Вы и на меня сердитесь,- сказал Марк Семеныч.

– — Уверяю вас, что, кроме благодарности и удивления моего к вам, я ровно ничего не имею…

– — Вы забыли, может быть, ваше слово разделить со мной тягость воспитания?

– — И я сдержу его, потому что я должна же чем-нибудь заплатить вам за то участье…

– — Боже мой! не говорите со мной так. Вы для меня принесли жертву.

– — Однако зачем их делать свидетелями,- заметила mademoiselle Анет, потому что дети с большим вниманием слушали их разговор.

И они пошли в сад; но не успели они сделать круг, как к ним навстречу шла Надежда Александровна и ласково сказала, обращаясь к mademoiselle Анет:

– — А я вас искала.

– — Я была в своей комнате,- отвечала mademoiselle Анет.

Надежда Александровна молча пошла возле нее. Она, казалось, хотела что-то сказать ей, но как бы не решалась… и вдруг она торопливо сказала:

– — Вы, mademoiselle Анет, извините меня, я не хотела вас обидеть! — И, сказав это, она быстро отошла в сторону и заметила своей дочери, шедшей впереди:- Как я не люблю на тебе, Софи, этого платья!

Тавровский шел навстречу, и когда он встретил Надежду Александровну, то пытливо взглянул на нее, потом на mademoiselle Анет, которой он сказал:

– — Я к вам с предложением: не хотите ли попробовать мою верховую лошадь? она очень смирная. Mademoiselle Клара уже подпрыгивает на ней и страшно кричит.

– — Благодарю вас! в другой раз.

– — Отчего же вы не хотите? — заметила любезно Надежда Александровна.

И все пошли на подъезд, выходящий на большой двор, посреди которого был огорожен луг с зеленой травой; в центре его красовались солнечные часы. Mademoiselle Клара, скривив талию, подпрыгивала на аршин от седла, смеялась, поддерживая свою гребенку в косе. Лошадь вели под уздцы, и она шла легкой рысью.

Дети стали проситься тоже сесть на лошадь, когда mademoiselle Клара сошла с нее. Тавровский сел по-дамски и прокатывал поочередно детей; Марк Семеныч ходил возле и останавливал Тавровского, когда тот скоро ехал. Mademoiselle Анет в это время крепче увернула свою косу, на что не без зависти смотрели Надежда Александровна и гувернантки; потом она надела длинную суконную юбку и ожидала лошади, которую подвел к ней Тавровский, спросив ее:

– — Вы как садитесь, с лестницы?

– — Нет, я и так могу,- отвечала mademoiselle Анет.

Тавровский так приподнял ее, что она с секунду стояла ногой на его руке. Сев на седло, она взяла повода и, оправив платье, повернула лошадь прямо, пришпорила ее и перескочила через перегородку в луг.

Послышались разного рода восклицания.

Тавровский кричал «браво!», Марк Семеныч: «Осторожнее!», дети, прыгая, били в ладоши, а дамы с удовольствием следили за mademoiselle Анет, скакавшей рысью вокруг. Она, казалось, одушевилась, то ехала рысью по-английски, то просто,- потом, подняв лошадь в галоп, сделала тур, пустила ее во весь карьер и неожиданно остановила перед Тавровским, стоявшим на лугу. Она бросила ему повода и спрыгнула на землю, так что дети вскрикнули, думая, что она упала с лошади. Похвалы сыпались со всех сторон mademoiselle Анет. Надежда Александровна сказала ей:

– — Да, вы удивительная наездница! где это вы выучились так ездить?

– — В деревне, один из моих родственников, хороший кавалерист, учил меня,- гордо отвечала mademoiselle Анет.

Надежда Александровна подняла брови и произнесла:

– — А-а-а!

