откровенно, что сначала испугалась, увидя, что кто-то идет ко мне.
– — Бедная, бедная! как вы напуганы! Но я дождусь, что жизнь ваша будет течь тихо и спокойно… О, сколько наслаждения видеть друга своего счастливым и знать, что я один всё это сделал! В этих случаях простителен эгоизм, не правда ли?
Mademoiselle Анет была в таком волнении, что ничего не понимала, что говорил ей Марк Семеныч, и со всем соглашалась.
Она сказалась больной и не выходила к столу и чаю. Вечером она решилась идти опять в поле, но не успела она выйти из калитки сада, как чья-то фигура скользнула по забору и калитка заперлась изнутри. Слезы брызнули из глаз бедной mademoiselle Анет, которая напрасно силилась отворить ее. Прислонясь к забору, она простонала:
– — Боже мой, я погибла!
– — Не бойтесь: я здесь! — сказал Тавровский.
Mademoiselle Анет радостно кинулась к нему и, рыдая, сказала:
– — Меня заперли!
– — Спешите же оставить дом: вы видите!
– — Куда я денусь?
– — У вас есть человек, преданный вам…
Но mademoiselle Анет не слушала Тавровского… Она задрожала: кто-то раскрывал калитку, и скоро она услышала голос Марка Семеныча:
– — Mademoiselle Анет! вы здесь? где вы?
– — Я здесь! — в волнении отвечала mademoiselle Анет и, пожав руку Тавровскому, шепнула ему:
– — Я оставлю завтра же этот дом.
И она пошла навстречу к Марку Семенычу, который с удивлением спросил:
– — Что это значит? калитка заперта!
– — Вообразите, я только вышла, как кто-то вошел в нее и запер.
– — Вы пришли для вашего друга?.. Да, нам надо переговорить с вами! — с чувством пожимая руку mademoiselle Анет, сказал Марк Семеныч.
– — Да, я хотела переговорить! — с замешательством сказала mademoiselle Анет и умоляющим голосом продолжала:- Пойдемте домой: за нами следят.
– — Вы правы! против вас и так вооружены!
Вбежав к себе, mademoiselle Анет так была взволнована, что не вдруг заметила mademoiselle Клару, углубившуюся в креслах в темном углу.
– — Что вы здесь делаете? — с сердцем спросила ее mademoiselle Анет.
– — Меня прислала хозяйка дома за вами; я вас жду уже с полчаса. Где это вы были? — улыбаясь, спросила француженка.
– — Скажите Надежде Александровне, что я не могу идти к ней… Завтра — когда угодно.
– — Хорошо, я скажу ей.
И mademoiselle Клара, иронически улыбаясь, вышла из комнаты.
В страшной тревоге провела ночь mademoiselle Анет, решившись твердо оставить завтра же дом Марка Семеныча. На другое утро, выйдя в сад к детям, которые были с гувернантками, чтоб видеть Марка Семеныча, она была поражена следующей сценой. Дети хотели кинуться к ней, но мисс Бетси остановила их и тотчас увела, a mademoiselle Клара презрительно улыбалась, смотря на побледневшую mademoiselle Анет, лицо которой, однако, выражало столько решимости, что ей мог бы позавидовать каждый вождь в критическую минуту сражения.
В это время все собрались в гостиной Надежды Александровны, которая сидела в креслах, допрашивая, всю в слезах, горничную mademoiselle Анет. Несколько лакеев и девушек стояли у дверей. Вошел Марк Семеныч и с удивлением воскликнул:
– — Это что за собрание? — и, поцеловав руку у жены, он смотрел на нее вопросительно.
– — Очень простое: вы набираете к себе в дом таких гувернанток, что их по ночам нет в комнате,- язвительно улыбаясь, отвечала Надежда Александровна.
– — Я вас не понимаю! — изменясь в лице, сказал Марк Семеныч.
– — А вот вы всё поймете. Просите сюда mademoiselle Анет!
Один из лакеев вышел.
