мире вечного —
Скоро будет он банкрут!
Голос князя Ивана (навстречу вновь вошедшему)
А! Авраам-изыскатель!
Мимо прошел: не узнал;
Чем возгордился, приятель?
Я пастухом тебя знал….
Лота отца попрекает,
Берка от Лоты бежит,
Месяца три пропадает
И, возвратясь, говорит:
«Радуйся! дочь моя Лота!
Радуйся, Янкель, сын мой!
Дети! купил я болота
Лота оделася в шубку,
Янкель за шапкой бежит,
Едут смотреть на покупку —
Лошадь с натуги хрипит,
Местность всё ниже и ниже,
Множество кочек и ям,
«Вот оно! Лота! смотри же!»
Лота не верит глазам:
Кроме трясины и мхов!
Только слетели с болота
Едучи шагом обратно,
Янкель трунил над отцом,
Лота работала знатно
Длинным своим языком.
Берка на жалобы эти
Молвил, подъехал к крыльцу:
«Не угодил я вам, дети,
Да угодил продавцу!»
Утром он с ними простился,
Месяца три пропадал,
«Радуйтесь!»- снова сказал.
Янкель и Лота не рады,
«Взял я большие подряды!»-
Берка пустился плясать.
«Четверть с рубля обойдется,
Четверть с рубля… без гроша…
Денег у Берки без счета,
Благословляя болота
– —
Чу! песня! Полные вином,
Два инженера ликовали
И пели песенку о том,
Как «непреклонного» сломали:
Я проект мой излагал
Ясно, непреложно —
Сухо молвил генерал:
«Это невозможно!»
Я протекцию сыскал
Всё обставил чудно,
Грустно молвил генерал:
«Это очень трудно!»
И воскликнул генерал:
«Это – очень просто!»
Голос князя Ивана
На уме чины да куши,
Пассажиров бьют гуртом:
Христианские-то души
Жидовине нипочем.
До пределов незаконных
Глуп, а денежки гребет…
Всё равно что резать сонных —
Обирать народ!
– —
Слышны толки: «Леность…. пьянство…
Это – местное дворянство
И дворяне-степняки
У степного дворянина
Речь любимая своя:
«Чебоксарская щетина»,
«Миргородская свинья»,
«Свекловица, мериносы»,
«Спрос на водку и барду»,
А у местного вопросы
«Всесословные» в ходу,
В центре этого кружка
Излагают пользу планов,
Не удавшихся пока.
«Вся беда России
В недостатке власти!-
Говорят витии
По сословной части.-
Да! провинция пустеет:
Города объяты сном,
Земледелец наш беднеет,
Дворянин поник челом.
Кто не «высшего разбора»,
Убегай из наших мест,
Ты – добыча прокурора,
Мировой тебя заест!
Кто теперь там толку сыщет?
Народившийся кулак
По селеньям зверем рыщет,
Выжимает четвертак.
Выбивают недоимку,
Разоряют до гроша,
Взятку, взятку-невидимку
Ловит каждая душа!
Даже божии стихии
Ополчились на крестьян:
Повсеместно по России —
Вихри, штормы, ураган.
Гром жилища зажигает,
Нивы град господень бьет,
С мужиком одним случилось —
То-то он оторопел!-
Даже почва провалилась,
Отведенная в надел!
Не затем мы уступали
Наши древние права,
Жаль родного достоянья,
Жаль и бедных мужиков!..
Там – семейные преданья,
А живому дорог день:
Как из чумного селенья,
Мы бежим из деревень!»
Так искатели концессий,
Потерпевшие наклад
От хозяйственных профессий,
Нашим земцам говорят.
«Нет, а мы так не уходим!
Обновив с народом связь,
Мы народ облагородим,-
Говорит – по Гнейсту – князь.-
Мы судебно-полицейской
Властью пьянство укротим!»
И с улыбкой фарисейской
Ренегаты вторят им.
