вот (подарок невелик,

Но от души – не от избытка)

Стихов отборных четверик

Тебе я шлю… На, ешь!.. Что? будет?..

Авось придет тебе на вкус…

А не придет – я не боюсь:

Не выдаст друг и не осудит!

Почтенный, добрый и прямой,

Неприхотливый, не сердитый,

Подарок старого пииты

Ты примешь ласковой душой,

Хоть он нелепый и пустой…

 

(1844)

251. Ода «Сон»

(Подражание Василию Кирилловичу Тредьяковскому)

 

Покоясь спят все одре мягком на,

Тем приятства вкушая от мягкого сна;

С лирой лишь в руке не дремлет пиит;

Того горит око и лира звенит;

Хвалит он нощь, свет дневной запрудившу,

В просвещенном же уме его родившую виршу…

Некий Орфей как певал, ему так все внимали,

Что мухи, жуки, журавли, граки и индейки

Скакали…

 

(1845)

252. Обыкновенная история

(Из записок борзописца)

О, не верьте этому Невскому проспекту!..

… … … … … … .

Боже вас сохрани заглядывать дамам под

шляпки. Как ни развевайся вдали плащ

красавицы, я ни за что не пойду за нею

любопытствовать. Далее, ради бога далее

от фонаря! и скорее, сколько можно скорее,

проходите мимо. Это счастие еще, если от-

делаетесь тем, что он зальет щегольской

сюртук ваш вонючим своим маслом. Но и

кроме фонаря всё дышит обманом. Он лжет

во всякое время, этот Невский проспект,

но более всего тогда, когда ночь сгущен-

ной массою наляжет на него и отделит

белые и палевые стены домов, когда весь

город превратится в гром и блеск, мириады

карет валятся с мостов, форейторы кричат

и прыгают на лошадях и когда сам демон

зажигает лампы для того только, чтобы

показать всё не в настоящем виде.

Гоголь

Я на Невском проспекте гулял

И такую красавицу встретил,

Что, как время прошло, не видал,

И как нос мой отмерз, не заметил.

Лишь один Бенедиктов бы мог

Описать надлежащим размером

Эту легкость воздушную ног,

Как, назло господам кавалерам,

Избегала их взоров она,

Наклоняя лукаво головку

И скользя, как по небу луна…

Но нагнал я, счастливец! плутовку,

Деликатно вперед забежал

(А кругом ее публики пропасть)

И «Куда вы идете?» – сказал,

Победив(ши) врожденную робость.

Ничего не сказала в ответ,

Лишь надула презрительно губки,

Но уж мне не четырнадцать лет:

Понимаем мы эти поступки.

Я опять: «Отчего ж вы со мной

Не хотите сказать ни словечка?

Я влюблен и иду как шальной,

И горит мое сердце, как свечка!»

Посмотрела надменно и зло

И сердито сказала: «Отстаньте!»

Слышу хохот за мной (дело шло

При каком-то разряженном франте).

Я озлился… и как устоять?

На своем захотелось поставить…

«Неужель безнадежно страдать

Век меня вы хотите заставить?» —

Я сказал… и была не была!

Руку взял.. Размахнулася грозно

И такую злодейка дала

Оплеуху, что… вспомнить курьезно!

Как, и сам разрешить не могу,

Очутился я вмиг в Караванной.

Все судил и рядил на бегу

Об истории этой престранной,

Дал досаде и страсти простор,

Разгонял ерофеичем скуку

И всё щеку горячую тер

И потом целовал свою руку —

Милый след всё ловил на руке

И весь вечер был тем озабочен…

Ах!.. давно уж на бледной щеке

Не бывало приятней пощечин!

 

(1845)

253. Ода «Чай»

(Подражание Василию Кирилловичу Тредьяковскому)

Смертных ты поишь, настоян горячей водой,

Тем, чтоб согренье желудка дать той —

Прекрасный, как оных древних сказок нектар,

С ромом мешаясь, внутри ты производишь пожар,

Что крутит в голове, входя в ту чрез брюхо,

От чего красен нос и зело горит ухо —

Палке подобно брошенной вверх, тогда воспарит

Сила та, что в пиите вирши творит.

По дороге ль зимой ехавши, зябнет купец,

Перву беседу с то(бо)й в ночлеге творит

Молодец;

Полевой, за отчизну дерясь, офицер

Привязан к тебе на такой же манер;

Ловчий, под осень крутясь на полях,

Без тебя прозябая, готов кричать – ах!

Мудрости пускаясь умом в глубину,

С теми ж профессор имеет привычку одну;

Мы же, пииты, пиющие тя,

Одами да чтим повседневно двумя.

 

(1845)

254. Карп Пантелеич и Степанида Кондратьевна

(Поэма в индийском вкусе)

1

 

Жил-был красавец, по имени Карп, Пантелея

Старого сын, обладатель деревни Сопелок

(Турово тож), трехаршинного роста детина,

Толстый и красный, как грозды калины созрелой —

Ягоды сочной, но горькой, – имел исполинскую силу,

Так что в Сопелках героя, подобного Карпу,

Не было, нет и не будет, – между мужиками

Он сиял, как сияет солнце между звездами.

