детей. Марк Семеныч подошел к mademoiselle Анет. Голос его был нетверд, и он сказал:

– — Я не знаю, как мне благодарить вас.

– — Не правда ли, Софи очень мила с мушками и в напудренном парике; а Серж так смешон маркизом, и как натурально он нюхает табак! Посмотрите, как кокетливо смотрит Ольга,- весело говорила mademoiselle Анет, окидывая залу.

Лицо ее приняло такое живое выражение, глаза так блестели, что Марк Семеныч глядел на нее с удивлением и сказал:

– — Я вас не узнаю, я поражен!

– — Чем? — рассеянно спросила mademoiselle Анет.

– — Вы так хороши, вы…

– — А-а-а! вы, кажется, намерены благодарить меня комплиментами.

– — Это — истина.

– — Бальная!

– — Что же делать, когда…

– — Позвольте вас просить на тур вальса,- подходя к mademoiselle Анет, сказал Тавровский.

Mademoiselle Анет подала руку; но вдруг она остановилась и спросила:

– — Мне кажется, мы первые начинаем?

– — Так и должно быть: вас все признали царицей бала! — кружась, говорил Тавровский.

– — Я уверена, что есть много исключений, и Надежда Александровна…

– — Ей же хуже, если она будет не в духе: красота ее требует большого спокойствия.

Они не замечали или не хотели заметить, но никто более не вальсировал. Посадив свою даму, Тавровский подошел к одному молодому человеку и сказал:

– — Что же вы не танцуете?

– — Да никто не хочет: я к трем подходил.

– — Это забавно! они все обиделись! — смеясь, отвечал Тавровский.

В эту минуту его схватил за руку с волнением какой-то юноша очень приятной наружности и умоляющим голосом сказал:

– — Ради бога, скажите, с кем вы сейчас вальсировали?

– — Это гувернантка дома, mademoiselle Анет.

– — Не может быть! Как ее фамилия?

– — Ах, боже мой! да разве есть у них фамилии! — подхватила Мари, шедшая мимо, и с своей язвительной улыбкой спросила юношу: — И вас, барон, она пленила?

И, засмеясь, она пошла дальше.

Барон не спускал глаз с mademoiselle Анет, с которой только и танцевал Тавровский. В одной кадрили он сказал ей:

– — Вы такой производите эффект, что посмотрите на этого несчастного юношу…

– — Где? у дверей?

– — Вы, верно, его заметили!

– — Чем же он несчастлив?

– — Он, увидев вас, сошел с ума.

Mademoiselle Анет засмеялась; но смех ее замер, и она изменилась в лице от следующих слов:

– — Право, он помешался: уверяет, будто он вас видел на сцене.

– — На какой? — тревожно спросила она.

– — На провинциальной.

Mademoiselle Анет вздрогнула, побледнела и с ужасом смотрела кругом.

– — Вам начинать,- сказал, делая фигуру, ее кавалер vis-a-vis. {напротив (франц.)}

Mademoiselle Анет спохватилась, но не ту фигуру стала делать и сбила всех. Когда она возвратилась на свое место, Тавровский, взяв ее руку, чувствовал через перчатку, что она была холодна; лицо гувернантки было бледно как полотно.

Когда фигура была окончена, Тавровский, нагнувшись к ее стулу, шепнул:

– — Что с вами? на вас все смотрят.

– — У меня кружится голова.

– — Оставим кадриль.

– — Нет!

И она продолжала танцевать. Тавровский пытливо глядел то на mademoiselle Анет, то на барона, к которому он подошел по окончании кадрили и сказал:

– — Ну что, вы еще уверены, что это она?

– — Еще более; и когда она вдруг побледнела, мне так живо она напомнила Десдемону…

Тавровский взял его под руку, и они, разговаривая, удалились в сад, где долго ходили.

