живостью;
Жизнь ценил он дорого, девой восхитительной
Перед ним представшую.
Там сдружился с музой он песнью усладительной
Слух очаровавшею.
Горя в чашу радостей жизни поэтической
Не было примешано;
От очей мечтателя дымкой фантастической
Даль была завешана;
Всё было одето там праздничной одеждою,
Всё так улыбалося,
И чего-то сердце там, с страхом и надеждою,
Ждало – не дождалося…
Дни летели соколом… вдруг всё изменилося…
Увлечен желаньями,
Я простился с родиной; шибко сердце билося
Новыми страданьями…
Отлетел надежд моих призрак обольстительный,
Счастье изменило мне,
И теперь гнетет меня думой сокрушительной
Шлю привет то вздохом ей, то мечтой суровою;
В мыслях каждый час она.
Сердцу не забыть ее пред природой новою:
С ней жизнь сердца связана…
(1840)
139. Офелия
В наряде странность, беспорядок,
Глаза – две молнии во мгле,
Какой-то тайны на челе;
В лице то дерзость, то стыдливость,
В движеньях стройность и красивость —
Всё чудно в ней!.. По высям гор,
В долинах, в рощах без боязни
Она блуждает, но, как зверь,
Дичится друга, из приязни
Ей отворяющего дверь.
Порою любит дни и ночи
Бродить на сумрачных гробах;
И всё грустит, и плачут очи,
Порой на лодке в непогоду,
Влетая в бунт морских зыбей,
Обезоруживает воду
Геройской дерзостью своей.
Полощет волосы в волнах,
То вдруг смиренно, как весталка,
Невольно грустное раздумье
Наводит на душу она.
Как много отняло безумье!
Как доля немощной страшна!
Нет мысли, речи безрассудны,
Душа в бездействии немом,
В ней сон безумья непробудный
Царит над чувством и умом.
Он всё смешал в ней без различья,
Лишь дышат мыслию черты,
Как отблеск прежнего величья
Ее духовной красоты…
Смутит нежданная гроза:
Кипят взволнованные воды,
От ветра ломятся леса,
То неестественно блистает,
То в мраке кроется лазурь,
И всё, смутив, перемешает
(1840)
140-141.
1 Федотыч
<< Действие 1 >>
<< Явление 1 >>
<< Кузьма >>
Вставай, владыка мой, Федотыч, солнце красно
Взошло и на сей мир осклабилося ясно.
<< Федотыч >>
Всю ночь мне не спалось, и некий злой шакал,
Мне мнилось, на меня хулу из уст рыгал.
<< Кузьма >>
Что зрелося во сне, на то ты не смотри,
А лучше лик себе платенцем сим утри!
<< (Снимает с гвоздя полотенце и подает ему) >>
Дремоту обуяв, взгляни на ясность неба;
Умойся, помолись – и съешь краюшку хлеба.
<< Федотыч >>
Советодатель мой и мой наперсник! внемлю
Тебе и нисхожу – с полатей я на землю.
<< (Федотыч встает, умывается, садится есть.) >>
<< Кузьма >>
Реши, владыка мой, сомненье днесь одно:
Идти ли нам косить иль выйти на гумно.
<< Федотыч >>
О юность! сколько ты неопытна, быстра!
Ведь прежде нежель мы изыдем со двора,
Должно нам порешить с тобой, о сын мой! вкупе,
Владыке в чем идти, в чемерке иль в тулупе?
<< Кузьма >>
Едва лишь ночи мрак преторгнул свет Авроры,
На улице жара, ну так, что ломит взоры,
<< Федотыч >>
Итак, надену я армяк и стару шляпу,
Не сторгся б с небеси дождь яростный внезапу.
<< Кузьма >>
Надень под низ тулуп: здоровьем ты ведь слаб.
<< Федотыч >>
<< (едва удерживаясь от слез) >>
В объятия мои, ко мне, мой верный раб!
<< (Заключает его в объятия, потом одеваются и уходят) >>
2 Величие души и ничтожность тела
Сколь вечна в нас душа, столь бренно наше тело.
Судьбы решили так: чтоб плоть в трудах потела,
А дух дерзал в Парнас, минуты не теряв,
Подобно как летал во время оно голубь.
Всему есть свой закон: зимой лишь рубят пролубь
И летом лишь пасут на поле тучных крав!..
У вечности нельзя отжилить мига жизни,
Хоть быстро прокричи, хотя протяжно свистни,
Ее не испугать: придут, придут часы,
Прервутся жизни сей обманчивые верви,
Сияя проблеснет вдруг лезвие косы,
И, смертный! зри: тобой – уж завтракают черви!
Невольно изречешь: «O tempora, o mores!»,
Когда поразглядишь, какая в жизни горесть.
До смертных сих времен от деда Авраама
Людей я наблюдал и семо, и овамо,
Дикующих племен я нравы созерцал,
И что ж? едину лишь в них суетность встречал!
