мало слов!

В Кунсткамеру бегу сейчас,

А завтра еду в Псков…

 

(2). Снова – здорово!

Хоть друг я в аккуратности,

Хоть я не ротозей,

Избегнуть коловратности

Не мог я в жизни сей.

Вернуться с первой станции

Я в Питер должен был,

Понеже в нем квитанции

По делу позабыл.

В великую конфузию

Был тем я приведен,

Как будто бы контузию

Мне дал Наполеон.

Меня так озадачило,

Что тут же на пути,

Как в лихорадке, начало

В санях меня трясти.

Я чуть не обморозился,

Не мог ни есть, ни спать;

Приехав, прямо бросился

Квитанции искать.

Хозяйка той гостиницы,

Где я стоял, была

В тот день у именинницы

И комнат не мела.

«Ну, это, – молвил радостно

Я сам себе, – к добру! »

Искал с надеждой сладостной

И всё нашел в сору…

Душа в каких-то сладостях

Тонула у меня;

Я в Питере, на радостях,

Остался на три дня.

 

На Невском у механика

Казал мне кум Антип

Картины, в виде пряника, —

То есть – дагерротип.

Божуся вам сурьезно я:

Их солнышко печет;

Ну, штука прекурьезная:

Немецкий всё расчет!

Ходил я в Академию

«Помпею» ту смотреть,

За что Брюллову премию

Пришлося возыметь.

Вот это прелесть сущая!

Картина вся в огнях,

Народу там тьма-тьмущая

Пешком и на конях.

И видно, что с постели их

Спугнул всех ночью страх:

Иные без сапог из них,

Иные в колпаках.

Там мальчик, такой душенька,

На улице лежит

И точно мой Петрушенька

Глазенками глядит.

Там деньги, ради прибыли,

Сбирает с мостовой,

Согнувшись в три погибели,

Кащей такой седой.

На псковского подьячего

Похож, ни дать, ни взять,

Теперь с того не для чего

Портрета рисовать.

Там дама авантажная

Катилась впопыхах;

Хоть одноколка важная,

А вся расшиблась в прах.

Сумятица ужасная!

Помпея же в пожар

Уселася, несчастная,

Одна на тротуар.

Какой-то хват пригоженький

С собой старушку звал:

Куда! – Отнялись ноженьки:

Последний день настал.

Отменно нарисовано,

Отличнейшая вещь!

Я был к ней как прикованный,

Впился в нее как клещ.

Так живо представляется,

Что хоть рукой бы взять.

Брюллов наш отличается,

Уж нечего сказать!..

Конторы все питейные,

Горевшие в ту ночь,

Заводы оружейные

Потрафил он точь-в-точь.

Я думал: не в чаду ли я ?

Похоже чудо как;

Был в то время в Туле я:

Действительно, всё так.

Создатель! Что за множество

Там разных этих зал;

Я всякого художества

Там пропасть повстречал.

А лучше всех красуется

Статуя мужика:

Он важно в бабки дуется,

И видно, что битка!

По выходе из комнат сих

Я мимо сфинок шел

И было не заметил их,

Да надпись вдруг прочел:

«Мемноновым представлены

В святый наш Петроград,

На пристань здесь поставлены».

Действительно, стоят.

Скажу, огромные сии

Две сфинки – чудеса:

В фалборках, как из кисеи,

Закрыты волоса.

Таких чудных окроме я

Не видел отродясь:

У них физиономия

Такая, как у нас!

Вот выдумка забавная —

В театре маскерад!

Попировал там славно я,

Уж подлинно впопад.

Как в дни великопостные,

Во всей таки красе,

Такие пресурьезные,

Там в шляпах ходят все.

На всех салопы черные

До самых до колен,

А на иных отборные

Наряды всех племен;

Как будто с чайных ящиков

Пришли все в маскерад.

Кабы достать образчиков

Весь Псков наш будет рад.

Уж стали бы отхватывать

Мазурку – ай-люли!

Сумели б всех порадовать,

Как в пляс бы мы пошли.

А здесь что? – Как уходятся —

Расходятся домой;

За это деньги плотятся:

Обычай уж такой!..