Князь Иван закончил пренья
О вреде предоставленья
Мужику гражданских прав,
Неожиданно сказав:
«Пусть глас народа – божий глас,
Враги дворян изобрели
Нарочно земское компанство,
Чтоб вши с крестьян переползли
На благородное дворянство».
Дворянин многоземельный
С тайной думою своей
Дышит скукою смертельной,
Есть субъекты веселей:
Генеральный бой дворянский
Проиграв, они нашлись
И войною партизанской
На досуге занялись.
Не рискуя головою,
Эти рыцари страны,
Так и рвут что можно с бою
У народа, у казны:
Взяв с подряда «разреженье»
Государственных лесов,
Произвесть опустошенье,
Подменить у мужиков
Земли – дело «партизана»;
Он – процентщик, он – торгаш,
Не уйдешь его капкана,
Неизбежно дань отдашь!
Четвертик фальшивой меры,
Впрочем, тут же есть примеры.
Чу! Помещик Хватунов
Сам кричит: «Удрал я штуку!
Не зевайте! вот вам шанс!»
И поет, друзьям в науку,
ПЕСНЯ ОБ «ОРОШЕНИИ»
Комитету «Поощренья
Земледельческих Трудов»
Наших пашен и лугов
Предложил я: снарядили
Две комиссии в наш край
И потом благословили,
Дали денег: «Орошай!»
Я поехал за границу,
Пожуировал; затем
Начал сеять свекловицу.
Дом мой стал богаче, краше,
Сам толстею, что ни год.
Вдруг запрос: «Успешно ль ваше
Орошение идет?»
«При ближайшем наблюденьи,-
Отвечаю в комитет,-
Нахожу, что в орошеньи
В нашем крае – нужды нет,
Согласились: «Нет нужды!»
За посильные труды
Комитет – не без участья
Добрых душ – с меня сложил,
И тогда – слезами счастья
Грудь жены я оросил!..
Несколько голосов
Князь Иван
Эй! орловский предводитель!
Познакомь меня с Фомой!
Я из чести, не из видов,
Подружиться с ним готов.
Прежде был – Денис Давыдов,
– —
В каждой группе плутократов —
Русских, немцев ли, жидов —
Замечаю ренегатов
Из семьи профессоров.
Их история известна:
Скромным тружеником жил
И, служа науке честно,
Плутократию громил,
Был профессором, ученым
Лет до тридцати,
И, казалось, миллионом
Не собьешь его с пути…
Вдруг – конец истории —
Прыг с обсерватории
В омут биржевой!..
Вот москвич – родоначальник
Этой фракции дельцов:
Об отечестве печальник,
Лучший тип профессоров,
Встарь он пел иные песни,
Искандер был друг его,
Кроме каменной болезни,
Не имел он ничего;
Под опалой в оны годы
Находился демократ,
Друг народа и свободы,
А теперь он – плутократ!
Спекуляторские штуки
Ловко двигает вперед
При содействии науки
(«Леонид»- ему покуда
Кличка у тузов).
Он машинным красноречьем
Плутократию дивит;
Никаким противоречьем
Не смущаясь, говорит
В интересах господина.
Заплати да тему дай,
Говорильная машина
Загудит: поднимет лай,
Цифры, факты извращать,
На Бутовского ссылаться,
Марксом тону задавать.
Предпочтя ученой славе
Леонид сперва при Савве
На посылках состоял,
Подавал ему «идейки»
(И сигары – иногда),
Знал к редакторам лазейки,
К представителям суда,
Составлял «записки», «мненья»,
Сплетни прессы отражал,
И в директоры правленья
Наконец попал!
Тут уж торная дорога:
Нахватав десяток мест,
Как за пазухой у бога
Он живет; по-барски ест,
На балы к концесьонерам
Возит куколку-жену
И поет акционерам
Вечно песенку одну,
Нет покамест – ожидай!
И не медля шесть процентов
Нам в награду отчисляй!»
Денег нет, должны кругом,
В дверь правления стучится
С исполнительным листом
Пристав: кассу запирает,
Мебель штемпелем клеймит.