– — Что за сцены вы делаете! к чему эти лакеи, горничные у вас в комнате? — с ужасом оглядываясь кругом, говорил Марк Семеныч.
– — Я должна же позаботиться, кому поручены мои дети.
– — Ваши дети, по-настоящему, не должны были бы никому быть поручаемы, кроме вас!
– — Вы правы! я сегодня убедилась в этом.
Вошла mademoiselle Анет. Вид ее был так покоен и горд, что Надежда Александровна, обратись к mademoiselle Кларе, стоящей сзади ее кресел, сказала по-французски:
– — Какая наглость! — и продолжала по-русски вопросительным тоном: — Где вы были вчера вечером, mademoiselle Анет, когда с час вас ждали в вашей комнате?
– — Я гуляла!
– — Ха-ха-ха!.. слышите, гуляла!! как прилично — одной, ночью!
– — Но вы забыли, что живете не с мужиками.
– — Я это очень хорошо вижу.
– — А позвольте узнать, с кем вы гуляли?
– — Надежда Александровна, удалите детей! — весь дрожа, заметил Марк Семеныч.
– — Мисс Бетси, уведите их, пожалуйста.
– — И лакеев! — перебил ее муж.
– — Что до людей, они мне нужны, чтоб уличить вас, ослепленного ее лицемерством.
– — Я запрещаю далее продолжать такие сцены: они — пятно на чести дома! — задыхаясь, говорил Марк Семеныч; но Надежда Александровна возвысила голос и сказала:
– — Антон, ты видел ее вчера в поле?
– — Видел-с! — отвечал Антон.
– — Кто же с ней был?
– — Надинь! — грозно крикнул Марк Семеныч.
– — Господин Тавровский! — поспешно проговорил лакей.
– — Лжешь, мерзавец! пошел вон! — в ярости воскликнул Марк Семеныч, поднял руку, но, как бы опомнясь, указал лакею выразительно на дверь и продолжал: — Все, все уйдите отсюда! и вас, mademoiselle Клара, прошу оставить комнату! — и потом, обратясь к Надежде Александровне, он с презрением прибавил:- Вот до чего вы довели меня, что я чуть в вашей комнате не ударил этого лжеца.
Надежда Александровна сидела потупив глаза. Марк Семеныч был даже страшен в эту минуту.
– — Позвольте мне оставить вас! — сказала mademoiselle Анет, обращаясь к Марку Семенычу, который в негодовании воскликнул:
– — Да, да, вам нельзя ни минуты оставаться здесь!
Mademoiselle Анет вышла из комнаты, а Надежда Александровна, оставшись одна с Марком Семенычем, как бы себе в оправдание, воскликнула:
– — Она даже не простилась со мной!
– — И имела полное право!
Когда mademoiselle Анет возвратилась к себе в комнату, Тавровский стоял у окна. При виде ее он радостно кинулся к ней, сказав:
– — Боже мой, как они вас мучат здесь! всё готово: уезжайте скорее!
– — Куда? — с удивлением спросила mademoiselle Анет.
– — Доверьтесь мне! Коляска вас ждет. Вам не должно оставаться здесь ни минуты.
– — Я должна проститься с Марком Семенычем.
– — Этот человек опять вас поставит в затруднительное положение. Бойтесь его: под личиною дружбы…
– — Прошу вас ничего не говорить мне о нем.
– — Извольте! я скажу только одно: вы должны если не для себя оставить этот дом и удалиться от Марка Семеныча, то хоть для бедных детей!
– — Что вы говорите! — побледнев, воскликнула mademoiselle Анет.
– — Будто вы не замечали ничего!
Дверь с шумом раскрылась, и Марк Семеныч вбежал в комнату. Его взгляд был дик, и он, грозно подойдя к Тавровскому, сказал:
– — Кто дал вам право распоряжаться здесь? к чему эта дорожная коляска?
– — Mademoiselle Анет желает оставить ваш дом,- покойно отвечал Тавровский.
Марк Семеныч вздрогнул и сказал:
– — Как! Я позволю увезти ее из моего дома!