Раскланяюсь почтительно

Теперь без дальних слов;

Прощайте! Уж действительно

Я завтра еду в Псков!

 

(3). БЕДА НЕМИНУЧАЯ И РАДОСТЬ МОГУЧАЯ

Проплакали отчаянно

Пять суток мы с женой:

Стряслась беда нечаянно

Над нашей головой.

У черта сердце сжало бы —

Случись такой изъян:

На барина две жалобы

Пришло к нам от крестьян;

Донос их на господчика

Упрятал я под спуд,

За то меня, молодчика,

Упрятали под суд.

Прочли то есть нотацию,-

Хоть просто умирать!

Вписали в аттестацию:

К местам не принимать.

Ну где ж тут правосудие,

Я б всякого спросил?..

Чуть только вышел в люди я,

Брюшко чуть отрастил,

Количество изрядное

Деньжонок позашиб;

Житье-то было б знатное,

Да вдруг – и скушал гриб…

Скажите, – как правительство

Изволит рассуждать:

Вишь, я чиню грабительство!

С чего б им это взять?..

Ходил всегда я в нанковых,

Не то чтобы в трико,

Не брал бумажек банковых

И не тянул клико,

Умел всегда делишечки

Чистехонько вести,

И только разве лишечки

Пришлось мне загрести.

В суде не валежирствовал,

Не делал тяп да ляп;

Ни с кем не дебоширствовал:

Не всё ж ведь цап-царап…

Да что же?.. Я утешуся,

Лиха ль еще беда!

Не бойтесь – не повешуся!

Найду кусок всегда!

Я поступлю в компанию:

Довольно их зело;

Приличную по званию

Я выберу – назло!..

 

С женою от Аничкина

Извозчика я взял,-

«Льва Гурыча Синичкина»

Глядеть каприз припал…

Да сбился я афишками,

И вышел тут крючок:

С различными делишками

Шел Пантелей Жучок.

Он человек, как водится,

Сенатский, деловой;

Да от жены приходится

Пропасть, хоть с головой.

Всё дело-то в нотациях:

Толкуют то и се;

На тонких экскузациях

Основано тут всё.

Скажу: в большом был горе я,

Бедняга Деловой!

Такая же история,

Вот точно как со мной!..

Зато нас с Василисою

Утешила – вон та,

Что( хочет быть актрисою),

Такая суета.

Мне кажется, что шутствует

Она напрасно так:

Актрисой ведь присутствует

Она давно никак?

Еще тут есть отменнейший,

Честнейший человек,

Расчетливый, почтеннейший,

Одесский то есть грек.

Так сердце к нему клонится,

Ведь как умен, злодей!

Приятно б познакомиться:

Люблю таких людей!..

На днях смотрел «Парашеньку»-

Нет прелестям конца!

На крестницу Евлашеньку

В ней сходство есть лица.

Тут очень уморительно

Всех Гусева смешит,

Тут пляшут так чувствительно,

Что плачут все навзрыд.

Печальная оказия!

Не видел ввек такой:

Чуть сам не выл в экстазе я —

Уважил Полевой!

В окошко на пришпекте я

Фигуру видел раз;

Признаться: стал в решпекте я,

Глядел почти что с час.

Вертится тут помещица,

Ну точно дама пик;

Я думал, мне мерещится

И стал-таки в тупик.

С испуга я зажмурился,

Но вдруг открыл глаза

И чуть было не втюрился,

Такая ведь краса!..

Что ж это?.. У завивщика,

Так просто, для проказ,

Машина, вроде живчика,

Вертится напоказ.

Меня сначала мучило,

Стоял я как дурак;

А вышло – просто чучело…

И всё-то в жизни так!..

Намедни, кажись в пятницу,

Иду повеся нос,

Встречаю вдруг сумятицу

И вижу: тут курьез.

Коляска самокатная

Катит без лошадей:

Работа деликатная,

Не русских, знать, затей…

И лодка б так не плавала

На полных парусах —

Как будто бы два дьявола

Уселись в колесах…

 

Но здесь я закалякался,

А дома ждет жена;

Ну, как бы я не всплакался:

Задорлива она!

