как Петруша доказывал, что, когда он поживет в городе, она к нему изменится: да, он был прав! Но Петруша так был рад возвращению своему в деревню, что Аня осталась для него всё той же Аней, и, только боясь гнева Настасьи Андреевны, он старался украдкой говорить с ней.

Накануне Нового года приехали гости к Петруше: Федя, бывший товарищ его детства, и Танечка, воспитанница Фединой матери.

После длинного и скучного обеда, в отсутствие Федора Андреича, удалившегося отдыхать в свой кабинет, Петруша упросил Настасью Андреевну сыграть вальс, и под тихие звуки, чтоб не разбудить хозяина, две юные пары закружились по зале. Старичок, Селивестр Федорыч и его жена были зрителями.

Петруша, кружась с Аней, тихо разговаривал.

Но вдруг танцы прекратились. В дверях стоял Федор Андреич и глядел на танцующих.

– — Продолжайте, продолжайте! — сказал он довольно весело и сел на стул.

Заслышав голос брата, Настасья Андреевна прекратила игру: танцующие, начавшие было вновь кружиться, тотчас же остановились.

– — Зачем остановилась? играй,- заметил ей брат и, взяв Танечку от Феди, сделал круг вальса.

Всё остолбенело от удивления и не верило глазам. И когда он посадил Танечку на место, отвесив ей низкий поклон, старичок засмеялся.

– — Чего вы смеетесь? вы, кажется, в самом деле считаете меня стариком. Сыграйте-ка, сестрица, мазурку… знаете, старинную: по той мне легче.

И, взяв Аню, он пустился выплясывать со всеми старинными ухватками, становился на колени, вывертывался из ее рук.

Со всех сторон сыпались восклицания удивления.

– — Живей, живей! — топая ногами и каблуками и носясь по зале, твердил Федор Андреич.

Угрюмое лицо его мало смягчилось, он скорее был неприятен в своей ненатуральной веселости. При окончании фигуры он приподнял Аню за талию и, прокружив ее в воздухе, посадил на стул, а сам, бросившись возле и вытирая платком лицо, сказал задыхаясь:

– — Уф, устал! — и, обратись к учителю, повелительным голосом прибавил:- Ну что же, берите даму.

Селивестр Федорыч засмеялся и искал глазами, где бы найти даму; но две дамы имели уже кавалеров, оставалась одна его жена.

– — Что же, начинайте! — повторил Федор Андреич шутливо.- Берите вашу жену.

– — Ну а я уж один потанцую,- смеясь, сказал старичок, и, выступив на средину залы и приподымая свой халат, как дамы платье, он неповоротливо вертелся перед сухой фигурой учителя, тащившего нехотя за собой свою жену, которая, конфузясь, пятилась назад.

Смех раздался в зале. Старичок притряхивал плечами и прищелкивал языком. Федор Андреич приказал зажечь старинные канделябры, стоявшие вечно в гостиной, на ломберных столах; свечи в них с незапамятных времен не зажигались и только каждый год подвергались омовению. Мрачная зала осветилась и наполнилась музыкой, смешанной с говором, шарканьем и смехом. Вся дворня сбежалась в переднюю и глядела с удивлением на господ и залу, в которой, с тех пор как она была выстроена, в первый раз раздались смех, говор и танцы. Федор Андреич приказал даже подать какое-нибудь угощение для танцующих, а для себя, старичка и учителя — вина, и, расхаживая по зале, угощал всех. Если Настасья Андреевна уставала играть, он сочинял в антрактах разные игры.

Пробило двенадцать часов: начались поздравления и целования. Федор Андреич со всеми перецеловался, даже с учителем и его женой.

Ужин был шумный и поздно встали из-за стола. Прощаясь с Аней, Федор Андреич спросил:

– — Вам было весело сегодня?