Марк Семеныч, по окончании кадрили, подошел к mademoiselle Анет и, задыхаясь, сказал:

– — Что с вами? вы бледны… Ваш кавалер так дерзок, что от него всего можно ожидать… Что он сказал вам? О, он поплатится!.. Он не ожидает, что за вас вступятся.

– — Право, ничего! — в смущении отвечала mademoiselle Анет.

– — Вы скрываете! — стиснув зубы, сказал Марк Семеныч и с горячностью продолжал: — Нет, я не позволю никому оскорблять нашего дома. Я, я…

– — Ради бога, не делайте сцены ему! — в испуге сказала Анет.

– — А! вы испугались?

– — Да, потому что мое положение будет смешно, когда вы потребуете отчета у него в том, в чем он вовсе не виноват. Он может подумать бог знает что обо мне.

– — Вы говорите правду?

– — Я никогда, кажется, не подала вам повода сомневаться в моих словах.

– — Что с вами? вы как будто чего-то испугались, танцуя с Тавровский? — заметила Надежда Александровна, проходя мимо говоривших, и, не дождавшись ответа, ушла.

Mademoiselle Клара тоже подбежала к ней и пугливо, с участием спросила:

– — Вам, верно, ma chere Анет, узко платье? Я вам устрою, что не будет заметно, если его расстегнуть.

– — Благодарю вас. Мне платье не узко; а у меня, верно, от жару закружилась голова, но теперь уж всё прошло,- отвечала mademoiselle Анет и увидела по этому случаю, до чего за ней все следят.

Она спешила идти танцевать, чтоб прекратить толки, и по-прежнему смотрела спокойно, гордо; румянец появился у ней на щеках. Тавровский ангажировал ее на вальс, давал ей отдохнуть и снова пускался с ней кружиться. Надежда Александровна остановила их, когда они вновь хотели вальсировать, и строго сказала:

– — Mademoiselle Анет, вы, кажется, совершенно забыли о детях!

– — Они с мисс Бетси.

– — Мисс Бетси получает одинаковую плату с вами от меня, и потому…

Mademoiselle Анет быстро оставила Тавровского, сказав ему извинение, и удалилась из залы. Надежда Александровна, торжествуя, глядела ей вслед и улыбалась. Тавровский глядел на нее и сказал:

– — Вы любуетесь ею? Не правда ли, какие у ней плечи, руки, талия!

Надежда Александровна быстро повернула голову и устремила сверкающие глаза на Тавровского, который спокойно продолжал:

– — Вот это женщина! она не нуждается ни в каком прикрытии своих недостатков, она вся…

– — Довольно, довольно! вы наконец выведете меня из терпения! — дрожа, сказала Надежда Александровна.

– — Неужели вы ревнуете ваших гувернанток к мужу? — продолжал Тавровский шутливым тоном.

– — Поль! — задыхаясь и побледнев, произнесла Надежда Александровна, и, завидя mademoiselle Анет, снова появившуюся в зале, она измерила с ног до головы Тавровского и кинулась к ней навстречу; но Тавровский загородил ей дорогу, взял ее за талию и силою увлек в круг вальсирующих. Они с жаром говорили во всё время, пока танцевали.

К ужину Надежда Александровна приказала детям идти спать. Они стали упрашивать отца, который сказал:

– — Надинь, я прошу тебя оставить их для меня; я хочу, чтоб они ужинали со мной.

– — Помилуйте! они болтаются между нами, гувернантки вертятся, прыгают.

И Надежда Александровна гневно посмотрела на стоявшую с детьми mademoiselle Анет.

Марк Семеныч воскликнул с упреком:

– — Надинь!

– — Я вами очень недовольна, mademoiselle Анет, и советую вам вперед более обращать внимание, что вы в доме не гостья, а нянька моих детей! — выйдя из своей гордой роли, говорила Надежда Александровна.

– — Надинь! Надежда Александровна! вы забываетесь!- с равною горячностью сказал Марк Семеныч.

– — Не я, а ваши гувернантки забываются! — отвечала Надежда Александровна и вышла из комнаты.

