричала ему вслед Надежда Александровна.
Но он не воротился, и лицо ее приняло такое злое выражение, что вся красота ее исчезла. Она кинулась в креслы и с силою стала качаться, потом вскочила, почти бегом пробежала комнату и дернула так сильно за шнурок колокольчика, что кисть осталась в ее руках. Отбросив ее от себя далеко, она сказала отрывисто вошедшему лакею:
– — Мисс Бетси!
Через две минуты вошла, или, лучше сказать, вкатилась, толстая англичанка. Огненные ее волосы были взбиты в мелкие пукли; на голове ее был чепчик с лиловыми лентами, но и он не мог скрыть ее жидкой косы и таких жидких волос, что красная кожа на голове просвечивалась. Она была затянута в пестрое платье, и пышная ее талия была открыта.
– — Детей за класс! — не отвечая на поклон мисс Бетси, сказала Надежда Александровна и нетерпеливо глядела вслед толстой англичанке. Потом она подошла к зеркалу, оправила вуаль на голове и, приняв спокойное выражение лица, пошла на террасу, мимоходом взяв какую-то книгу. Она уселась в креслы и стала качаться; но покачивание на этот раз было медленно, выражение лица так кротко; ее серые быстрые глаза щурились и наконец закрылись.
В это время Тавровский возвратился к террасе; но голова его была повернута к лугу, где дети плакали, узнав, что им велят идти учиться.
Когда он подошел к ступенькам и увидел дремавшую в креслах Надежду Александровну, он остановился, посмотрел с улыбкой на спящую и повернул назад. Спящая быстро открыла глаза и крикнула:
– — Поль!
– — Я думал, вы спите…
– — Вы куда идете?
– — Назад. Я было пришел ходатайствовать за детей.
– — Останьтесь! — повелительно произнесла Надежда Александровна.
– — Вы, кажется, считаете меня тоже за ребенка? Но вам трудно будет сладить со мной; я очень капризен и…
– — Разве это вежливо — убежать и оставить,- горячась, перебила его Надежда Александровна.
Тавровский, смеясь, в свою очередь перебил ее, сказав:
– — Мы играли с детьми. Вообразите, я было догнал ее и взял за руку: как она на меня посмотрит… Я сконфузился даже.
– — Вы, кажется, слишком много приписываете могуществу ее взгляда; чтоб вас привести в смущение, надо…
Надежда Александровна остановилась и, взяв неожиданно под руку Тавровского, повлекла его к лугу. Подходя к детям, она приняла такой строгий вид, что Марк Семеныч сказал:
– — Надинь, ты не сердись; это я виноват.
Но Надинь не слушала его и строго спросила мисс Бетси по-французски:
– — Что значит, что дети не уведены?
– — Они заигрались! — подхватила mademoiselle Клара.
– — Maman, позвольте! — со слезами бормотали дети.
– — Надинь, дай им поиграть еще! — сказал Марк Семеныч.
– — Вздор! голову мне вскружили своими криками,- отвечала Надежда Александровна и повелительным жестом приказала детям удалиться.
Мисс Бетси и mademoiselle Клара пошли за детьми. Mademoiselle Анет тоже хотела было следовать за ними; но хозяйка дома остановила ее, сказав небрежно:
– — Вы теперь им не нужны, можете идти в свою комнату.
Марк Семеныч подхватил любезно:
– — Вы, я думаю, устали. Мы, кажется, слишком пользовались вашей добротой. Позвольте, я вас провожу.
– — Mademoiselle Клара, mademoiselle Клара! — закричала Надежда Александровна, не выпуская руки Тавровского.
Француженка подбежала к хозяйке дома, которая сказала:
– — Прикажите провести ее в ее комнату, — и, обратись к Марку Семенычу, она поманила его к себе.
Он подошел; жена взяла его под руку и, глядя язвительно то тому, то другому в лицо, молча повела их на террасу.
Комнаты, назначенные для новой гувернантки, были очень милы и удобно меблированы. Одна выходила в сад и была перегорожена занавесью, так что из нее вышла спальня и маленькая гостиная. Другая выходила на двор; в ней была уборная. Из каждой комнаты был выход: из одной — на двор, из другой — в сад.
Явилась горничная, очень порядочной наружности, и стала разбирать чемоданы.
Mademoiselle Анет, сев у окна в мягкие креслы, так задумалась, что не замечала Марка Семеныча, стоявшего уже с минуту в дверях и пристально смотревшего на нее.
Mademoiselle Анет, наконец увидя его, быстро встала. Марк Семеныч кинулся к ней, взял ее руку и тихо, с волнением сказал:
– — Простите, простите меня!
– — Что вы, Марк Семеныч!
– — Я виноват: вы…
– — Полноте! — с принужденною веселостью перебила его mademoiselle Анет, и, придвигая стул к окну, она сказала: — Садитесь! — но, как бы опомнясь, улыбнулась, положила руку на спинку стула и продолжала: — Я еще не привыкла к своему новому положению; но я скоро совершенно войду в него. Эти комнатки очень миленькие, и я…
– — Скажите, может быть, чего-нибудь недостает здесь?
– — Нет, здесь всё так удобно!
– — Я рад, что хоть комнатой вы довольны.
– — Я всем довольна… Ваши дети очень милы.
Марк Семеныч тяжело вздохнул.
Молчание длилось с минуту. Марк Семеныч сказал:
– — Для вас избрана горничная очень порядочная; вы можете быть покойны на этот счет.
– — Благодарю вас.
– — Может быть, вам не нравится, что ваши комнаты очень отдалены от других? Но всё занято, и я думал, что вам здесь будет свободнее.
– — Вы очень добры.
– — Я, кажется, вас стесняю! — как бы только теперь заметив, что mademoiselle Анет стоит, сказал Марк Семеныч и, раскланиваясь, прибавил: — Мы будем обедать в пять часов en famille {по-семейному (франц.)}.
Не успел скрыться Марк Семеныч, как mademoiselle Анет вошла в уборную, думая застать горничную; но ее уже не было. Она подошла к окну и, взглянув в него, услышала топанье лошадей и свист бича. Тавровский сидел впереди в четвероместном шарабане, запряженном серыми лошадьми. Надежда Александровна и mademoiselle Клара усаживались на второе место. Шарабан уже двинулся, как Тавровский повернул голову к дамам, верно желая что-нибудь сказать, и его глаза встретились с глазами mademoiselle Анет. Он
