чем?.. ни с чем больше?.. а?

Максим (с радостью). Ни с чем, сударь, ни с чем!

Ласуков. А грибов в соусе не было?

Молчание.

Не было грибов?

Максим (издает неопределенный звук). Не б… мм…

Ласуков. Не было? Ну принеси его сюда!

Максим уходит.

Э-эх! (Зевает.) Хотя бы до девяти дотянуть… время-то ведь как ползет — еле-еле… Черепахин!

Входит мальчик.

Много ли?

Мальчик (уходит в дверь направо и возвращается). Без четверти семь.

Возвращается Максим с соусником.

Ласуков. Принес?

Максим подает ему соусник; мальчик уходит.

Это что такое? это не грибы?.. (Пробует.) Конечно грибы, еще бы не грибы. (Ест.) Прошу покорно, отравлять меня вздумал! Это не грибы! Не грибы (ест), не грибы! что же это такое, как не грибы?.. пробка, что ли? (Ест.) Нет, нет, какая пробка! (К повару.) Так ты не клал в соус грибов?

Максим. Немножко, сударь… так… только для духу!

Ласуков. Я тебе что приказывал?

Молчание.

Говори: приказывал я тебе класть в кушанье грибы?

Максим. Нет, сударь…

Ласуков. Зачем же ты положил их?

Максим молчит.

Ну, говори: зачем?

Максим. Да я так… немножко… я думал только…

Ласуков. Стой! что ты думал?

Максим молчит.

Что ты думал?

Максим продолжает молчать.

Ты будешь мне сегодня отвечать?

Максим. Да я, сударь, думал, что оно… вкуснее… будет…

Ласуков. Вкуснее! Ах ты чумичка, чумичка!.. Вкуснее будет!.. Ему и дела нет, что барин нездоров… Он рад мухоморами накормить… валит грибы очертя голову, а тут хоть умирай… Знаешь, что ты наделал?

Максим. Не могу знать-с.

Ласуков. Мухоморов!

Является мальчик.

Ласуков. Подведи его сюда!

Мальчик подводит повара к столу.

Видишь? (Показывает повару язык.)

Максим. Вижу-с!

Ласуков. Белый?

Максим. Белый-с.

Ласуков. Как снег?

Максим. Как снег.

Ласуков. Кто его выбелил, а? что молчишь? В маляры вместо поваров, в маляры — никуда больше не годен. Потолки белить, крыши красить. Вот упадешь с крыши, расшибешься — туда тебе и дорога. Что мне с тобой сделать?

Молчание.

А?

Максим. Не знаю, сударь!

Ласуков. Как думаешь?

Максим. Не знаю-с.

Долгое молчание.

Ласуков. Пошел, садись под окошком и пой петухом! да положи у меня еще раз грибов!!

Максим поспешно уходит, с глубоким и свободным вздохом.

Петухов!

Входит мальчик.

Который час?

Мальчик. Половина восьмого.

Ласуков. Ух! (С отчаянием опускает голову на подушку. Тишина. Через минуту он снова начинает себя ощупывать, повторяя.) Отравил! совсем отравил, разбойник! И желудок тяжел, и под ложечкой колет… уж не принять ли пилюль?.. не поставить ли мушку?.. (Кричит.) Тифусевич!

Является мальчик.

Энгалычева подай!

Мальчик приносит несколько старых книг в серо-синей обертке.

Очки!

Мальчик приносит очки.

(Надев их, Ласуков читает. По мере чтения лицо его делается беспокойнее. Наконец в волнении он начинает читать вслух.) «При ощущении тяжести в животе, урчании…» (Он прислушивается к своему животу, с ужасом.) Урчит! урчит! (Продолжает читать.) «…боли под ложечкой, нечистоте языка, позыву к отрыжке…» К отрыжке? (Насильственно рыгает.) Так, и отрыжка есть! (Читает.) «…нервической зевоте…» Что, зевота? Ну, зевота страшная целый вечер! (С наслаждением зевает несколько раз, приговаривая беспокойным голосом.) Вот и еще! вот еще! (Читает.) «…жару в голове, биении в висках…» (Пробует себе голову.) Так и есть: горяча! Ну, биения в висках, кажется, нет. (Пробует виски.) Или есть?.. Да, есть! точно есть!.. Прошу покорно… начинается тифус, чистейший тифус… Ай да грибки! Угостил!.. Не поставить ли хрену к вискам? или к ногам горчицы?.. а не то прямо приплюснуть мушку на живот?.. (Кричит.) Горчишников!

 

Является мальчик.

Скажи повару… нет, поди! ничего не надо!

Мальчик уходит.

Лучше подожду, пока начнется… вот и Энгалычев пишет: не принимать решительных средств, пока болезнь совершенно не определится! (Он закрывает глаза и ждет. Проходит несколько минут.) Начинается… или нет? (Он приподнимается, и вся фигура его превращается в вопросительный знак; он прислушивается к своему животу, пробует себе лоб, виски, живот.) А, вот началась! началась! (Эти слова кричит он так громко, что мальчик в прихожей вздрагивает, просыпается и осматривается безумными глазами.) Нет, ничего!.. Лучше я чем-нибудь займусь, так она тем временем и начнется… определится… тогда и меры приму… А чем бы заняться?.. А!.. Энгалычев!