Живу в Грязной покудова,

Не плачу ни о чем;

А в Псков меня отсюдова

Не сманят калачом.

Мне здешнее правительство

Оказывает честь:

В газеты, с местом жительства,

Меня велело внесть;

Чин, имя и фамилия —

Всё внесено в столбец.

Ведь это значит – в силе я,

Каков я молодец?..

Итак – мое почтение!

Готовый быть по гроб

У вас во услужении

(Феклист Онуфрич Боб)

 

(1840)

150. БАБА-ЯГА, КОСТЯНАЯ НОГА

Русская народная сказка в стихах. В осьми главах

Дела и жизнь неживших лиц

Воспоминанье небылиц

 

<< Глава первая >> ПОХИЩЕНИЕ

Проснулась шумная тревога

С восходом радостного дня…

Стоят у царского чертога

Четыре огненных коня.

Из камня искры огневые

Копытом мещут жеребцы,

Храпят и бьются; стремянные

Их крепко держат под уздцы.

Красуясь пышным одеяньем,

Сребром и золотом горя,

С нетерпеливым ожиданьем

Толпой придворные царя,

Его сотрудники лихие

В пирах, охоте и войне,

Во всём равно передовые,

Стоят на правой стороне.

Налево легкий штат царицы:

Прекрасный пол во всей красе;

В одежде праздничной девицы

В сомкнутой длинной полосе

Красивой выстроились цепью

И, засветив улыбкой взгляд,

Как в бурю небо с водной степью,

С противным строем говорят…

Вот рать! брадою Чернобога

Поклясться смело может свет,

Что побежденных ею много,

А победителя ей – нет!

 

Выходит царь. Ему подводят

Его любимого коня,

За ним жена и сын выходят,

И дочь – ясней младого дня;

Мила как юная Зимцерла,

Она улыбкой всех дарит —

И ряд зубов, белее перла,

Глаза и души ворожит.

Она заносит ножку в стремя —

Не смея духа перевесть,

Мужчин завистливое племя

Глазами радо ножку съесть;

Коня погладит ручкой ловкой —

Всем ручка видится во сне;

Шутя кивнет кому головкой —

И взоры всех в той стороне;

Посмотрит на кого сурово —

Тот и печален и угрюм;

Моргнет ли бровью, скажет слово —

В тупик поставит самый ум.

 

И наши деды знали толк

Ценить поэзию правдиво:

Был у Плениры целый полк

Рабов влюбленных – и не диво!..

К нам по преданиям дошло,

Переходя от деда к внуку,

Что тот, презреньем ввержен в муку,

Весь век страдал; того сожгло

Одной улыбкой благосклонной;

Тот, говорун неугомонный,

От изумленья онемел,

Когда ей в очи поглядел…

 

Куда же едут царь с царицей

И с белолицей царь-девицей?

Куда мужчин и женщин рать

Собралась их сопровождать?..

 

Царь, утомясь победной славой,

Любил с зверьми вести войну,

И как охота в старину

Была и женскою забавой,

То и царица с ним порой

Делить в отъезжем поле травлю

Любила. Здесь я точку ставлю.

Пойдемте на поле со мной…

 

Разнообразными толпами

Станица воинов и жен,

С бичами, копьями, стрелами,

Пестреют в поле – шум и звон!

Кругом раскинуты тенета,

Зверей усердная гоньба

Всех утомила, как работа;

Но ловля, травля и стрельба

Идут успешно: уж сразили

Лисицу, волка и хорька,

Вдобавок в сети заманили

Недальновидного сурка

И пару зайцев затравили.

Доволен царь. Своей рукой

Он гладит мягкий пух лисицы;

Остановился, ждет царицы.

Она примчалася стрелой.

Тогда с коней своих усталых

Они для отдыха сошли;

Забыв охоту, к ним пришли

Толпы наездников удалых

И в кубках меду принесли.

Наполнен ковш шипучей влагой,

И благотворная струя,

Досыта жажду их поя,

Дарит их силой и отвагой.

