с напряженным любопытством спросила Аня.

– — Не понимаешь? — с удивлением, в свою очередь, спросил Петруша.

Аня покачала головой.

– — Я…

Петруша опять огляделся и тихо продолжал:

– — Я перепишу черновое письмо Феди, что он у меня оставил, и выроню при нем, будто нечаянно.

– — Так что же?

– — А вот увидишь, что будет,- весело отвечал Петруша и, схватив Аню за руку, потащил ее за собой, прибавив:- Побежим в нижний сад.

Аня сначала упиралась, но потом пустилась бежать ровно с Петрушей и спросила его:

– — А кому писал Федя письмо?

– — К Танечке,- отвечал Петруша,

– — И она ему пишет?

– — Разумеется!

Она замолчала и продолжала бежать. Петруша усилил свой бег и сказал:

– — А ты будешь писать ко мне, когда я уеду отсюда?

– — Это зачем?

– — Так!

– — Нет-с, вы уж лучше попросите Танечку, чтоб она вам обоим писала.

– — Трусиха! — заметил Петруша и, выпустив ее руку, пошел шагом.

– — Вовсе не из трусости!

– — А из чего же?

– — Так!

– — Значит, тебе меня не будет жаль? — с упреком заметил Петруша.

– — Пойдем к лодке, Петруша! — взяв его за руку, поспешно сказала Аня.

– — Зачем?

– — Нарвем цветов; я их ужасно люблю.

– — Ну пойдем!

И они как стрелы пустились бежать,- перебежав мостик, повернули по берегу речки, которая прихотливо изгибалась узкою лентою, окаймленною с двух сторон широкими листьями болотных лилий. Прибежав к одному из кустов, Петруша взвалил себе на плечи два весла, которые скрывались там, и медленно пошел к лодке, стоявшей невдалеке. Он проворно прыгнул в нее и отвязал ее от колышка, покрытого изумрудным мхом.

Лодка заколыхалась, и из-под зеленой тины блеснула вода. Петруша с ловкостью перекинул конец весла на берег, а другой придержал рукой. Аня, приподняв высоко платье, чтоб его не замочить, стала тихонько пробираться по веслу, которое вертелось во все стороны.

– — Какие у тебя маленькие ножки! — заметил Петруша.

Аня, потеряв баланс, закачалась.

Если бы не ловкость Петруши, она упала бы в воду; но он схватил ее за руку и с силою притянул в лодку. Он смеялся. Аня тоже смеялась.

Лодка тем временем отчалила от берега и тихо прорезала себе дорогу в зелени, оставляя за собой ленту воды, которая уменьшалась постепенно и наконец исчезла.

– — Смотри, весло забыли! — кричала Аня.

– — И с одним накатаемся.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Петруша стоя правил одним веслом и насмешливо глядел на нее.

Легкий туман стал подниматься из реки, которая становилась шире и чище, а лес, окаймлявший берега с обеих сторон, густел и темнел. Петруша и Аня плыли молча; последняя смотрелась в воду, опускала руки в нее и так ехала, производя ими легкий плеск.

– — Петруша! — неожиданно окликнула она задумавшегося своего вожатого.

– — А? — спросил пугливо Петруша.

Эхо повторило их. Это Аню очень заняло, и она, смеясь, стала повторять на разные голоса имя Петруши и прислушивалась к эхо.

– — Отчего, Петруша, лес повторяет, что я ни скажу? — спросила Аня.

– — Это — эхо,- глубокомысленно отвечал Петруша.

– — Вот хорошо! я и без тебя знаю, что эхо! — насмешливо и передразнивая его голос, отвечала Аня и с важностью продолжала: — Нет, ты мне растолкуй, отчего и как?

Петруша молчал.

– — Не знаешь?

– — А ты знаешь? — с досадою спросил Петруша.

– — Нет! но мне не стыдно! я не буду курить и писать письма! — Аня сопровождала свои слова лукавыми взглядами.

– — О, тогда я всё узнаю; а теперь чему научиться с Селивестром Федорычем? разве как сушить васильки, чтоб перемешивать с табаком и потом курить их.

– — Да тебе будет скучно там одному! На лодке нельзя кататься и рвать таких цветов.

И Аня нагнулась сорвать одну из лилий; но корень был крепок, и она только возмутила поверхность воды. Петруша, бросив весло, сорвал ей его.

– — Еще и эту, и эту! — говорила Аня Петруше, который наклонял лодку во все стороны, собирая цветы, разбросанные по реке, и говорил:

– — Чего мне будет жаль, так тебя, Аня: она тебя замучит попреками.

– — Уж, право, не знаю, что я ей сделала! она меня ужасно не любит,- с грустью сказала Аня.

– — Ты пиши ко мне, если уж она очень…

– — Что же ты сделаешь?

– — Я…

Петруша призадумался и потом отвечал:

– — Я скажу ей, что не буду ее любить.

– — Ах! не говори ты ей этого! — воскликнула Аня в испуге и тихо заплакала.

– — О чем же ты плачешь, Аня? — недовольным голосом спросил Петруша, и, отнимая ее руки от глаз, он вкладывал в них цветок.

– — Страшно! — всхлипывая, отвечала девушка.

– — С чего тебе страшно? — глядя вокруг, спросил Петруша.

– — Я останусь одна: она меня с дедушкой будет бранить всякий день.

– — Ну так я останусь, не плачь! Посмотри, какой чудесный цветок.

Так утешал Петруша свою спутницу.

Аня взглянула на цветок, понюхала его и немного запачкала себе нос. Петруша залился смехом и, сорвав себе лилию, напачкал тоже свой нос.