– — Да-с; благодарю вас! — отвечала Аня и с жаром поцеловала его в щеку, а он, взяв ее голову в обе руки, осыпал поцелуями. Петруша стоял возле, ожидая очереди проститься с Федором Андреичем, который и его удостоил поцелуем.

Первый день, с тех пор как Аня поселилась в доме Федора Андреича, она ложилась спать такой счастливой и веселой, что долго не могла заснуть от волненья.

На другое утро мрачность вступила в свои права, и Федор Андреич по-прежнему хмурил брови.

Глава X

Долг. — Прогулка

Праздники прошли быстро. Петруша должен был ехать в город. При прощанье он объявил о своем долге Настасье Андреевне, у которой ужас и гнев были первым порывом; но мольбы и отчаяние Петруши смягчили ее, и она обещала ходатайствовать за него у своего брата, потому что у ней самой в руках не было ни гроша.

Прощанье Петруши с Аней было трогательно: они плакали оба, клялись думать каждую минуту друг о друге и расстались до следующего праздника.

Уныние настало в доме после отъезда Петруши. Аня часто плакала.

Настасья Андреевна, как ни сбиралась объявить тайну Петруши своему брату, не находила удобной минуты; но, получив письмо от Петруши, где он просил ее поспешить высылкою денег, она решилась сказать всё брату, несмотря на его недовольное лицо в тот вечер.

Он играл с Аней в шашки, старичок следил за игрой, а Настасья Андреевна вязала чулок.

– — Братец…- начала она нетвердым голосом.- Петруша, уезжая, просил меня…

– — О чем? — не отрывая глаз от игры, спросил ее брат.

Настасья Андреевна с минуту помолчала и наконец сказала:

– — Просить у вас прощенья.

– — В чем? — и, взяв шашку, он прибавил, обращаясь к Ане:- Прозевали!

– — Он очень, очень раскаивается и дал мне слово никогда этого не делать.

– — Опять!.. Ну, вы просто рассеянно играете! — хмурясь, сказал Федор Андреич Ане и продолжал: — В чем же он раскаивался?

– — Он не виноват: приятели…

– — Верно, уж долги появились? — перебил сестру Федор Андреич.

– — Не сердитесь, братец; я его жестоко бранила.

– — Хорошо, хорошо! — недоверчиво произнес Федор Андреич и спросил:- А сколько?

Настасья Андреевна нетвердым голосом произнесла:

– — Триста!

Аня и старичок с ужасом переглянулись.

– — Гм… каково?.. У меня нет денег платить за него долги, и так он дорого стоит,- покойно и решительно отвечал Федор Андреич и, обратись к Ане, прибавил: — Ну-с, о чем вы думаете?

Аня поспешно подвинула шашку.

– — Братец, он дал расписку, и срок кончился,- тоскливо заметила Настасья Андреевна после некоторого молчания.

– — Мне-то что за дело! вольно мальчишке верить.

– — Это будет пятно на его чести.

– — Кто велел ему ее пятнать!

Холодность, с какою говорил Федор Андреич, отняла всякую надежду у сестры; она пришла в отчаяние.

– — Братец, я прошу эти деньги дать для меня; неужели вы мне откажете?

– — Откажу, потому что вы их просите на баловство и поощрение мотовства…

И, горячась, он продолжал:

– — Да скажите мне, пожалуйста, вы просили у нашей покойной мачехи для меня денег? давала она мне столько, как я ему даю на содержание, а?

– — Он молод и в первый раз…- заметил старичок.

– — Я тоже был молод, однако никому не давал расписок.

– — Может быть, дурные товарищи,- опять сказал старичок.

– — И у меня были тоже товарищи… Впрочем, напрасно его оправдывать… Мне всё равно… Я сказал ему, что не буду за него платить долгов, когда привез его в город, и не заплачу.

И Федор Андреич углубился в игру. Никто его не смел более беспокоить, и партия длилась в глубочайшем молчании. Аня проиграла.

– — Желаете отыграться? — спросил Федор Андреич.