Эта сцена происходила в столовой в присутствии лакеев, накрывавших стол, и детей. Марк Семеныч совершенно потерялся; но mademoiselle Анет была покойна, и, взяв детей за руки, она тихо сказала ему:

– — Не огорчайтесь! дети пойдут спать.

– — Нет! не ходите, дети: подите ко мне.

И Марк Семеныч, перецеловав их всех, сказал им:

– — Уважайте и любите mademoiselle Анет: она достойна глубокого уважения за свой кроткий характер. С каждым днем мое удивление к вам увеличивается. Я горжусь, что с первой встречи понял вас…

Ужин был накрыт в разных комнатах: в одной — председала хозяйка дома, а в другой хозяин; дети сидели около него, mademoiselle Анет и Тавровский возле них, а напротив — барон и другие гости, состоящие из детей и гувернанток. К концу ужина Тавровский поднял бокал и громко сказал:

– — Барон, не хотите ли выпить за здоровье дамы вашего сердца?

– — Извольте!

И барон залпом выпил бокал, смотря на mademoiselle Анет, сохранявшую спокойное выражение лица.

– — Кто? за чье здоровье вы пьете? — спросил Марк Семеныч, за детским шумом не слыхав тоста.

– — Да вот барон воображает, что здесь есть лицо, очень похожее…

Тавровский говорил протяжно, смотря на mademoiselle Анет, которая страшно изменилась в лице и слегка толкнула локтем Тавровского.

– — Ну что же?..- с любопытством спрашивал Марк Семеныч.

Но Тавровский наклонился под столом, чтоб поднять салфетку свою, и записка очутилась в руках mademoiselle Анет.

– — Я поражен сходством одной из здешних дам с одной актрисой,- сказал барон.

– — С кем? на кого она похожа? — спросил Марк Семеныч.

Но когда отвечал барон, Тавровский поднял ужасный шум: он уронил свой бокал, отодвинул стул и, извиняясь перед mademoiselle Анет, что испортил ее платье, тер его салфеткой, хотя ничего на нем не было. И весь разговор барона с Марком Семенычем был покрыт говором и шумом, производимым Тавровским. Mademoiselle Анет после ужина побежала в сад и при свете шкаликов прочла следующие две строчки, написанные карандашом:

«Я должен вас видеть. Горничная ваша вам очень предана…»

Mademoiselle Анет пугливо спрятала записку на грудь, потому что mademoiselle Клара подбежала к ней и язвительно сказала:

– — Ах, ma chere, что вы здесь делаете? так сыро в саду.

– — Я думаю, и для вас также.

– — Но о моем здоровье некому хлопотать,- отвечала mademoiselle Клара, и не успела она удалиться, как Марк Семеныч бежал по аллее и озабоченно кричал:

– — Mademoiselle Анет! какое безрассудство — после жару идти на сырость!

– — Я сейчас уйду.

– — Мне надо с вами переговорить.

– — Завтра.

– — Нет, непременно сегодня.

– — Помилуйте, где же! народ кругом, и я должна вести детей спать.

– — Я велел это сделать мисс Бетси.

– — Марк Семеныч, вы подвергаете меня…

– — Да… вы правы, точно; но, боже мой, целую ночь в неизвестности!.. Это ужасно!

– — Прощайте! я иду к себе.

– — Одно слово! — И Марк Семеныч сделал умоляющий жест.

Mademoiselle Анет убежала бегом, сказав:

– — До завтра, до завтра!

Войдя к себе в комнату, она заперлась кругом и свободно вздохнула. Стук в двери, выходившие на двор, заставил ее вздрогнуть. Она дрожащим голосом спросила:

– — Кто там?

– — Я-с, пришла вас раздеть,- отвечала горничная.

– — Не нужно.

– — Мне нужно-с…

– — Иди спать и оставь меня в покое! — строго закричала mademoiselle Анет; но не успела она окончить фразы, как кто-то тихонько стукнул в дверь другой