Раз на рогатину принял медведя, а волка,

Жива и здрава, однажды в село притащил

За полено;

Храбро смотрел на широкое горло ведерной бутыли,

Кашей набитый бурдюк поглощал как мельчайшую

Птичку,

Крепкий мышцею, емкий гортанью, прекрасного пола

Первый в Сопелках прельститель…

…Таков-то

Карп Пантелеевич был. Но, к несчастью, и слабость

Также имел он великую: в карты играть был

Безмерно

Страстен. – В это же время владел Вахрушовым

Обширным

Пенкин, Кондратий Степаныч, весьма благодушный

И плотный мужчина.

Долго бездетен он был и обет произнес пред

Судьбою

…

Только б судьбы всеблагие его наградили

Сладким родительским счастьем, – и небо ему

Даровало

Трех сыновей и дочь. Сыновья назывались: первый

Сидор, Федор другой и Венедикт третий; а имя

Дочери было дано Степанида. Мальчики были

Тощи и желты; звездой красоты расцвела

Степанида.

Прелесть ее прошла по губернии чудной молвою.

Горничных девок и баб окруженная роем, как будто

Свежим венком, сияла меж них Степанида, сияла,

Будто малина в крапиве. Не только в уезде,

Даже в губернии самой, где лучшие жены

Очи чаруют, подобной красы не видали:

Прелесть ее могла привлечь и губернских

Надменных,

Гордых чиновников в город уездный и даже

В скромный приют деревенский.

 

2

 

Однажды, под вечер,

Проса пригоршню похитив тихонько в амбаре

(С доброю целью не грех иногда и похитить!),

Дева идет к ручейку, где встречать уж издавна

Гуси-любимцы привыкли кормилицу-деву…

Весело корм шелушат с алебастровых ручек

Добрые птицы дворные и вздор благодарный возводят

К деве прекрасной, как будто любуяся ею.

Только один и не ест и приветливой ласки не ищет.

Тщетно к нему простирая обильную кормом

Длань, подзывает его изумленная дева:

Он не подходит. Вот она ближе к нему, а он

Дальше;

Дева за ним – он всё дальше… и странно

Ей показалось, что сделалось с гусем? «Постой же! —

Думает, – я тебя так не оставлю, проказник; поймаю

И за побег накажу – накормлю хорошенько!»

Просо за пазуху всыпав и платьице к верху поднявши

(Был уже вечер, и небо обильно росилось),

Ручки к нему простирает и ловит, как серна

Вслед беглецу устремляясь и алые губки кусая,

Полные милых упреков, в досаде. И вот уж накрыла;

Вот уж готова схватить, но опять непокорный

Вырвался, снова отшибся далеко – и снова,

Стан распрямив серновидный, бежит утомленная

Дева.

С версту и более так пробежала; но тщетны

Были усилья красавицы, силы уж ей изменяют,

Дух занимается – хочет бежать и не может…

Стала, кругом оглянулася. Вправо окраина леса,

Дальше пространная нива, покрытая рожью;

Налево…

«Боже! какая картина!..» И скромно потупила очи

Робкая дева и в страхе дыханье удерживать стала…

 

3

 

Влево была небольшая поляна, и кусты

Шли от нее далеко и с самим горизонтом сливались.

С края же кустов (и вот что стыдливую деву смутило)

Кто-то лежал, устремившись очами на небо

И выпуская дымок из коротенькой трубки с оправой.

Был он красив:в голубую венгерку с кистями

Затянут, обут в сапоги до колен и украшен

Желтой ермолкой с зеленою кистью; лежала

Пара легавых собак близ него, и смотрело

Смерть наносящее дуло ружья из куста. Удалиться

Силы собравшая дева хотела, но снова

Силы ей вдруг изменили – осталась и долго,

Долго смотрела, забыв и стыдливость, и гуся,

И всё, что ни есть на земле. В упоеньи,

С сердцевластительным взором, с улыбкой, чарующей душу,

Молча стояла, молча глядела и таяла тайным

Пламенем… Вот бы идти – победила влеченье

Страстное… Вдруг встрепенулся – подходит

Прямо к охотнику гусь, распустив златоперые

Крылья,

Дерзко крича и длинной главой помавая.

Бросились псы, оглянулся охотник и видит:

Сладкоприветная дева пред ним; как с неба

Слетевший

Ангел, она прекрасна была, и прелесть любви

Окружала

Нежные члены ее, жажду любви пробуждая.

Муку любви почувствовал Карп при виде

Волшебном

Стройного стана ее; приподнялся и рухнулся

Снова

Он на колени пред нею, и речь полилася потоком,

Словно с горы сладкозвучные волны, словно

Из бочки

Мед искрометный на дно ендовы позлащенной.

 

4

 

Грусть и тоска воцарились в селе Вахрушове.