Меж тем идет серьезный толк

Между придворными: кем волк

Повержен был? кто на лисицу

Поднял неробкую десницу?

Кем загнан маленький сурок

В ему расставленный силок?

Венец победы над лисицей

Приписан был царю с царицей,

И их же верная рука

Сразила волка и хорька.

Заслыша общее их мненье,

Пришла царица в восхищенье,

Царя державное чело

Улыбкой ясной расцвело;

Предложен тост за лов удачный,

И вот уж пенистый фиал

До края кубки наполнял,

И вот уж пьют…

 

Вдруг тучей мрачной

Небесный лик заволокло,

Как демон, с бешенством и свистом

Пронесся ветер в поле чистом,

Шатер походный унесло,

В руках ковшей как не бывало,

С придворных шапки посрывало…

Вдруг крик, и свист, и шум вдали,

И стук копыт о грудь земли

Они заслышали, – чему бы

Тут удивляться им? в лесах

Ведь недостатка нет в лисах:

То, знать царевна трубит в трубы

И с ратью гончих и девиц

Гоняет по лесу лисиц.

Но отчего-то на царицу

Вдруг страх напал, сам умный царь,

Хоть никогда не трусил встарь,

Тут от испуга рукавицу

Из рук дрожащих уронил…

Вдруг он коня поворотил,

Махнул рукой и вскачь пустился

Туда, где стук и крик носился,

За ним царица и весь двор

Помчались, едут: темный бор

Пред ними стройным великаном

Предстал преградою в пути

И, шевелимый ураганом,

Как бы шептал им:»Не ходи!»

Въезжают в лес: толпою тесной

Там девы робкие стоят,

На что-то пристально глядят;

Меж них царевны лик небесный

Увидел царь: какой-то страх

Заметен был в ее очах.

Он изумился.»Что-то худо!»-

Кричит супруге – и стрелой

Летит к царевне молодой,

Летит, летит – и видит чудо:

Вдали клубится дым густой,

В чепце из жаб, в змеиной шубе,

Не на коне – в огромной ступе,

Как сизо-белой пеленой

Обвита сетью дымовой,

Летит ужасная колдунья;

Был только день до полнолунья,-

А в это время, всякий знал,

Что ведьмам праздник наставал.

Пестом железным погоняла

Колдунья ступу, как коня,

Сквозь зубы что-то напевала,

Клыками острыми звеня.

На лбу по четверти морщина,

А рот разодран до ушей,

Огромны уши в пол-аршина,

До груди волос из ноздрей,

На месте глаз большие ямы,

Затылок сгорблен, ноги прямы,

На лбу огромные рога —

Всё в этот миг их убедило,

Что Баба старая Яга

Зачем-то бор их посетила.

И, в страхе все оторопев,

Быстрее ратники пустились

К толпе упавших духом дев.

Но поздно – как ни торопились,

Им изменили их кони,

Хоть понуждали их они…

С размаха ведьма налетела

На рать несильных, робких жен,

Их осмотрев со всех сторон,

Царевне в очи посмотрела,

Над ней как ворон пронеслась,

Рукою в грудь ее впилась,

Другой рукой за стан схватила,

С собой на ступу посадила

И прытче мысли унеслась…

Всех прежде юный брат царевны

Послал за хищницей стрелу,

Потом сам царь, печальный, гневный,

Послал другую. Мрак и мглу

Опять сменило море света.

Вдали виднелася она,

Туманом пасмурным одета,

И с ней несчастная княжна.

Погоня страшная летела

Вослед злодейке, уж чуть-чуть

Стрела Булата не задела

Ее предательскую грудь,

Но страшный (в) ступе пест железный

Колдунью спас над самой бездной.

Она сильней им застучит —

И диво – ступа побежит,

Как лань, заслыша лай собаки;

Она удары участит —

И ступа летом полетит

Через холмы и буераки…

День целый гналися за ней,

Всё отставали дале, дале

И наконец совсем отстали.

Царевны нет!.. Царевна с ней!

Тоскует царь. Сама себя

Царица в той беде винила:

«Охоту пламенно любя,

Не я ль и