– — Я думаю, мы имеем равные права… то есть никаких… на mademoiselle Анет.
– — Это по вашему желанию он приехал? — весь дрожа, спросил Марк Семеныч mademoiselle Анет, бледную и всю в слезах.
– — Нет, я ничего не знала! — отвечала она.
– — Извольте идти вон отсюда! вы лжец! — воскликнул Марк Семеныч.
Тавровский побледнел и, стиснув зубы, с минуту не мог ничего сказать, потом, вздохнув тяжело, подошел к Марку Семенычу, сконфуженному от своей горячности, и сказал тихо:
– — Уйдемте отсюда: мы беспокоим mademoiselle Анет (которая сидела на стуле, закрыв лицо руками).
Она долго сидела в таком положении, как вдруг вбежала к ней с воплями Надежда Александровна. Волосы ее были в беспорядке, вуаль упал с головы. Бледная, задыхаясь, она бросилась на колени перед mademoiselle Анет и, хватая у ней руки, невнятно бормотала:
– — Спасите, спасите… дети!.. Они хотят стреляться!..
Голос ее замер, и она упала без чувств на грудь mademoiselle Анет. Как ни был велик испуг гувернантки, но она заметила причину вечного вуаля на голове Надинь: красное родимое пятно было на затылке этой дамы.
Mademoiselle Анет смочила голову водой, натерла виски одеколоном и тем привела в чувство Надежду Александровну. Первое, что она произнесла, открыв глаза, было:
– — Ах, бегите, бегите к нему, умолите его!
– — К кому?
– — К Марку Семенычу,- рыдая, говорила Надежда Александровна.
– — Отчего же не вы?
– — Я, я всему причиной: я не должна показываться ему на глаза.
Mademoiselle Анет кинулась в кабинет к Марку Семенычу, которого она застала писавшего. При виде ее Марк Семеныч поспешно встал.
– — Вы стреляетесь? — спросила mademoiselle Анет.
– — Кто вам сказал?
– — Надежда Александровна. Она у меня в комнате.
– — Несчастная…
– — А ваши дети?
Марк Семеныч, закрыв лицо руками, кинулся на стул. Mademoiselle Анет упала перед ним на колени и со слезами сказала:
– — Откажитесь от вашего намерения.
– — Я поступлю подло.
– — Для пустых людей; а каждый порядочный человек, напротив, будет еще более уважать вас. Какого скандалу наделает ваша дуэль!.. Бедная ваша жена, дети… Нет, Марк Семеныч, нет, я, как ваш друг, я не допущу вас до этого!
– — Друг, друг мой! вы требуете моей чести! — нагнувшись к mademoiselle Анет, говорил Марк Семеныч.
– — Что выше для вас — честь или долг?..
– — О! пожалейте меня… но что я могу сделать?
– — Помириться!
– — Нет, нет! я слишком оскорблен, я… ни за что первый!
– — У вас будут просить прощенья.
– — Хорошо! на одном условии.
– — Какое?
– — Чтоб вы остались в доме.
– — Марк Семеныч! — с упреком сказала было mademoiselle Анет, но поспешно прибавила: — Хорошо, я согласна!
Марк Семеныч встал и, тяжело вздохнув, сказал:
– — Я для вас жертвую моей честью.
– — То есть для вашего семейства?
– — Да…
Mademoiselle Анет вышла из комнаты, оставив в раздумье Марка Семеныча. Надежда Александровна встретила ее в сенях и тревожно сказала:
– — Ну что?
– — Он согласен на примирение, только первый не хочет просить…
– — Благодарю вас, благодарю! — воскликнула Надежда Александровна, с чувством пожав ей руку, и пошла в кабинет к Марку Семенычу, ласково сказав: — Приведите, пожалуйста, скорее детей.
Mademoiselle Анет привела детей и, стоя у окна, плакала, смотря на радостные слезы Марка Семеныча при виде детей, тоже плакавших, не понимая отчего; а раскаявшаяся Надежда