Они гримасничали в лодке, смеялись; вдруг Аня призадумалась и сказала:

– — Знаешь что, Петруша: сорвем по цветку, высушим их, и когда ты приедешь побывать, я спрошу свой, а ты у меня свой. И если кто потеряет его, тот должен целый год исполнять всё, что ни приказывают.

– — Хорошо; спасибо! — отвечал Петруша, взяв поданный ему цветок, и прибавил:-Я его в историю положу.

Болтая, они не заметили, что стемнело. Аня первая пугливо сказала:

– — Однако, Петруша, вернемся назад; пока еще доедем, а может, нас хватятся.

Но как ни спешил Петруша, когда лодка причалила к месту, где они сели, уже совсем смерклось. Аня с Петрушей бегом пустились к дому, и лишь только завидели его, как оба в один голос пугливо заметили:

– — Огонь в гостиной!

– — Не приехал ли он? — сказал Петруша.

И, подойдя ближе к дому, стал на скамейку. Аня последовала его примеру. Приподнявшись на цыпочки, она заглянула в окна и потом, быстро присев, дрожащим голосом сказала:

– — Ах, уж и стол накрыт!

Петруша, стоя на скамейке и придерживаясь за плечи Ани, говорил:

– — Он ходит по комнате: значит, сердит! — И, соскочив со скамейки, он продолжал:- Смотри, Аня, скажи, что сидела у себя в комнате.

– — Хорошо; ну, иди же; я приду потом,- отвечала Аня.

И они разошлись.

В зале был уже накрыт стол для ужина. Старичок сидел в своих креслах и, прильнув к стеклу, высматривал в темноте сада свою внучку и Петрушу, которых искали по всему дому и ждали ужинать. Федор Андреич, рассерженный поздним отсутствием Петруши и Ани, расхаживал в зале и ворчал на свою сестру, зачем она не смотрит за ними и позволяет девушке в такой поздний час отлучаться из дому. Настасья Андреевна своими словами, казалось, еще сильнее раздражала гнев брата. Фигура его, и без того серьезная, сделалась мрачною. Он был небольшого роста, но необыкновенно широк в плечах, с плотными руками и ногами. Его лицо далеко не принадлежало к числу приятных; густые с проседью волосы, торчавшие вверх, придавали его строгим чертам что-то мрачное; а густые брови, почти сросшиеся вместе, увеличивали суровость выражения его черных блестящих глаз и большого носа. Он носил небольшие усы с проседью, которые скрывали его толстые губы. Цвет лица его был красноватый и не лишенный здоровья. Одет он был в синеватого цвета венгерку с высоким стоячим воротником, который упирался в его полный подбородок и делал еще шире его лицо.

Появление Петруши нарушило молчание, воцарившееся в зале. Федор Андреич встретил его следующими словами:

– — А, насилу явился!

Петруша поцеловал у него руку.

– — Вы заставляете ждать себя… Где ты был?

И лицо Федора Андреича становилось всё мрачнее.

– — Я катался на лодке! — робко отвечал Петруша.

– — Я ведь тебе запретил? как же ты смел! — грозно спросил Федор Андреич.

– — Я ему позволила: он хорошо играл сегодня! — подхватила Настасья Андреевна.

Ее брат, нахмурив брови, отвечал:

– — Прекрасно, ты его отпустила; а где же Аня?

– — Я не знаю-с! — поспешно отвечал Петруша.

– — Разве она не с тобой каталась? — с удивлением спросил Федор Андреич.

– — Нет-с! — запинаясь, проговорил Петруша.

В ту минуту Аня, слегка смущенная, вошла в залу.

– — А-а-а, сударыня!.. где вы изволили быть? — торжествующим голосом спросила Настасья Андреевна.

– — Я сидела наверху!

– — Неправда: я сама была в вашей комнате.

– — Верно, я…

– — Поди поздоровайся,- перебил ее старичок.

Аня подошла к Федору Андреичу, поцеловала его в щеку.

– — Боже мой! посмотрите на ее платье,- вскрикнула Настасья Андреевна и, кинувшись к Ане, стала повертывать ее во все стороны.

Торопясь домой, Аня забыла о своем платье, и роса вымочила его.

Федор Андреич выразительно посмотрел на Петрушу, погрозив ему, и сквозь зубы сказал:

– — Так ты один катался?

– — Я одна гуляла в саду! — побледнев и умоляющим голосом сказала Аня, обратись к Федору Андреичу, который отвернулся от нее и настойчиво требовал, чтоб Петруша сознался в своей лжи.

Но Петруша упорно молчал. Этим временем Настасья Андреевна накинулась на Аню, которая заплакала.

Федор Андреич, оставив Петрушу, обратился к плачущей и грозно закричал:

– — Вы, кажется, сговорились меня злить сегодня. Одна плачет, другой лжет!

– — А она разве не солгала вам? — подхватила Настасья Андреевна, бросая яростные взгляды на Аню.

– — Настасья Андреевна, моя Аня не лгунья! — обидчиво заметил старичок.

Внучка кинулась к своему защитнику и, скрыв свою голову на его плече, горько зарыдала. Дедушка утешал ее и шептал:

– — Тише, не плачь: он пуще рассердится.

Федор Андреич заходил скорыми шагами по комнате: то было признаком гнева.

Настасья Андреевна шепталась с Петрушей, делая ему выразительные жесты.

– — Да перестанете ли вы, сударыня! — грозно топнув ногой, сказал Федор Андреич, остановись перед Аней.- Вы плачете, как будто бог знает что с вами сделали. Прошу перестать: вы знаете, я не люблю слез!

Последние слова были сказаны гораздо громче. Старичок вытер слезы у внучки и сказал ей тихо:

– — Попроси прощенья.

– — Я не виновата! — отвечала Аня всхлипывая.

– — Капризная девчонка! — заметила Настасья Андреевна и, крикнув лакея, приказала подавать