Нещадно все они фальшивят и дикуют
И божьего раба, того гляди, надуют.
То всё бы ничего: но ежели их души
Вдруг горесть обует, средь моря и средь суши,
Забудут, что они есть прах, средь жизни чар
Постигнет их твоя судьба, о Валтасар!
(1840)
142. Слеза разлуки
Тих и мрачен в час печали,
Я в лицо тебе гляжу
И на памяти скрижали
Изучаю голос речи,
Чтоб, грустя, до новой встречи
Их в душе не затерять.
Посмотри, мой друг, серьезно,
Взор улыбкой засвети,
Повернися грациозно,
Статной лебедью пройди;
Распусти власы по шейке,
Резвой ножки не скрывай,
Белой груди, чародейке,
Волноваться волю дай!
Спой мне нежно про разлуку,
Легкой нимфой протанцуй,
Дай мне беленькую руку,
Сладко, жарко поцелуй!..
Урони теперь в волненьи
Две жемчужные слезы —
Будет полно впечатленье
На меня твоей красы…
В бедной памяти моей
Ни очей, ни поцелуя,
Ни движений, ни речей;
Ту невольною слезу,
Как младенец – добродетель,
Я в могилу унесу!
(1840)
143. «К ней!!!!!»
Гляжу с тоской на розы я и тернии
И думой мчусь на край миров:
Моя душа в Саратовской губернии,
У светлых волжских берегов.
Я близ нее! О рай, о наслажденье!
Как на мечтах я скоро прискакал!
И словно конь почтовый уставал.
Страдал тогда кровавыми мозолями…
Теперь ношусь крылатою мечтой —
В эфире – там – близ ней – над антресолями,-
И вот тайком влетел в ее покой!
Вот, вот она, души моей пиитика!
Сидит печальна и бледна.
В ее словах, в движениях политика,
А на челе – тоска по мне видна.
В ее руках цепочка с закорючками,
Она от скуки ей шалит;
Любуюсь я торжественными ручками,
Приятен мне их белоснежный вид.
Но вот она, пленительная узница,
Слезу отерла рукавом…
О, что со мной? Душа моя, как кузница,
Горит мучительным огнем!
«Не надо мне ни графов, ни полковников,-
Так говорит, – останусь век вдовой,
Когда не ты, божественный Грибовников!
Запрыгал я тогда от умиления,
И в пятки вдруг душа моя ушла,
И перед ней повергся на колени я,
И речь из уст, как млеко, потекла!..
«Ты ль это, – ты ль?.. Ивана ли Иваныча
Зрю пред собой!.. Какой ты путь свершил?»-
Так изрекла. «От Дона и от Маныча,
С концов миров к тебе б я поспешил,
Не устрашась ни верстами, ни милями!
Я для тебя всем жертвовать готов!
Но я не шел пешком, меж простофилями,
Я прилетел», – сказал я в кратце слов…
Тут обнялись мы сладостно и пламенно;
О, в этот час растаял бы и каменный:
Стихами ей экспромтец я сказал!
Она меня попотчевала дулями,
Я стал жевать… Но ах!.. Я пробужден!..
Где я?.. один!.. лишь мечт моих ходулями
Был к ней я занесен!..
(1840)
144-145. (Из письма к Е. А. Некрасовой)
1
Грустно… совсем в суете утонул я,
Бедному сердцу простора я не дал…
Тяжко… за что сам себя обманул я…
Сам себя мрачным терзаниям предал?
2
А дни летят… Слой пыли гуще, шире
День ото дня на позабытой лире…
Порой возьму: по струнам пробегу,
Но уж ни петь, ни плакать не могу,
Ни забывать душевной тяжкой муки;
Твердят укор разорванные звуки,
И я от лиры прочь бегу!
Бегу… Куда? В торг суетности шумной,
Чтоб заглушить тоску души безумной…
Где светел лик богатого шута…
Бегу затем, чтоб дать душе уроки
Пренебрегать правдивые упреки,
…
…
Я день и ночь тружусь для суеты,
И ни часа для мысли, для мечты…
Зачем? На что? Без цели, без охоты!..
Лишь боль в костях от суетной работы,
(1840)
146. Скорбь и слезы
Мне плакать хочется… Зачем же я не плачу,
Остановляю слез исход?
Зачем тоску, как радость, в сердце прячу,
Когда она так сердце жмет?
Затем, что не хочу страданьям облегченья,-
В нем скрыта новая беда:
Теперь душа полна глубокого мученья,
Средины нет – бесчувственность иль мука,
А я узнал, что тяжелей…
О нет! Ни капли слез, роптаний ни ползвука!