Марк Семеныч подошел в это время к mademoiselle Анет и сказал:

– — Нет, я вам больше не позволю ездить верхом: вы ужасно смелы. Как можно, не зная лошади…

– — Ах, как ты скучен с своими моралями! ну, читай их детям! — перебила его Надежда Александровна и закричала Тавровскому, скакавшему по-дамски: — Полноте! теперь вы нас не удивите своей смелостью.

Вечер прошел довольно весело. Приехали гости; но mademoisselle Анет удалилась, потому что детям было время идти спать. Прощаясь с детьми, Тавровский успел тихо спросить mademoiselle Анет:

– — Извинялась?

– — Кто? — невольно шепотом спросила mademoiselle Анет.

– — Кому следовало.

Mademoiselle Анет ничего не отвечала.

Тавровский, взяв на руки Андре и целуя его, сказал ему:

– — Поди и крепко поцелуй за меня мисс Бетси.

– — Не хочу!

– — Ну mademoiselle Клару.

– — Не хочу, не хочу! — говорил ребенок.

– — Ну а хочешь ли поцеловать mademoiselle Анет?

Ребенок протянул к ней руки. Mademoiselle Анет ждала его, только чтоб уйти, и когда брала Андре от Тавровского, то почувствовала легкое пожатие руки; она в волнении сказала:

– — Вы, кажется, следуете общему примеру и тоже намерены мне делать оскорбления.

И mademoiselle Анет повела детей прощаться к Марку Семенычу.

Тавровский громко воскликнул:

– — Неужели вы это серьезно думаете?

– — Что такое? что такое? — кричала с другого конца гостиной Надежда Александровна.

– — Mademoiselle Анет обижает меня,- отвечал так печально Тавровский, что вызвал смех детей.

– — Бедный! а вы не умеете защититься! — насмешливо сказала Надежда Александровна, подходя к нему.

– — Без вашей помощи — нет.

– — Чем же она обидела вас?

– — Не хочет ехать верхом завтра со мной.

– — Какая обида! — с неудовольствием заметила Надежда Александровна.

Mademoiselle Анет гордо глядела на Тавровского и медленно удалилась с детьми.

Не без волнения пришла она к себе в комнату и, усевшись в креслы, о чем-то задумалась, что случалось очень часто с некоторого времени. Вошла горничная и подала ей записку.

– — От кого? — спросила mademoiselle Анет.

– — Мне подал Сергей, ничего не сказав,- отвечала горничная.

Mademoiselle Анет распечатала записку и стала читать. Лицо ее покрылось краской; разорвав, она бросила ее на пол и стала в сильном волнении ходить по комнате. Записка была от Тавровского, который писал:

«Вам показалось, что я хотел вас оскорбить. Я согласен, что, может быть, моя шутка была дерзка. Но клянусь вам честью, что в ней и тени не было того, что вы предположили. Это всё меня так поразило, что я чуть не наделал глупостей. Простите, простите меня! Если вы не сердитесь на меня, то покажитесь у вашего окна. Я буду стоять в саду у кустов и простою целую ночь за свою ветреность».

Mademoiselle Анет отослала свою горничную ранее обыкновенного и вышла из своей комнаты, выходящей в сад, в другую. Она пробовала читать, работать, но скоро всё бросала и поминутно ходила в смежную комнату. Она подкрадывалась к окну и, отскакивая от него с ужасом, повторяла:

– — Боже мой, его увидят! что он делает!

Настала ночь. Волнение ее усилилось, тем более что Марк Семеныч, возвратись к себе, имел привычку открывать у себя окно и долго сидел, мурлыча романс Офелии или Десдемоны.

Mademoiselle Анет, дрожа, прислушивалась к малейшему шуму, и сердце у ней забилось сильно, когда окно раскрылось внизу и послышался голос Марка Семеныча.

Mademoiselle Анет поспешно открыла свое окно, махнула платком и тотчас заперла его. Но не успела она это сделать, как чья-то фигура стояла на дорожке и глядела к ней в окно. Mademoiselle Анет, слабо вскрикнув, присела, стараясь скрыться. Она медленно подняла голову и робко взглянула в окно. Фигура всё еще продолжала прохаживаться взад и вперед.