– — Извольте! только с условием! — весело отвечала Аня.

Она давно заметила, что ее веселое расположение часто смягчало суровость его, и теперь не ошиблась: он довольно ласково отвечал:

– — Говорите, какое?

– — Я скажу, если выиграю.

– — Что за тайны! говорите прежде.

– — Не скажу.

– — А я не согласен играть.

– — Я ожидала этого! — с тяжелым вздохом сказала Аня и привстала со стула.

– — Кажется, вы изволили надуть губы? Садитесь.

Партия долго тянулась. Аня обдумывала каждый шаг, но перевес всё-таки был на стороне Федора Андреича, который подшучивал над горячностью Ани.

Но вдруг Федор Андреич сделал такую ошибку, что старичок с жаром воскликнул:

– — Да что вы сделали?

– — Эх! скажите, какая рассеянность! — с досадою сказал Федор Андреич.

– — Да как это вы? что с вами сделалось! как вы этого не видали? — приставал к нему старичок.

Он наконец недовольным голосом сказал:

– — Ну что вы заахали! разве нельзя ошибиться?

– — Выиграла! — с силою ударив шашкой по доске, воскликнула Аня и, забив в ладоши, стала прыгать по комнате.

Настасья Андреевна и старичок не без удивления посмотрели на развязность Ани, до сих пор вечно застенчивой при Федоре Андреиче. А он был углублен в игру, как бы обдумывая проигранную им партию.

– — Ну-с, извольте сказать ваше условие,- сказал он.

– — Я завтра его скажу,- небрежно отвечала Аня.

– — Как завтра? — с удивлением спросил Федор Андреич.

– — Очень просто — завтра!

И она присела перед ним.

– — Хитра! надула старого филина! — заметил Федор Андреич, подмигнув старичку.

Настасья Андреевна так улыбнулась язвительно, что Аня закусила губу.

На другой день утром, за чаем, Федор Андреич встретил Аню вопросом:

– — Ну-с, какое условие?

– — За обедом скажу, — отвечала Аня, здороваясь с ним.

– — Вы, кажется, подсмеиваетесь надо мной,- хмурясь, заметил Федор Андреич и быстро вышел из залы.

– — Как мило! и что за дерзость так шутить со старшими! — язвительно сказала Настасья Андреевна.- Вы его сердите своими глупостями и лишаете других возможности говорить о деле.

Этот упрек подействовал на Аню: она догадалась, что Настасья Андреевна желала опять говорить с братом о Петруше. Извинясь перед ней, она попросила позволения отнести чай Федору Андреичу в кабинет. Она важно вошла к нему и, с недовольным видом поставив чашку на стол, пошла назад.

– — Подождите; куда торопитесь? — сказал Федор Андреич.

Аня, остановись посреди комнаты, повернула к нему одну только голову.

– — Подойдите!

Аня медленно подошла.

– — Вы сами догадались принести мне чай?

Аня покачала головой.

– — А вы разве сами не могли догадаться?

– — Если бы мне не приказали Настасья Андреевна и дедушка, я к вам ни за что бы не пошла.

Федор Андреич улыбнулся такой смелой откровенности. Аня никогда еще так фамильярно с ним не обходилась.

– — Отчего? — спросил он.

– — Я сердита на вас! — отвечала она.

Федор Андреич засмеялся; смех его был такой редкостью, что Аня испугалась; храбрость ее исчезла, и она вновь чувствовала неловкость перед ним.

– — А за что вы на меня сердитесь?

Аня, с минуту помолчав, отвечала:

– — За то, что вы проиграли и стараетесь показать, что рассердились на меня, чтоб не заплатить своего проигрыша.

– — С чего вы взяли? вы, право, забавны! Извольте же говорить ваше условие, и я его исполню, если только оно возможно.

– — О, конечно, оно очень возможно! — радостно воскликнула Аня и нерешительно