Леонид не унывает
И цинически острит:
«Мат, конечно, предприятью,
А правленью – не беда!
Стул с казенною печатью
Так же мягок, господа!..»
Нынче счету нет артистам,
Что таким путем пошли
И на помощь аферистам
Силу знанья принесли.
Как на сваях утвердят:
Исторической подкладкой,
Перспективами снабдят!
«Государственных идей».
Нет еще идеи даже,
Уж бегут они к патронам,
Выговаривают пай.
Начинают скромным тоном:
«Нужный банк»… «Забытый край»…
Дальше – громче пропаганда,
Загорается война,
Кто за Шмита, кто за Странда!
Правду вывернув до дна,
Чудо сделают из края,
Этнографией блеснут,
И статистика такая…
Где они ее берут?
Аргумент патриотический,
И важнейший, наконец,
С точки зренья стратегической
Из пяти одна затея
Удалась – набит карман!
А гуманная идея
И сказались барыши
Лишней гривною в налоге
С податной души…
Разбудили Русь они:
И купцу, и дворянину
Плохо спится в наши дни;
Прежде Русь стихи писала,
Рифмам не было числа,
А теперь практичней стала:
На проекты налегла!
Предприимчивостью чудной
Переполнились сердца,
Нет теперь задачи трудной,
Запрудят Неву, каналы
По Сахаре проведут!..
Дайте только капиталы,
Да, постигла и Россия
Тайну жизни наконец:
Будешь в славе равен Фидию,
Антокольский! изваяй
(«Гарантию» и «субсидию»,)
Идеалам форму дай!
Окружи свое творенье
Барельефами: толпой
Пусть идут на поклоненье
И ученый и герой;
Пусть идут израильтяне
И другие пришельцы,
И российские дворяне,
И моршанские скопцы…
– —
Беседа кипит не смолкая,
И льется рекою вино,
Великих и малых равняя;
Все группы смешались давно.
Зацепин в ударе, как воду
Венгерское пьет; Леонид,
Великому мужу в угоду,
Вистует ему и лисит.
Из оперы новые лица
Явились; затеялся спор:
Которая выше певица,
Который пошлее актер.
Веселый толстяк краснорожий,
Хохочет Иванушка-шут,
И муж государственный тоже,
Подвыпив, беседует тут:
«Да-с, наша тропа не без терний!
Всегда ли достанет ее?..»
Но был один – он общества чуждался;
Построивши дорогу в восемь верст,
На собственном величьи помешался
Остзейский туз – барон фон Клоппенгорст.
Он вынуждал к невольному решпекту —
Торжественность в осанке и в лице;
Пусти нагим по Невскому проспекту —
Покажется: он в тоге и венце.
Он не сгибал своей баронской выи
Ни перед кем; на лбу его крутом
Начертано: «Трудился для России,
И памятник воздвиг себе притом!»
Он был смешон картинно, грандиозно
И шумный пир эффектно оттенял.
Он пил один, насупив брови грозно,
По слову в час медлительно ронял.
Молчит ли он – особая манера
Молчать… глядит – победоносный взор!
Идет ли он – незыблемая вера,
Что долг других давать ему простор.
Среди судов обычного размера
Так шествовал в Россию «Монитор»…
Остроумная случайность!
На соседа не похож,
Представлял другую крайность
Эдуард Иваныч Грош —
Господин на ножках низких,
Весел, юрок и румян,
Из породы самых близких
К человеку обезьян.
К разным группам подбегает,
Щурит глазки, руки жмет
И головкою кивает,
И хихикает, и врет.
Голосок его пискливый
Раздается там и тут;
Он, как ртуть, на всяком месте;
Слышит – кто-то говорит:
«Нужно завтра акций двести…»
– «На налицность? на кредит?..»
По рукам в минуту хлопнул
Где услышит слово «лопнул».