Печальна,

Бродит одна Степанида и тайную думает думу:

После того, что сказал ей охотник, влюбленная

Дева,

Словно как будто с собою расставшись, была

Беспрестанно

С Карпом прекрасным. Ни вкусный крыжовник,

Ни вишни,

Ниже галушки ее не прельщают; то в землю

Взоры потупит, то к милым Сопелкам (Турово тож)

Их поднимет

С темной надеждой и с полной тяжкими вздохами

Грудью;

Временем щеки – как жар, временем бледные; очи

Полные слез, засохшие губы, и все в беспорядке

Мысли, как волосы… День и ночь Степанида

Вздыхала,

Слабая, томная; не было ей ни сна на постели,

Ниже покоя на месте ином, и Кондратий Степаныч,

Нежный родитель ее, услыхавши, что дочь

Степанида

(Свой покой потеряла), обедать не мог, и простыли

Даром ленивые щи, и вареники так простояли…

К счастью, недолго тоска вострозубая грызла

Жителей добрых села Вахрушова. Однажды,

Только что сели за стол и разрезали чудный

Кашей набитый пирог, и главою семьи на тарелку

Было уж взято три доли, и он, уж схвативши

Мощной рукою одну, обдававшую паром, разинул

Пасть и как тигр показал серо-желтые зубы, —

Вдруг подлетела к крыльцу таратайка, и сваха

В комнату шасть. Изменилась в лице Степанида,

Вон убежала в испуге. Сваха за ней быстро, как

За робкой

Ланию пес разъяренный, и вот Степанида

С нею одной осталась одна, и тут, приосанясь,

Сваха сказала почтительным голосом ей:

«Степанида,

Свет мой Кондратьевна! в Турове Карп Пантелеич,

Барин добрейший, живет-поживает, и нет

И не будет

В свете красавца такого , – верь чести, не лгу я,

Лопни глаза, расступись мать сыра земля, выгний

Зубы во рту до единого. Если б его ты женою

Стала, какой бы родился у вас постреленок…

О, чудо!

Выдь за него, осчастливь и его и себя ты навеки —

Ты, тихонравная, сладкоприветная, добрая девка!

Много на жизни людей повенчала я, много

Всяких даров и побой приняла за услуги,

Много наделала жен и мужей, но доныне

Встретить красавца такого, как он, не случалось.

Краля червонная ты, а твой Карп Пантелеич

Просто козырный король – выбирай, какой

Любишь ты масти!»

Так говорила злохитрая сваха. Меж тем Степанида,

Слушая, радостно рдела; потом в ответ

Прошептала,

Вся побледнев от любви: «Скажи ты то же

И Карпу».

Быстро оделася сваха, уселась опять в таратайку,

Ехать в Сопелки велела и там, за графином

Настойки,

Карпу влюбленному всё рассказала.

Слушая жадно, почтенный сын Пантелея, рюмку

За рюмкой глотая,

Радостно рдел… Благодарного полный восторга,

Обнял старуху, сладко рыдая, и целую сотню

Собственной травли заячьих шкур подарил ей

На шубу…

 

(1844 или 1845)

255.

С цветком в руке, бледна и одинока,

Облокотясь спиною на рояль,

Она сидела…Взор ее глубокий

Пронзительно впивался в мрак и даль,

И странная какая-то улыбка

Змеилася по трепетным устам.

И всюду тишь… лишь в отдаленьи, там,

Качался челн на влаге мутно-зыбкой…

 

(1846)

256. Женщина, каких много

Она росла среди перин, подушек,

Дворовых девок, мамок и старушек,

Подобострастных, битых и босых…

Ее поддерживали с уваженьем,

Ей ножки целовали с восхищеньем —

В избытке чувств почтительно-немых.

 

И вот подрос ребенок несравненный.

Ее родитель, человек степенный,

В деревне прожил ровно двадцать лет.

Сложилась барышня; потом созрела…

И стала на свободе жить без дела,

Невыразимо презирая свет.

 

Она слыла девицей идеальной:

Имела взгляд, глубокий и печальный,

Сидела под окошком по ночам,

И на луну глядела неотвязно,

Болтала лихорадочно, несвязно…

Торжественно молчала по часам.

 

Въедалася в немецкие книжонки,

Влюблялася в прекрасные душонки —

И тотчас отрекалась… навсегда…

Благословляла, плакала, вздыхала,

Пророчила, страдала… всё страдала!!!

И пела так фальшиво, что беда.

 

И вдруг пошла за барина простого,

За русака дебелого, степного —

… … … … .

На мужа негодуя благородно,

Ему детей рожала ежегодно

И двойней разрешилась наконец.

 

Печальная, чувствительная Текла

Своих людей не без отрады секла,

Играла в карточки до петухов,

Гусями занималась да скотиной —

И было в ней перед ее кончиной

Без малого – четырнадцать пудов.

 

(1846)

257. Русская песня

«Что не весел, Ваня?

В хоровод не встанешь?

Шапки не заломишь?

Песни не затянешь?

Аль не снес, не добыл

Барину оброку?

Подати казенной

Не преставил к