Тебя не изгоню, тебя не облегчу я,
Ты мучишь, ты томишь… и знаю, что живу я,
(1840)
147-148. (Из повести «Певица»)
1
Театр дрожал… Восхищена,
Толпа, дивясь, рукоплескала;
Певица, гордости полна,
Чуть головой толпе кивала;
Заметней было безобразье;
Вздыхали юноши сильней,
И в старцах таяло бесстрастье…
Летят хвалы со всех сторон,
Шумнеет гул рукоплесканий,
Сбирает – понят, оценен —
Талант торжественные дани!
И на нее венец кладет
Ее в роскошные чертоги!..
Ее сковал; она в постели,
Краса лица исчезла вдруг,
Живые очи потускнели…
Она поправилась: и вот
Запела арию – и ждет,
Как задрожат театра стены.
Но тихо всё.. Давно толпой
Уже другая овладела…
Толпа лишь шепчет меж собой:
«Как Вероника подурнела!»
2
Клятвою верности с милою связанный,
Ее любимый душой,
В латы закован, мечом препоясанный,
Рыцарь сбирается в бой.
Вот уж и сел на коня крутогрудого,
Вот и пропал вдалеке.
Годы промчалися… нет ниоткудова
Вести о милом дружке.
Слезы красавица льет одинокая,
Тайно грустит в тишине…
Пылью клубится дорога широкая:
Скачет ездок на коне.
Вот он приблизился, в замок торопится,
Входит и ей говорит:
«Ждешь понапрасну ты – он не воротится:
Плакать – не плакала, только лишь кинула
С тех пор без горести часа не минуло:
Мужа избрать себе, рыцарь воинственный,
Дева покорна судьбине таинственной,
Плача, идет под венец.
Вот обвенчалися… пир начинается,
Вот наконец призатих.
Дверь отворяется… мрачный является
Вздрогнула, вскрикнула… Он ей с укорами
Кажет златое кольцо…
Встретил соперника страшными взорами,
Бросил перчатку в лицо!..
Оба нашли себе в битве отчаянной
К мраку могильному путь;
Дева, сраженная смертью нечаянной,
К прежнему пала на грудь!
(1840)
149. Провинциальный подьячий в Петербурге
1
Ох, времечко! Скорехонько
Летишь ты, хоть без крыл.
Уж двадцать лет ровнехонько,
Как в Питере я был.
В питейном департаменте
Служение имел,
На каменном фундаменте
Домишком я владел.
С особами отличными
В знакомстве состоял,
Поклонами приличными
Начальству угождал.
Как всё переменилося!
Мне Питер стал чужой;
Всё новое явилося,
Чуть пахнет стариной!
Секрет мой обнародовать
Вновь прибыл я в него,
Хоть много израсходовать
Пришлось мне для того.
Одно мне утешительно,
Что ведать кой-кому
Приступим же к нему:
Грамматику, эстетику
Из мысли я прогнал.
Люблю лишь арифметику,
От ней богат я стал.
Сперва я от деления
Немало получил:
Начальник отделения
Делить меня учил.
По мере повышения
Мой капитал толстел
И рос – от умножения
Просителей и дел.
Как подчиненным я
Не брать дал приказание,
За вычетом себя.
Сложив всё, в заключении
Сложенье я узнал,
И вышел от сложения
Я правила прошел,
Не выведут за шиворот,
Куда б я ни вошел!
До Павловска катался я
Железной мостовой,
Парами восхищался я —
Не столько быстротой!
В воксале, в упоении,
Прослушал я цыган:
Вот, доложу, уж пение —
Что палкинский орган! ..
Смотрел намедни «Фебуса» …
В нем Сосницкий лихой…
Ну точно у Брамбеуса,
Я надорвал животики,
От смеха лопнул фрак!
Читая «Библиотеки»,
Не хохотал я так!..
Пришлося «Титулярных» раз
Мне как-то посмотреть,
Вот здесь так, уверяю вас,
Другому б умереть!
Над ними, посудите-ка,
Смеются так, что страх;
Ну, это просто критика:
Я сам в таких чинах!..
Вчера смотрел Тальони я,
Притом еще в «Тени»:
В поступках – благовония
И прелести одни.
Что это за чудесница!
Не жаль пяти рублей!
Отменно пляшет крестница, —
Но далеко до ней…
На ваньке облетел;
На вывеске кондитера
Я диво усмотрел:
Там в «Пчелку» с умилением
Читает с наслаждением
Гречанка «Инвалид».
Он в красках всё прелестнейших
Представил напоказ;
Таких вещей чудеснейших
И в Пскове нет у нас!
Не ждал, чтоб ум в кондитере
Был сметлив так, клянусь…
Уж подлинно, что в Питере
Трубой какой-то внутренней
На Невский из земли
Светящий до заутренней
Газ немцы провели.
Накрыт стеклянной шапкою,
Горит гусиной лапкою!
Ну так… что день-деньской!
Прощайте! оставляю вас.
Чувств много,