Является мальчик.

Холодно?

Мальчик. Холодно-с.

Ласуков. Очень?

Мальчик. Очень.

Ласуков. Не будет ли завтра морозу? Спроси-ка, где моя шуба, да вели принести сюда!

Мальчик уходит в дверь направо.

Посмотрим, посмотрим, что теперь будет. Уж давно я ждал…

Является Анисья, женщина лет тридцати, очень полная, с белой болезненной пухлостью в лице. На плечи ее накинута пунцовая кацавейка, не закрывающая, впрочем, спереди платья, которое висит мешком на ее огромной груди. Голова Анисьи довольно растрепана; в ушах ее огромные серьги, а на висках косички, закрученные к бровям и заколотые шпильками, от которых тянутся цепочки с бронзовыми шариками, дрожащие при малейшем движении. На ее белой и толстой шее два ряда янтарных бус, которые тоже трясутся и дребезжат. Она останавливается у стола в небрежной позе и спрашивает протяжным голосом, с некоторым беспокойством.

Анисья. Вы спрашиваете шубу, Сергей Сергеич?

Ласуков (нежно). Да, моя милая, шубу. Хочу посмотреть. Я ее с прошлой зимы не надевал. Может, переделать понадобится… Где она у вас сохраняется?

Анисья (протяжно). Да где?.. (Останавливается с разинутым ртом и думает.) Да в шкапу лежит… больше ей негде лежать…

Ласуков. И табаком переложена?

Анисья. Переложена.

Ласуков. Ну так пускай принесут.

Прозвенев своими цепочками и булавками, Анисья медленно и в раздумье уходит. Скоро во всем доме слышится глухая тревога: беготня, отрывистые голоса, отодвиганье ящиков, щелканье замков.

Ласуков (прислушиваясь к общей тревоге и потирая руки). Ну теперь пошли щелкать дверьми, отодвигать ящики, ключами греметь… засуетились, забегали… (Заслышав тяжелые шаги Анисьи, он спешит принять спокойное выражение.)

Входит Анисья.

Анисья. Да на что вам вдруг таперича шуба понадобилась?

Ласуков. Посмотреть хочу. Холодно становится… Может, завтра мороз будет…

Анисья. Да не будет завтра морозу.

Ласуков. А как будет?

Анисья. Ну так завтра и посмотрите.

Ласуков. Завтра? Надо ее прежде выколотить… починить… Да ведь она у тебя в шкапу лежит и табаком пересыпана,- прикажи достать — вот и дело с концом! (Он лукаво смотрит на нее, Анисья потупляет глаза.)

Анисья. Ах вы! (Качает головой, отчего ее цепочки и шарики приходят в страшное движение.) Уж всегда такой… как что вздумаете… Вот вздумал, право! (Уходит.)

Снова во весы доме начинается беготня и тревога, гораздо сильнее прежней. На потолке и стенах появляются светлые пятна, показывающие, что по двору ходят с фонарями. Со двора долетают голоса, хлопанье и скрипенье дверей. Лицо старичка опять озаряется лукавой и довольной усмешкой.

Ласуков. Отлично! отлично! ну задам же я им работу! Ищите, друзья мои, ищите! ха-ха-ха! Прежде небось никто не подумал… только бы есть да лежать… а вот теперь и побегаете… Дармоедов!

Входит мальчик.

Что же шуба?

Мальчик. Не знаю, сударь! Ищут…

Ласуков (с видом величайшего изумления). Как ищут? да разве она не в шкапу лежит?

Мальчик. Не знаю-с.

Ласуков. Поди скажи, чтоб давали!

Является Анисья с шубой на руке.

Анисья. Вот ваша шуба.

Ласуков. Покажи-ка!

Анисья. Нет, вот у ней крючок оторван, так я велю пришить… (Она хочет идти.)

Ласуков. Нет, не надо! не надо! Давай ее так! Я хочу другие, серебряные крючки поставить…

Анисья. Ну так где они у вас? давайте я пришью.

Ласуков. Нет, шубу-то покажи!

Анисья (медленно подвигается вперед, причем шарики и цепочки звенят, и показывает издали шубу Ласукову). Да вот же она! Ну чего не видали?.. Вот у ней маненечко воротник моль тронула, так я хотела…

Ласуков. Моль тронула! Не может быть! Ведь она у вас в шкапу лежала?

Анисья молчит.

Табаком была переложена?

Анисья в смущении потупляет голову и молчит.

Не может быть! Ну, покажи!

Анисья (стоит неподвижно, с потупленной головой, и тяжело и громко дышит). Право, охота вам таперича шубой заниматься… Ведь сегодня гулять не пойдете… читали бы в книжку, право…

Ласуков. Читаю, читаю, да вот и вычитал, что и по вечерам иногда полезно прогуливаться…

Анисья (громко и решительно). Да нельзя же вам в ней прогуливаться! Вот ее забыли в горенке… а таперича вот ее всю моль поел! (Проговорив это одним духом и без обычной протяжности, Анисья испускает глубокий вздох, причем грудь ее сильно колышется и цепочки на висках дрожат сильнее обыкновенного.)