– «Лопнул – шар!..» Зимою в санках
Вечно встретите его;
Он на бирже, в думе, в банках,
Нет собранья без него:
Это высшего разряда
Телеграфов с ним не надо,
Ни газетных новостей.
Светский мир и мир подпольный
Дань равно ему несут,
Как револьвер шестиствольный
Он заряжен! С виду шут,
Он неспроста бьет баклуши,
Он трудится больше нас:
Настороженные уши,
Что вам нужно? Закладную?
Моську, мужа… дачу, дом,
Капитал?.. Рекомендую:
Не ударит в грязь лицом!
Честолюбье ль вас тревожит?-
Он карьере даст толчок,
Даже выхлопотать может
Португальский орденок!
По руке пригнать перчатку —
Он туда протиснет взятку,
Что руками разведешь!..
Гроша вывели из мрака
Не выходит он из фрака,
Пробудясь, кричит: коня!
В девять – рыщет по трущобам,
Ищет нужного дельца,
В десять – шествует за гробом
Сановитого лица;
До двенадцати – в передних
У влиятельных господ,
В час – в приюте малолетних,
Где молебен и отчет,
В два – за завтраком с кокоткой
С трех – на бирже… День короткой —
Пообедать недосуг!
Вечер: два-три комитета,
Оперетка и балет,
И у дамы полусвета
За рулеткой – дня рассвет!
– —
Все вскочили, сам барон
Клоппенгорст пред ним склонился,
Подал руку… Кто же он?
Кто он? действуя практически,
Я обязан умолчать,
Но могу аллегорически
Петухом его назвать.
Нет вернее аттестации:
Золото клюет —
Возвращает… ассигнации!
Плавно он идет
С видом скромного достоинства:
Словно пред вождем
Дрессированное воинство,
Смолкло всё кругом…
Поздоровался с Саввой Степанычем,
Крепко палец Зацепе сдавил,
Пошутил с Эдуардом Иванычем:
«У! Как бледен! Опять пошалил?»
«Испугался проекта Дерницына:
Об общественной пользе поет,
А в душе – идеалы Плотицына!
Зазевайся -. . . . . . . .»
А затем неизвестность пошлейшая!
К сожаленью, беседа дальнейшая
Шла вполголоса… «Время на бал!»-
Уходя, незнакомец сказал.
К счастью, он вернулся снова,
На минуту сел,
Я поймать успел.
«Нужно выждать две недели,-
Савве он сказал.-
Нужно выждать: не созрели…»
И, допив бокал,
Вышел…
– —
Экс-писатель бледнолицый
Появился, Пьер Кульков;
Был он долго за границей
По комиссиям дельцов
И друзьям поклон собрата
Из Италии привез.
Вожделений плутократа,
Так сказать, апофеоз
Совмещал в себе фон Руге:
Ухватив громадный куш,
Он ушел – на светлом юге
Говорят ему витии,-
Не пугайся клеветы!
Предприимчивость России
На такие высоты
Ты вознес, что миллиарда
Увезенного не жаль!..»
Не без чувства и азарта,
Устремляя очи в даль,
Рассказал турист свиданье
С удалившимся дельцом;
Было общее молчанье,
Пел рассказчик соловьем:
«Я посетил отшельника Севильи,
На виллу Мирт хотелось мне взглянуть;
Пред ней поэт преклонится – в бессильи
Вообразить прекрасней что-нибудь!
Из мрамора каррарского колонны,
На потолках сибирский малахит,
И в воздухе висящие балконы,
И с одного – в Европе лучший вид!
Там он любил сидеть после обеда
И несколько тревожился лишь тем,
Что тот же вид доступен для соседа,-
Его девиз: я не делюсь ни с кем!
Он этим был глубоко опечален
И наконец соседа победил:
Настроил он искусственных развалин
И чудный вид соседу заградил!..
Весь под шатром навесов виноградных
Шел путь к нему извилистой тропой;
Не пожалев расходов беспощадных,
Он срыл сады – и сделал путь прямой!
Так он живет, так тратит он доходы,
Всем