– — Господи, что он делает со мной! — почти рыдая, воскликнула mademoiselle Анет — и вдруг кинулась к себе на кровать, потому что кто-то застучал ключом у дверей другой комнаты.

То была горничная, которая, подойдя к двери, робко сказала:

– — Если вы не почиваете, так вот-с записка.

– — Боже мой, опять! — с сердцем сказала mademoiselle Анет, отворяя дверь.

– — От mademoiselle Клары! — отвечала горничная. Но записка была от Тавровского. Он писал следующее:

«Я счастлив: вы простили меня; берегитесь: за вами подсматривают и ходят дозором около ваших окон. Чтоб отвлечь подозрение горничной, я велел сказать, что это от mademoiselle Клары. Дайте ей какую-нибудь книгу. Благодарю, благодарю вас».

Mademoiselle Анет отдала горничной книгу и сказала:

– — Ты больше не входи ко мне: я хочу спать.

Но когда горничная ушла, она подкралась к окну и увидала всё ту же фигуру, расхаживающую под окнами.

Mademoiselle Анет пугало всякое сближение с Тавровским, и в то же время она не могла не согласиться, что внимание его льстило ей. Она заметила, что на нее стали обращать особенное внимание, когда она являлась в гостиную с детьми; да она и сама чувствовала, что взгляд и улыбка ее, даже каждое движение приняло какое-то особенно спокойное и гордое выражение. При всей своей живости характера она мало принимала участия в разговорах и очень редко улыбалась. От детей она узнала, что ее прозвали гости: mademoiselle de Fierte. {Гордячка (франц.)} Чем ни старались уязвить ее женское самолюбие многие дамы, внимание Тавровского всё выкупало. В ее присутствии, в гостиной, он бросал всех и постоянно находился с детьми, то есть находился около mademoiselle Анет. Шутки сыпались на него; особенно смеялась над ним Надежда Александровна. Раз, когда mademoiselle Анет удалилась с детьми, Тавровский подошел к кружку хозяйки дома, и она иронически сказала ему:

– — Да вы совершенно превратились в ребенка: только с детьми и говорите.

– — Я очень желал бы, но с условием, чтоб mademoiselle Анет согласилась быть и моей наставницей,- отвечал Тавровский.

– — Вы ее так избалуете своими пошлыми комплиментами, что я буду принуждена ей отказать от дому,- тихо сказала Надежда Александровна.

– — Эта мера с вашей стороны очень будет простительна.

– — Это что значит! Неужели вы думаете, что я унижусь до того, чтоб бояться ее красоты! И что в ней хорошего!

– — Всё: рост, взгляд, походка; а уменье держать себя в вашей гостиной — это показывает очень топкий ум.

– — Так это более сострадание вами руководит? — смеясь принужденно, перебила его Надежда Александровна.

– — Может быть! Я очень желал бы ее видеть в другом положении: она произвела бы эффект в обществе.

– — То есть вы сожалеете, что уже нет тех волшебников, которые жен рыбаков превращали в графинь! — изменясь в лице, шепотом проговорила Надежда Александровна.

– — Разумеется, это жаль!

– — И вы бы женились на ней? ха-ха-ха!

И Надежда Александровна громко стала смеяться, как бы желая скрыть свое волнение.

С этого дня она стала выезжать почти всякий вечер, и гостиная ее была пуста, чем Марк Семеныч, казалось, был очень доволен. Гуляя с mademoiselle Анет и детьми, он говорил:

– — Не правда ли, что тихая семейная жизнь гораздо лучше этих пустых собраний, где каждый, являясь, должен запастись большим количеством принужденных улыбок и пошлых фраз. Мне кажется, вы не из числа тех тщеславных