Ласуков (с притворным ужасом). Всю моль поел! (Вскакивает и хватает шубу из рук Анисьи.) Ай! ай! ай! (Встряхивает шубу, отчего в воздухе образуется туча пуху и пыли, а пол покрывается клочками полусгнившего меха.) Это что такое? (Указывает на огромные плешины и дыры, выеденные молью.)

Анисья молчит.

Что это такое?

Анисья (с досадой). Да я же вам говорила, что ее моль поел!

Ласуков. Моль поел!.. А где она лежала?

Анисья. Да в горенке… на чердаке…

Ласуков. В горенке… А кто ее положил в горенку? а?

Анисья. А я почем знаю…

Ласуков. Ты не знаешь… Не знаешь! хороша домоправительница! Кто же знает? (Кричит.) Мехоедов!

Является мальчик.

Ты не знаешь, кто бросил шубу на чердак?

Мальчик. Не знаю-с.

Ласуков. Кто же знает?

Мальчик. Не знаю-с… разве Татьяна…

Ласуков. Позови Татьяну.

Мальчик уходит.

(Ласуков, покачивая головой, укорительно смотрит на Анисью.) И не стыдно тебе?

Анисья. А ничаво не стыдно!

Приходит Татьяна, старуха лет 70, в платке и огромных котах, надетых на толстые шерстяные чулки.

Ласуков. Поди сюда!

Старуха подходит, стуча котами.

Это что такое?

Татьяна. Шуба, ба-ба-тюшка!

Ласуков. Хороша?

Татьяна. Хороша, батюшка!

Ласуков. Посмотри хорошенько!

Старуха нагибается и осматривает шубу.

Очень хороша?

Татьяна. Очень, батюшка!

Ласуков. Ты носила шубу на чердак?

Татьяна. Нет, батюшка!

Ласуков. Кто же?

Татьяна. Не знаю-с, батюшка!

Ласуков. Ты ходишь на чердак?

Татьяна. Как же, батюшка, случается…

Ласуков. Отчего же ты не посмотрела да не прибрала ее?

Татьяна. Да невдомек, батюшка!.. Не я одна хожу…

Ласуков. Не ты одна! Кто же еще?

Татьяна. Кто? все ходят, батюшка! Кому понадобится, тот и прет… И Антип ходит, и Егор Харитоныч ходит…

Ласуков. Пучеглазов!

Является мальчик.

Позови Егора.

Приходит Егор — старый человек, низенький, с красным лицом, плешивый.

Ласуков. Ты сыт?

Егор. Сыт-с.

Ласуков. Одет?

Егор. Одет.

Ласуков. Обут?

Егор. Обут.

Ласуков. Пригрет?

Егор. Пригрет.

Ласуков. Жена твоя сыта?

Егор. Сыта.

Ласуков. Одета?

Егор. Одета.

Ласуков. Обута?

Егор. Обута.

Ласуков. Пригрета?

Егор. Пригрета.

Ласуков. Дети твои по миру не ходят?

Егор. Не ходят.

Ласуков. Сыты?

Егор. Сыты.

Ласуков. Одеты?

Егор. Одеты.

Ласуков. Обуты?

Егор. Обуты.

Ласуков. Пригреты?

Егор. Пригреты-с.

Ласуков. Подойди сюда.

Егор подходит.

Смотри. (Тряхнув шубу, он пускает на Егора тучи пыли и пуху.) Хороша?

Егор (глубокомысленно). Да, никак, ее моль поел!

Ласуков. Моль поел! Ты ходишь на чердак?

Егор. Случается.

Ласуков. Отчего же ты не посмотрел да не сказал, что вот де шуба валяется…

Егор. Да не мое дело.

Ласуков. Не твое дело? а есть, а спать, а пить — твое дело?..

Егор. Когда спать! овса выдай, хлеб мерой прими, подводы наряди… А вот Ангип всё лежит…

Ласуков (кричит). Мериносов!

Является мальчик.

Позови Антипа.

Анисья (протяжно). Вот, право, таперича чем вздумали заниматься!

Ласуков. Э, что? уж лучше молчи!

Приходит Аптип — высокий и плотный человек средних лет, в полушубке.

 

Ты всё лежишь?

Антип. Как можно-с! досуг ли лежать… лошадям корму задай, собакам замеси, дров наруби…

Ласуков. Ну, пошел! Поди сюда!

Антип подходит.

Полюбуйся. (К Анисье, ядовитым голосом, указывая на шубу.) Полюбуйся и ты…

Наступает глубокое молчание. Анисья, Егор, старуха Татьяна, Антип и мальчик в разных положениях стоят кругом остатков шубы, в облаке пыли и пуху. Свеча горит тускло. Ласуков сидит на краю дивана, с поникшей головой. Со двора доносится вой ветра и гул дождя.

Ласуков. Дармоеды! лежебоки! Только есть,